— Отчасти по его вине я потеряла свой дом и все, что было мне дорого. А теперь он предлагает мне помощь, которую я не хочу принимать. Одна половина моей души требует мести, другая же — стремиться выжить любой ценой. Если я выберу жизнь, то должна буду простить все зло, причиненное мне, и довериться человеку, который был моим врагом.

— Иногда прощение — тяжелейшая работа из всех, что нам под силу выполнить. Но ненависть подобна грузу камней, который мы несем на спине всю свою жизнь. Из ненависти никогда не прорастает ничего хорошего. Прощение и доверие, наоборот, способны сотворить чудо и воскресить из пепла.

— Но как заставить себя идти вперед, забыв о прошлом?

— Заставить — никак, — согласно кивнула настоятельница. — Но не забывай, что всякая вещь имеет не менее двух ликов. Можем ли мы быть абсолютно уверены, что все наши убеждения истинны? Иногда тот, кто стоит в стороне, видит картину мира более полной, нежели мы.

— Вы думаете, что у жестокости может быть оправдание?

— Я думаю, что может быть причина. Или неизбежность, которую нам остается только принять.

— Там, где я родилась, жизнь была проще, — вздохнула Йорунн. — А теперь все стало таким запутанным… Не хочу предавать свои принципы, но слишком много сомнений в моих мыслях сейчас.

— Сомнения — это хорошо, — одобрила настоятельница. — Преврати их в вопросы и внимательно выслушай ответы. Не спеши судить себя или кого-либо еще. У поступков должны быть мотивы, да и негоже человеку бежать от правды, скрываясь в иллюзиях собственных идей.

— Ответы изменят меня. Боюсь, эти изменения приведут к еще большим потерям.

Йорунн надолго замолчала, рассматривая огонь в руках Разрушительницы.

— Позвольте мне приходить сюда иногда, — внезапно попросила она. — Я могу помогать вам в саду или выполнять любую другую работу.

— Приходи в любое время, — не стала отказывать настоятельница. — При святилище всегда есть чем заняться, ты можешь помогать сестрам обители, если умеешь ухаживать за больными. И сможешь уединяться здесь всякий раз, как захочешь подумать в тишине. Может статься, Семиликая даст тебе совет или успокоит твою душу.

— Приду, — согласилась Йорунн. — Я не великий целитель, но меня учили обрабатывать раны, думаю, что смогу быть полезной. Спасибо вам.

— Не за что, дитя. И помни, если решишься поговорить, я всегда выслушаю, и все, что ты скажешь в этих священных стенах, останется между тобой, мной и нашей богиней.

В обед Кая передала Йорунн коротенькую записку от правителя, в которой он просил прийти к пятому удару колокола на террасу у водопада. Йорунн сразу занервничала, но уклоняться от встречи не стала.

Сгущались сумерки, хотя небо на западе оставалось светлым и ясным. Йорунн брела по аллеям в неровном свете фонарей, а впереди нарастал шум бурного потока. Там на площадке стоял Хальвард, и фигура его была похожа на высеченную из мрака. Он услышал шаги и повернулся, приветствуя.

— Этот водопад называется Хеакк-Нуанн, бегущий снег, в переводе на всеобщий. Воды его особенно красивы весной, когда снега в горах начинают таять. К лету он потеряет часть своей силы и очарования, к осени станет тихим и спокойным, но к зиме вновь превратится в сияющий льдинками и прозрачными струями бурный поток. Ничто не может оставаться неизменным, даже сила горной реки. Трудно представить, какими тонкими станут струи Хеакк-Нуанн к концу лета, когда смотришь на его мощь весной. И все же, именно это непостоянство делает его еще прекраснее, — правитель сумеречных земель замолчал, а затем неожиданно продолжил. — Как тебе мой город? Уже немного освоилась?

Йорунн кивнула. Правитель жестом пригласил ее на скамейку у обрыва и сам сел рядом, глядя задумчиво на сцепленные пальцы рук.

— Я думаю, что нам надо поговорить. Особенно теперь, когда половина твоих страхов прошла, а вторая половина наполнилась новыми силами. Мне редко когда приходится уговаривать людей выслушать меня, но в данном случае я чувствую свою вину за произошедшее. Наверное, я совершил ошибку, когда много лет назад отказался от поисков ученика, оставив это на волю судьбы. Возможно, если бы мы встретились раньше, то многих печалей удалось бы избежать. А может, итог бы остался неизменным и все повторилось бы, — он замолчал, и в вечерней тишине слышно было лишь гомон водопада. — Я не могу исправить прошлого, будущее скрыто от меня, все, что мне под силу — это пытаться изменить настоящее. А потому я хочу ответить на все вопросы, которые ты не решалась задать более никому.

Внезапно Йорунн почувствовала, как во ней закипает гнев. Ярость и злость, обида и негодование оттого, что ее жизнь оказалась разрушенной по прихоти неизвестных сил. Она потеряла всё, что было ей дорого, лишь из-за того, что когда-то кто-то принял неверное решение? Девушка резко вскочила на ноги и процедила сквозь зубы:

— Ах, теперь вы ответите на мои вопросы? Ответите без лжи, уловок и недомолвок? Так скажите, зачем было рушить мой мир, убивать мой народ, сжигать душу заживо и требовать невыполнимых клятв и жестоких решений? Разве все эти жизни — лишь игрушки в ваших руках? Кто дал вам право так поступать? Зачем это было нужно? Ради этой побрякушки? — она вцепилась пальцами в браслет на запястье. — Неужели тьма уже уничтожила в вас всё живое и светлое, что должно быть в душе человека? — ядовитые слова слетали с губ, не желая заканчиваться.

А потом внезапно нахлынул страх, животный страх за свою жизнь. Ведь Йорунн кричала в лицо человеку, который мог убить ее одним движением руки. Из глаз ее текли злые слезы, ноги задрожали и она без сил опустилась на скамью, размазывая соленые капли по щекам. Однако Хальвард остался бесстрастен, лицо его не выражало ни гнева, ни раздражения. Когда он заговорил, голос его был ровным и спокойным.

— Отвечу без лжи, если захочешь что-то уточнить — спрашивай. Мне жаль, что твой мир оказался разрушенным, жаль, что страна пала. Однако ни я, ни мои люди не имеем к этому отношения. Ваши земли давно были бельмом на глазу империи, так как не давали императору Сабиру заключить союз с Талгатом. Вы имели удобный выход к морю, ваши степи были обильны травами и чистой водой. Решение об атаке принимал не я, а император. Недоре и Миата лежат в стороне от Великой Степи, а выход к морю нам дают Зеленые острова. Для меня война за ваши земли была бы ненужной тратой сил и людей, потому я отказался поддерживать вторжение. Однако, за несколько дней до начала атаки я почувствовал, что тебе грозит смерть, и немедленно выехал вслед за войском, собрав лишь два десятка верных мне людей. До самого конца мое присутствие было скрыто и от вас, и от войск императора, а для Талгата вообще стало неприятным открытием в день коронации. Пусть на моей совести много тяжелых поступков, Йорунн, — впервые за долгое время он назвал ее по имени, — но на моих руках нет крови твоего народа.

— Разве вы не подчиняетесь императору?

— Лишь формально. Между нами нет войны, но все, кто не ослеп окончательно, видят, что союз наш не скреплен ничем: ни клятвами верности, ни почтением, ни преданностью. Недоре — вассальное герцогство империи, но лишь согласно клятве, что дал один мой предок многие столетия назад. И видят боги, условия этой клятвы были выполнены тысячекратно. Император понимает это так же хорошо, как и я. Йорунн, ты должна понимать, что я не единственный маг в этом мире, хоть нас и немного. Император Сабир повелевает иными силами, и силы эти велики. Мне досталась власть над Огнем и его противоположностью — Тьмой. Сабир же управляет стихиями, черпая мощь самой природы. Он опасный противник для меня, как и я для него. Потому и нет между нами открытого противостояния, ни один из нас не уверен в своей победе. Однако твое появление может изменить это хрупкое равновесие. Сабир молод, амбициозен, очень неглуп, но жесток. Если я не получу ученика, то с моей смертью магия Тьмы рассеется и противостоять императору будет некому. Не знаю, связана ли атака на твои земли с тем, что Сабир понял, какую ценность ты представляешь, или это было трагическим совпадением интересов политики и магии. В любом случае, я опасаюсь за твою жизнь и не смогу тебя защитить другим способом, кроме как научив всему, что знаю сам. Если ты откажешься, то, возможно, о тебе забудут, а я со временем найду другого преемника. Впрочем, возможно, и это более вероятно, император рано или поздно узнает, что ты жива, и решит не оставлять все на произвол судьбы, как это сделал я, а закончит то, что начал Талгат.