Через десять минут все трое спустились к лошадям, еще через пять — правитель в сопровождении отряда охраны вылетел из ворот замка, а затем и из города. Перед всадниками в черном, что мчались по дороге, казалось, расступился даже утренний туман, окутавший долину.

Отряд несся по тракту без отдыха до самого обеда. Йорунн, привыкшая с детства к седлу, держалась со всеми наравне. Затем, после короткого привала, всадники свернули с основной дороги на восток, явно забирая в сторону холмов. Теперь передвигались медленнее, берегли лошадей, но привалов не делали до самого вечера. В небе зажглись россыпи звезд, а Йорунн поняла, что теряет силы, сказалась бессонная ночь. Когда Хальвард подал сигнал к отдыху, она почувствовала, как сильно все тело занемело и устало. Ступив на землю после дня выматывающей скачки, она пошатнулась. Кто-то из воинов подхватил ее под локоть, помогая устоять, но в сумерках она даже не разглядела, кто. Затем был быстрый ужин, короткий сон, всего несколько часов, и среди ночи отряд снова продолжил путь. Теперь поднимались в горы, в темноте было видно лишь на несколько шагов вперед, но Хальвард двигался уверенно, задавая темп всей колонне. К рассвету они поднялись в седловину между двумя заснеженными вершинами, затем был спуск, снова подъем, и снова и снова. К обеду выбрались на последний перевал, и Йорунн обомлела. По крутому откосу шла дорога к побережью, а дальше насколько хватало глаз, лежало море. Отряд спешил к узкой полоске ровной земли, омываемой прибоем.

Когда вершины за спиной поглотили солнце, навстречу вылетел одинокий всадник. Рассмотрев, кто спешит ему навстречу, он остановил коня, спешился и преклонил колено.

— Мой повелитель, я везу вам срочную весть, — посланец протянул Хальварду короткую записку и повинуясь жесту правителя, вновь поднялся в седло и присоединился к отряду. Хальвард пробежал глазами послание, передал Ульфу и коротко приказал:

— Мы должны быть на месте до вечера.

И снова бешеная скачка без отдыха и перерывов. К закату они влетели в небольшую деревню на самом берегу. Несколько десятков некогда крепких домов рассыпались по небольшому относительно ровному кусочку земли. Вдоль воды были выстроены причалы, на волнах покачивались лодки: маленькие рыбацкие и побольше, узкие, маневренные, с высокими загнутыми носами и крутыми бортами.

Однако сейчас воздух был пропитан гарью и наполнен едким, противным запахом беды. Обгорелые силуэты домов обломанными зубами вгрызлись в вечернее небо. Везде были видны следы недавнего боя, валялись стрелы, оброненное оружие, на земле темнели пятна засохшей крови. Встречные люди испуганно шарахались в стороны, многие из них были ранены или обожжены, между домами сновали солдаты, спасая то, что еще можно спасти.

Чуть выше, на склоне, смутно белели временные палатки, скорее всего там разместили тех, кто лишился крова и нуждался в помощи. Посланец уверенно провел отряд между обугленных развалин к главной площади, в центре которой на земле сидели связанные люди. Рядом с ними стояла стража в черном и синем.

Хальвард осадил коня и замер на фоне вечереющего неба, словно изваяние из мрака. Глаза его наполнились острыми злыми искорками.

43. На побережье

— Мой повелитель, — навстречу вышел седой крепкий воин, без шлема и плаща, на лице следы копоти, одежда прожжена в нескольких местах. — Тут все, кто смог уцелеть в схватке.

— Какие у вас потери?

— Не больше десяти моих людей, двое ранены, но выживут. Среди местных гораздо хуже. Нападение было ночью, многие сгорели заживо или задохнулись. Тех, кто выбрался из домов, убивали без разбору. Почти половина жителей деревни мертва, невредимых практически нет.

— Женщины и старики? — от того, каким ровным голосом спрашивал правитель, у Йорунн все внутри оборвалось.

— Некоторые спаслись, успели спрятаться в подвалах, мы расчищаем завалы до сих пор, ищем уцелевших, — лицо воина исказила гримаса боли. — Мои люди еще там. И еще нападающие согнали отдельно детей, связали, но не тронули. Мы отпустили малышей к семьям, как только нашли.

— Сколько всего раненых?

— Около полусотни, два десятка тяжело, нам не хватает лекарей. Боюсь, что у многих местных слишком сильные ожоги, им не выжить.

— Со мной прибыло двое опытных целителей, пусть немедленно отправятся к тем, кому нужна помощь. Я присоединюсь немного позже.

— Милорд, — старик почтительно склонил голову.

Хальвард мазнул взглядом по пленникам.

— Кто руководил нападением? Вы взяли его живым?

— Вон тот, — воин указал на одного из связанных.

Грязный, в порванной одежде, волосы забиты грязью, борода, заплетенная в две косы, перемазана гарью, глаза мутного серо-коричневого цвета. Человек хмуро смотрел на них из-под полуопущенных век, и на лице его читалось больше презрения, чем страха.

— Приведите и можете быть свободны. И возьмите моих людей, пусть помогут вам на завалах.

Отряд спешился, коней увели. Рядом с правителем остался Ульф, двое из охраны и Йорунн. Помня утренний приказ, она стала чуть в стороне, не снимая капюшон. Тем временем один из солдат подвел к ним главаря. Тот был ранен и тяжело опирался на одну ногу, но не преклонил колено перед правителем Недоре и Миаты. Хальвард окинул незнакомца внимательным взглядом. Йорунн видела правителя в пол-оборота, лицо его было бесстрастным, но в глазах тлел недобрый огонь.

— Ты знаешь, кто перед тобой? — первым нарушил молчание Хальвард. Пленник лишь скривился и сплюнул перед собой на землю. — Хорошо, так будет проще. Мне нужны ответы. От того, насколько честными и точными они будут, зависит твоя дальнейшая судьба и судьба твоих людей.

— Не угрожай мне, черный. Я не боюсь ни смерти, ни боли.

— Рад это слышать. Но я не угрожал тебе, лишь предупредил. Как твое имя?

— Что за интерес тебе в нем? Зови, как хочешь. Мои люди зовут меня Эйриком Паленым.

— Тогда слушай меня, Эйрик, — Хальвард неторопливо снял с правой руки черную перчатку. Между его пальцев тут же зазмеились полупрозрачные черные ниточки. — Я могу задавать тебе вопросы долго, очень долго, а ты можешь молчать. Однако скоро молчать тебе станет крайне неприятно, даже мучительно. Говоришь, ты не боишься смерти? Это ложь. Всякое живое существо ее боится. И боль бывает разной. Бывает честная боль от меча или стрелы, бывает боль души, выматывающая и долгая. А бывает боль безнадежности, когда ты молишь лишь о том, чтобы оказаться подальше и снова вдохнуть полной грудью. Но я не получаю удовольствия от вида страданий живого существа, каким бы чудовищем оно ни было. Поэтому предлагаю тебе хорошо подумать, так нам всем будет легче. Итак, кто послал вас в это селение?

Но Эйрик лишь гадко рассмеялся.

— Что, руки марать не хочешь, хлыщ столичный? В благородного хочется поиграть? Ну-ну, поиграем. А может, у тебя силенок не хватит заставить меня говорить? Может мне еще и покаяться и присягнуть тебе в верности? Или молить о прощении? Пусть твой верный пёс отрубит мне голову, чего уж тянуть? — и он склонился в издевательском поклоне перед Ульфом. — Ну же, ваша милость, окажите бедному разбойнику высокую честь.

Ульф смерил человека перед собой оценивающим взглядом, но ответил абсолютно спокойно:

— Как оказать честь человеку, у которого самого чести нет? Мой меч не для таких, как ты, убийца стариков и женщин. Но я с удовольствием посмотрю на то, как ты будешь болтаться в петле, когда мой господин закончит с тобой. Если останется, чему болтаться.

— Ты просто трусливая псина, цепная псина! — в хриплом голосе Эйрика слышалось презрение.

— Пес лучше стервятника, — пожал плечами Ульф. — Мой повелитель задал тебе вопрос, отвечай!

— Ты видел нечто подобное раньше? — Хальвард повернул ладонь кверху, и черные ниточки послушно сплелись в крохотную змейку. Секунду помедлив, змейка обрела плоть и вес, скользнула с руки на землю и, плавно изгибаясь, устремилась к пленнику. Как только она коснулась ноги человека, тот внезапно побелел как полотно и сцепил зубы, силясь сдержать стон. Хальвард продолжил. — Вряд ли. Те, кто знаком с ней, обычно долго не живут. Это милое существо может медленно прожигать твою плоть до самых костей. Она будет питаться твоим страхом, становясь все больше и сильнее, пока не поглотит тебя целиком. Смотри, ты ей понравился.