— И-и-и-вэй! — разнесся над степью задорный клич. — Э-э-э-у-ха!

Из-за невысокого холма вылетел человек на лошади, несущейся в бешеном галопе к утоптанному тракту. Позади послышался дробный перестук копыт — двое преследователей стремительно догоняли убегающего, но все еще отставали на добрую сотню шагов.

Из травы, громко голося и шумно хлопая крыльями, вспорхнула встревоженная стайка пичуг, из-под куста выскочил испуганный заяц и метнулся прочь, спасая свою серую шкурку от возможной опасности.

Но всадникам не было дела до степной живности. Их полностью захлестнул азарт непрекращающейся погони. Мчавшийся первым оглянулся на всем скаку, нимало не заботясь о том, чтобы следить за дорогой, и полностью доверившись чутью животного. Ветер донес до остальных его радостный смех:

— Не догоните! Не сможете, и-и-и-у-у-вэй!

Красивая серая в яблоках кобыла перемахнула коварную расселину в земле так легко, будто летела на крыльях. Степной ветер со свистом подхватывал светлые волосы всадника, льнул к телу, забираясь под тонкий хлопок рубашки, прохладным дыханием касался разгоряченного лица. Мгновение — и буйное разнотравье под лошадиными копытами сменилось гладкой бежевой лентой наезженной дороги. Наездник расслабленно откинулся назад, сдерживая неистовый бег лошади, постепенно переводя её на неторопливую рысь.

— Ты безумна! Совершенно безумна! — донеслось сзади.

— Не более, чем вы оба. Просто я легче, и Крисги отлично чувствует землю под ногами.

— Если свернешь себе шею, отец меня убьет!

— Не сверну, — беспечно пожала плечами девчонка, поджидая отставших друзей. — Вряд ли моя смерть будет такой скучной.

— Йорунн! — в голосе старшего из троицы, парня, на вид едва перемахнувшего семнадцатую весну, послышалась угроза. — Еще одна такая выходка — и вернемся домой без разговоров.

Но его спутницу, в крови которой еще бурлил азарт погони, ничуть не проняли ни суровый тон, ни грозный вид друга.

— Сначала поймай, — рассмеялась она. — Иначе как возвращать будешь?

— Надо будет — поймаю, — пообещал парень, недобро сощурив глаза.

— Глядите! — голос третьего отвлек спутников от пререканий. — Мы уже близко. Если поторопимся, до вечера успеем.

Воодушевленная троица направила лошадей к показавшейся из-за очередного холма роще. Заходящее солнце золотило ажурную кромку деревьев, под которой уже расползалась синеватая вечерняя дымка. Чем ближе подъезжали всадники, тем яснее они видели высокие белые стволы, подпирающие полог из густых, сплетающихся ветвями крон. Уставших путников, измученных долгой дорогой под палящими лучами степного солнца, манила густая тень и влажная прохлада леса.

Когда-то давно, во времена, о которых сохранились лишь немногочисленные легенды, здесь находилось святилище. Теперь же о почитаемом в древности месте напоминали каменные истуканы, наполовину вросшие в землю.

Время не пощадило огромные фигуры, стоящие по обе стороны от тонкой тропинки, ведущей в рощу. У изваяний давно уже не было лиц. Ветер, морозы и солнце стерли следы мастерства неизвестных скульпторов — и вместо грозных идолов путников встречали каменные глыбы, лишь очертаниями напоминающие людей со сложенными на животах руками.

К удивлению друзей, кое-какие детали оказались не по зубам ни стихиям, ни минувшим столетиям. То здесь, то там на изваяниях угадывались остатки орнаментов, выбитых в камне украшений или оружия. Впрочем, глаза фигур давно уже опустели, и разглядывать редких путников им было нечем.

Народ Великой Степи не знал, кто и когда поставил этих стражей у дороги, не знали об этом и люди побережья, что жили на юго-востоке. Но и те и другие относились к древним идолам с уважением и почтением, как к старикам или гостям из далеких краев.

Когда всадники достигли рощи, солнце уже закатилось за горизонт, весеннюю степь укрыли сумерки. Погасли освещенные последними косыми лучами алые маки, поблекли сиреневые и белые россыпи гвоздик, закрылись до утра золотые солнцелисты. Степь сонно вздохнула, наполняя воздух пряным запахом полыни, нагретой пыли и свежих трав.

Дорога нырнула в овраг, изогнулась, цепляясь за крутые склоны, и уперлась в маленькую круглую поляну. Ветви деревьев смыкались вверху, через ажурный лиственный полог проглядывали первые звезды. На прогалине всадники спешились, привязали коней и стали готовиться к ночлегу, когда старший резко выпрямился и выхватил свой кинжал. Двое других мгновенно подняли луки и развернулись вслед за товарищем, стараясь понять, что его так напугало.

На краю поляны, опираясь спиной о ствол дерева, стоял человек в плаще и внимательно рассматривал троицу. Его фигура была расслаблена, но в воздухе повисло ощутимое давление от пристального взгляда. Наконец чужак поднял раскрытую ладонь вверх в приветственном жесте, и сгустившееся напряжение развеялось, словно дым от костра.

— Доброго вечера, путники. Я не желаю вам зла, опустите свое оружие.

Троица на мгновенье замешкалась, потом старший убрал кинжал в ножны и поклонился в ответном приветствии.

— И тебе доброго вечера, странник, — заговорил старший. — Мы тоже не желаем тебе зла. Если хочешь, раздели с нами этот вечер. Это место — приют для всех, кому нужен отдых. Меня зовут Эйдан, это мои спутники — Лид и его сестра Йорунн. Мы из Витахольма.

— Приветствую тебя, Эйдан, тебя, Лид, и тебя, Йорунн. Мое имя Териарх, я родом из Дуны, — человек склонил голову и прижал руку к сердцу. — Это маленький город в многих-многих днях пути отсюда. Сейчас я возвращаюсь домой после долгого путешествия и не откажусь от доброго разговора и спокойного ночлега, — Териарх еще раз поклонился.

— У него странные глаза, — шепнула Йорунн брату, — как будто насквозь видит.

Лид слегка пожал плечами, мол, не стоит лезть в душу незнакомцу. Териарх ненадолго скрылся за деревьями и вернулся на поляну, неся с собой походную котомку и что-то длинное и широкое, обёрнутое темной тканью. Быстрыми и уверенными движениями он высек огонь, и внутри каменного круга посреди поляны расцвел пламенный цветок. Его жаркие лепестки осветили природный шатер, сразу стало уютнее. Териарх закрепил над костром небольшой котелок и оставил его нагреваться, а сам тем временем извлек из сумки нехитрую снедь, напевая себе под нос.

Эйдан расседлывал лошадей, Лид и Йорунн развернули на земле дорожные одеяла, готовясь ко сну. То и дело все трое поглядывали на странного путешественника.

Одет он был необычно для этих мест: под плащом — тонкая хлопковая рубашка, на запястьях широкие браслеты из грубой кожи, украшенные сложным цветочным рисунком. На ногах невысокие сапоги хорошей выделки, уже порядком потрепанные. Вокруг талии чужака кольцами обвился широкий тканый пояс, голова тоже была покрыта тканью так, что полностью скрывала волосы, только скрученные жгуты пересекались надо лбом чужестранца. Ни оружия, ни даже кольчуги или кожаного панциря у него не было. Только травы, в которых Териарх явно разбирался лучше всех собравшихся.

Из объемной котомки один за другим появились маленькие мешочки с чем-то ароматным. Териарх достал из каждого щепотку листьев или несколько ягод и отправлял в закипающий на костре котелок. Над поляной поплыл нежный, чуть сладковатый запах с незнакомыми острыми нотками.

Почистив и стреножив лошадей, троица друзей присоединилась к Териарху из Дуны, с довольным видом вдыхающему клубящийся над котелком пар, у костра.

— Я долгое время провел на юге, — заговорил Териарх, — так далеко от родного города, что мало кто поверит в мои рассказы о чудесах, которым я стал свидетелем. Там люди живут по-другому: не только одежда и речь отличает их от нас, вся их жизнь, обычаи и традиции совершенно не похожи на наши северные. Даже еду они готовят не так, как мы. В тех краях много солнца, песка, голых безжизненных скал, и капля воды ценнее золота. Там я научился беречь каждый глоток живительной влаги, там же перенял привычку готовить чай из трав и специй, способный согреть в холодную ночь и утолить жажду в жаркий полдень.