— Благодарствуйте, Ваше благородие, — обалдел от такого искреннего внимания казак. — Господин полковник, так вы же ещё не старый. Может, после войны и у вас получится в путешествие по далёким странам отправиться?

— Эх, Алёша Попович, — рассмеялся предложению наивного юноши ветеран. — Видно, моя война не скоро закончится… Хотя, скоро весь мир в огне заполыхает, и если за Отечество придётся в Америке повоевать?.. То тогда, может быть, и доведётся мечту осуществить.

— Лучше мы немцев на границе империи разобьём, — сурово сдвинул брови молодой богатырь.

— Ну, с такими героями это раз плюнуть, — легонько хлопнул казака по плечу полковник и грустно вздохнул: — Однако врагов у Руси не счесть — и на твой век, парень, ещё хватит. Ты только раньше времени помирать не спеши, соблюдай субординацию — многие раньше тебя в очереди стоят, но зря смерть за саван не дёргают. Вот и ты юношеский пыл поумерь — то, не считай за грех, старушке с косой поклониться, — глядишь, и просвистит острая коса над твоей буйной головушкой.

Пацан пропустил ворчание сорокалетнего «старика» мимо ушей. Алексей, хоть и вырос телом поболе многих мужиков, но жизненного опыта имел лишь на свои четырнадцать, с хвостиком, годков. Правда, этот «хвостик» по накалу событий уже перевешивал безмятежно прожитые в казачьей станице годы, но ещё полностью не переменил мальчишеского мировоззрения. Алексей в последнее время не стремился к славным подвигам — несправедливость жестокой войны охладила пыл юного вояки. Он даже стал побаиваться своих порывов к безудержной мести. Казалось, в эти моменты в душе просыпался дремлющий демон. Ярость безмерно увеличивала колдовскую силу, но стремление сеять смерть пугало. Становиться адептом жестокого культа смерти казак не собирался, поэтому сознательно ушёл в медицину. Тут тоже есть, где Силу приложить, только во благо людям, а не во зло. Всё же сказывалось воспитание крёстного отца, Матвея Ермолаева, сумел священник заложить крепкий фундамент храма человеческой души. Здание строил уже сам Алексей, может и кривовато пока выходило, но прочная основа не давала завалиться возводимым стенам.

Начальство пожало казаку руку, ободряюще похлопало ещё по плечу и толпою направилось на вершину холма, вручать награды артиллеристам. Алексей вернулся в «пещеру отшельника» и с интересом принялся рассматривать красочные иллюстрации в подаренных книгах. Половины томов он ещё не читал. Но предвкушение счастливого времяпровождения прервал грохот взрывов. Санитар любовно погладил красочные обложки книг и аккуратно поставил ценные фолианты на полку библиотечной этажерки. Пока было не до развлечений, работа ждала.

Однако шли минуты, а топота ног за дверью что — то не слышно? Канонада не стихала, стены пещеры нервно вздрагивали после каждого взрыва. Но раненых в медпункт так и не приносили. Алексей вышел наружу. Вершина холма окуталась серым облаком пыли, кое — где появились чёрные клубы дыма от горящих блиндажей. Разрывы снарядов шли размеренно, словно хронометром отмеренные.

Алексей не стал возвращаться в медпункт за шинелью — ветра сегодня не было, да и мороза особо тоже, — в белом халате побежал по узенькой тропке на вершину холма. По пути, на обратном скате косогора, встретил вжавшихся в снег санитаров, лезть за ранеными на батарею под градом вражеских снарядов никто из мужиков не собирался. Однако четырнадцатилетнего пацана смерть не страшила. Алексей кинул презрительный взгляд на осторожных санитаров, вздрагивающих при каждом взрыве, и храбро бросился в жаркое пекло. Яростный берсерк вновь проснулся в душе. Только вот мальчишка считал, что контролирует зверя. Ведь под взрывы он бежал не чужие жизни губить, а русских солдат спасать. Алексей видел полёты снарядов, как мелькание трассирующих пуль. Немецкие орудия били издалека, снаряды падали уже на излёте.

Алексей, буквально, перескакивал из одной воронки в другую, вовремя укрываясь от близких разрывов. Глазами выискивал раненых, а колдовским зрением следил за полётом снарядов, но всё равно главного торопыга не заметил — притаившейся смерти. Коварная старуха раскочегарила адскую топку в разрушенном взрывом блиндаже, и, когда самонадеянный юнец выпорхнул из очередной воронки, жахнула подожжённой укладкой снарядов.

Мощная взрывная волна подхватила невесомое тело Алексея, сметая с гребня холма. Острые щепки от брёвен и снарядных ящиков жадно вонзились в спину казака. Резкая боль парализовала разум, естественная сила гравитации обрела власть над кувыркающимся в воздухе телом. Алексей сильно ударился грудью о скат холма и, взрыхляя глубокий снег, заскользил вниз по склону. Вместе с выбитым из лёгких воздухом, вышибло из головы и сознание. Шипящий мрак вполз в мозг.

Окровавленное тело казака скатилось прямо в руки к залёгшим на склоне холма санитарам. Мужикам и ползти за первым раненым не пришлось, сам тёпленьким прикатил. Глянули они на пробитый деревянной щепой халат, красный от крови, и решили вовсе спину казаку не перебинтовывать, а то, как бы ещё хуже ему не сделать. Осторожно донесли до саней, уложили в сено, им же укрыли, приказав вознице гнать во всю прыть в лазарет.

Фрол сразу признал казачка, горько вздохнул и поспешил в посёлок.

— Эвон, как тебя, паря, зацепило — то. Видать, и ты, чёрт казацкий, не бессмертен.

Алексей не слышал слов возницы. Он бесчувственным деревянным истуканом плыл по чёрной реке. В начале пути тело больно ударялось о камни на мелководье (сани потряхивало на колдобинах), поэтому шаман отстранился от всех чувств, превратившись в сучковатое дерево, сброшенное ураганом со скалы в бурный водный поток. Когда сани выкатились на наезженную колею, течение чёрной реки стало плавным, укачивающим — Алексей забылся странным сном. Его разбудил яркий луч солнца, больно кольнувший глаз. Но шаман не сразу трансформировался из дерева в живую плоть. За время его неспешного пробуждения, одеревеневшее тело занесли в подвал и уложили на каменный пол, рядом с застывшими уже навсегда трупами солдат.

Сознание возвращалось медленно. Вместе с чувствами пришла обжёгшая спину боль. Ушло ещё время, пока Алексей смог отделить чувствительность тела от холодного отстранённого разума и проанализировать ситуацию. Память подсказала последние события. Глаза казака были закрыты, но сын ведьмы ведь мог видеть мир и колдовским зрением. Теперь он вспоминал, что записало его странное подсознание.

Казака привёз на санях прямо к избе лазарета знакомый возница, Фрол. С крыльца навстречу сбежал фельдшер Печкин, мельком взглянул на застывшую кровь на разодранном, утыканном острой щепой санитарном халате, безуспешно попытался нащупать пульс на одеревеневшем запястье; присев на корточки, с трудом отодвинул пальцами веко раненому и заглянул в чёрный расширенный зрачок. Не увидев реакции на свет, закрыл безжизненный глаз казака и ладошкой смахнул нерастаявшие снежинки с бледного холодного лица.

— Опоздал ты, Фрол. Отдал твой казачок богу душу. Добрый был хлопчик. Ну, пусть земля ему будет пухом. — Печкин снял белую шапочку и перекрестился. — Кликни санитара и тащи тело в погреб, опосля хоронить станем. Сильно на передовой сегодня громыхает, много ещё работы нам привалит. Немцы как сбесились. Доктор почти с утра из операционной не вылазит. Не всех Роман Васильевич с того света вытащить сможет, похоронной команде тоже попотеть придётся изрядно, мёрзлую землю в пух превращая.

— Добрый был казачок, — тоже снял шапку и перекрестился Фрол. — Только сомневаюсь я, что наш бог душу басурманскую в свои хоромы впустит. Казацкого чёрта пули не брали, лишь деревянными кольями враги сгубить сумели. Вот судьба — сам из мёртвых солдат поднимал, а так глупо сгинул — от острой щепы под лопатку. Второго такого чудотворца у нас в полку не сыскать — некому полевого шамана оживить.

— Ой, старый, хватит чужие сплетни пересказывать, — отмахнулся от ворчания пожилого служивого фельдшер. — Не теряй зря время. Тащи тело в морг, и гони сани назад на батарею. Да смотри там: в первую очередь раненых офицеров вывози. С утра целая делегация к артиллеристам направилась. Наверняка, зацепило кого — то.