— Браты, не поминайте казака лихом! — выкрикнуло земляное чудище. — Постараюсь вернуться к полночи.

Внезапно налетел порыв ветра, раздув пламя под сырой кучей елового лапника. Повалил густой сизый дым. Однако, вопреки естеству природы, дым не улетал ввысь, а клубился вокруг серого чучела, закутывая его в кокон.

Земляное чудище змеёй выползло из окопа и растворилось в облаке плотного дыма. Край саней дёрнулся и скрылся в сизом мареве. Странный кокон из дыма медленно двинулся по ветру. Чучело по пояс высунулось из стелющегося над землёй колдовского тумана и поплыло к австрийским позициям.

Винтовочные выстрелы защёлкали чаще. Старая солдатская шинель задёргала плечами. Но чучело не остановилось, неудержимо пёрло вперёд.

Русские солдаты видели только удаляющуюся спину серого чучела. А вот австрияки зрели жуткую картину во всей красе. Сначала у призрака на белом лице вспыхнули огнём глаза— сын ведьмы на ходу вставил горящие угольки. Затем, чуть отдалившись от русских окопов, призрачная фигура ускорила ход и, как будто, на глазах прибавила в росте— сын ведьмы почти обнулил силу гравитации, и сани с чучелом воспарили над полосой дыма.

Выстрелы трещали по всей линии австрийских окопов. Чучело, буквально, танцевало под аккомпанемент барабанной музыки.

Однако когда сизый дым плотным клубком поднялся за спиной чучела, скрыв его спину от русских, настоящий ужас обуял австрияков. Ибо узрели они огромный оскаленный череп с горящими глазами— сын ведьмы не поскупился зашвырнуть вверх две горсти тлеющих головешек.

Хлопки выстрелы по частоте обогнали трель бешеного дятла! Пулемёты захлёбывались огнём. Свинцовый ливень бил в дьявольские горящие глаза, высекая алые искры. Череп скалился в презрительной усмешке. Маленькое чучело издевательски озорно плясало в зубастой пасти.

А тем временем, никем не замеченный земляной голем низенько парил в сторонке от дьявольского миража, прикрываясь сизыми клочками его призрачных одежд. Алексей целёхоньким достиг разбитого окопчика и спрятался в спасительной земной глубине.

Дымный мираж застыл в десятке метров от создателя. Чучело обрело вес и водрузило полозья саней в воронку от разрыва снаряда— пригодятся ещё саночки. Еловый лапник прогорел, прекратив генерировать дым. Алексей ослабил контроль гравитационного поля, и череп, скукожившись, воспарил серым облаком ввысь. Стойкое же чучело ещё продержалось какое — то время, пока шквал пуль не истрепал дырявую шинель в лохмотья, и шальная пуля не перебила опорную крестовину.

— Эх, срезали солдата! — горестно выкрикнул кто — то из русских.

— Как же там Алёша Попович? — раздалось в другой стороне окопа. — Дополз ли?

— Ваше благородие, а чучело — то чуть дальше от секретного окопчика легло, — намётанным глазом определил унтер — офицер.

— Ты прав, Берёзкин, — глядя в бинокль, нашёл приметный кустик поручик. — Будем теперь темноты ждать. Поползём казака выручать.

— Алёша Попович приказал не рыпаться, — вспомнил наказ от казака унтер. — До полуночи обождать надо, Ваше благородие.

— Кто здесь командир? — взыграла спесь у офицера.

— Вы, Ваше благородие, — пожал плечами нижний чин. — Только с дьявольскими силами вам без Ведьмина Сына не договориться. А ночка будет тёмной. До полуночи луна, точно, не выглянет. Жутковато во тьму ползти, как бы друг дружку не перестрелять.

— Не знаешь, Берёзкин, — у казака с собой в сумке гранаты были? — поостерёгся от несогласованной вылазки офицер. К словам бывалого подчинённого стоило прислушаться.

— Кобура с наганом на бедре у казака висела, фляжка ещё, помню, была, — почесал затылок опытный вояка. — Может, по нам и гранатой жахнуть. Впотьмах — то хрен его разберёшь, кто по земле шуршит.

— Обождём до полуночи, — успокоился молодой командир, но уже через минуту опять встрепенулся — А как, австрияки добивать наш дозор поползут?

— Не завидую я им, — надвинул на глаза козырёк фуражки бывалый солдат и откинулся спиной на стенку окопа, ждать было ещё долго.

— Ага, повезло нам с санитаром, — кивнул поручик и продолжил напряжённо всматриваться в окуляры бинокля. Не выползут ли супостаты, раньше времени, из нор? Да и Алексей, вдруг, сигнал какой подаст?

Берёзкин, присев на дно окопа, тихонько похрапывал, а поручик извёлся уж до ночи, всё терзал душу сомнениями.

Темнота добавила беспокойства.

— Просыпайся, Берёзкин! — растолкал поручик унтера с железными нервами. — Слышишь, стреляют?

— Ага, маузеровская винтовка гавкнула, — сразу по звуку определил оружие Берёзкин. — А вот и пистолет затявкал.

— Парабеллум, — узнал характерные хлопки офицер.

— Может и так, — сдвинул фуражку на затылок унтер — офицер. — Только вот нашей мосинки не слыхать, и наган молчит.

— Неужто, наших раненых добивают?! — сжал кулак поручик.

— Не — е — е, так не достреливают, — ухмыльнулся унтер, — так, заполошно, от чертей только отстреливаются. Слышь, Ваше благородие, австрияки ещё и благим матом по — своему орут.

— Нет в немецком языке мата, — поучил мужика жизни молодой офицер.

— Наверное, уж как — то придумали яркие выраженьица, когда с бесом ночью встретились, — зло рассмеявшись, заслушался дикими воплями довольный мужик. — Хоть и не разобрать поганых слов, но, по всему видать, бодренько наш казачок немчуру по полю гоняет.

— Надо на помощь спешить, — опять засуетился молодой командир. — Поднимай ребят!

— Казак сказал сидеть— вот и сидим на попе ровно, — даже не подумал трепыхаться обстрелянный унтер — офицер.

— Ну, до чего же ты чёрствая душа, Берёзкин.

— Потому и живу на войне долго, — важно провёл пальцами по густым усам бывалый воин.

Стрельба и дикие вопли скоро стихли, ночную тишь нарушали лишь трели беспечных сверчков.

— Гляди, Ваше благородие, кажись, ползёт кто?

— Ничего даже не слышно? — бесполезно поводив биноклем из стороны в сторону, попытался засечь хоть шуршание поручик.

— Вот то — то и странно, что неслышно, — почесал затылок унтер — офицер и сжалился над молодым офицером, указал пальцем направление. — Звука нет, а горбатая тень ползёт.

Темнота ночи скрадывала расстояние, но, показалось, что сгусток тьмы движется уже, буквально, в трёх десятках метров.

— К оружию, — шёпотом призвал к бдительности утомлённых ожиданием солдат поручик.

Не успели те продрать глаза и вскинуть на бруствер винтовки, как ночь внезапно прорезали скрежещущие звуки. Чёрная тень колыхнулась. Расплывчатая человеческая фигура встала в полный рост и совершила стремительный рывок вперёд.

И вот уже в окоп запрыгивает чёрная тень с косматой башкой. Следом со страшным скрежетом подлетают сани и застывают поперёк окопа.

Под мохнатой шевелюрой высокого чудища вспыхивают белки глаз. Тёмную маску разрезает белозубый оскал.

— Напугал, чертяка в папахе! — хватается за сердце поручик. Слишком быстро, как чёрт из табакерки, оказался в окопе казачок.

— Всё путём, — докладывает чёрный голем и, легко сняв сани с бруствера, опускает вдоль траншеи. — Двое тут у меня. Одному кисть руки оторвало, но ему товарищ вовремя жгут из ремня наложил— жить будет. А вот сам — то «санитар» крови много потерял. Осколки всю спину располосовали, еле выковырнул.

— Так ты что— прямо в воронке обоих оперировал?! — ужаснулся поручик.

— Не досуг ждать было. И так, еле в последний момент на помощь успел. Культю огнём прижёг— всего делов — то, а вот с осколками долго пошаманить пришлось, целый кисет железных гостинцев насобирал.

— Ну, ты, полевой шаман, даёшь?! — восторженно хлопнул целителя по спине Берёзкин и закашлялся.

От удара, весь тонкий слой бурой пыли взвился в воздух, словно унтер ударил со всего маха ладошкой по пыльному ковру. Пыльная пудра облетела даже с косматой папахи! Перед обомлевшими солдатами вновь предстал казачок в новенькой форме. При этом с кожи лица и рук бурый покров тоже слетел!

— Третьего разведчика спасти не смог, — как ни в чём не бывало, продолжил доклад санитар и, сняв папаху, перекрестился. — Некого уже спасать было— взрывом его разорвало.