— Отлично, — кивнула она, ее взгляд был холодным и оценивающим, словно она взвешивала не только мои слова, но и скрытые за ними намерения. — Лоэн в своих донесениях особенно отмечал необычайную слаженность действий подразделений в решающий момент. Твои коррекции оказались, судя по всему, весьма эффективны. На грани того, что дозволено нашим соглашением.

Я сделал небольшую, намеренную паузу, давая ей закончить и подбирая следующие слова с особой тщательностью.

— Эффективность армии — наша общая цель, — ответил я уклончиво. — И, если позволите, ваше высочество… Приношу свои соболезнования в связи с гибелью вашего брата, принца Гепарита. Его смерть на передовой стала неожиданной и большой потерей для армии.

Юлианна усмехнулась. Не коротким, сдержанным смешком, а полнокровной, почти веселой, беззвучной усмешкой, от которой ее глаза сузились. В них не было ни капли печали, горя или даже формальной скорби, лишь холодное, циничное удовольствие, как если бы она услышала изысканную чёрную шутку.

— Мои искренние благодарности за твои соболезнования, Лейран, — проговорила она, все еще улыбаясь, и ее голос звучал сладко, как мед, смешанный с ядом. — Это очень… трогательно с твоей стороны. Хорошо, что эта потеря пошла на пользу общему делу. Иногда мертвый герой на поле боя куда ценнее живого, но неудачливого командующего.

Глядя на ее безупречное лицо, я снова вспомнил ту загадку, что не давала мне покоя с момента осознания ее сущности, как Чужака.

Она была посланницей высшего мира, одной из тех, кто курирует эту планету. Но все доказательства, вся ее документальная история с самого рождения, ее кровные родственные связи — все кричало о том, что она — плоть от плоти этого мира, дочь короля, ни меньше, но и не больше.

Как такое возможно, какая алхимия души или технологии могли создать подобный парадокс, я до сих пор не понимал. И ее сегодняшняя, откровенно циничная реакция на смерть собственного брата лишь подчеркивала и без того огромную пропасть между ее сутью и ее ролью.

В голове вдруг всплыли воспоминания о том, что рассказывал мне Дарган в день моего пробуждения и что я сам узнал после.

Изначальный, логичный и совершенно предсказуемый план короля Яркой Звезды был прост и прямолинеен. Очнусь я — и меня тут же, не мешкая, изолируют в самом надежном подземном комплексе, обезвредят всеми доступными средствами и будут держать там, методично выжимая знания и секреты под прицелом лучших мастеров, ученых и психологов королевства.

Я был оружием массового поражения, опасным и непредсказуемым артефактом, случайно оказавшимся в чужих руках, и со мной собирались обращаться соответственно — как с неразорвавшейся бомбой, которую нужно разрядить и изучить.

Но за те четыре года, что я провел в коконе, полностью отрезанный от внешнего мира, сам этот мир изменился до неузнаваемости, перевернув с ног на голову все их тщательные планы.

Те самые «Бунты Потока» оказались симптомом глубокого, системного кризиса. Экономика, веками основанная на труде миллионов обычных, лишенных Потока людей, рухнула в одночасье, когда эти самые люди внезапно обрели силу и перестали соглашаться на старые, унизительные условия и грошовые оплаты.

А давать им реальную политическую и экономическую власть? Старая, укоренившаяся аристократическая элита на это никогда бы не пошла, видя в этом прямой путь к своему свержению.

И тогда правительства крупнейших держав, вроде Яркой и Холодной Звезды, почти синхронно нашли гениальное в своем цинизме решение. Война. Всеобщая, тотальная, мировая война.

Это был идеальный, почти математически выверенный инструмент для решения всех накопившихся проблем разом.

Во-первых, она позволяла перенаправить агрессию и недовольство миллионов вновь испеченных мастеров на удобного внешнего врага. Вместо того чтобы громить поместья своих же аристократов и жечь фабрики, они могли с чистой совестью и даже с энтузиазмом громить чужие, получая за это славу и награды.

Во-вторых, война — прекрасный и исторически проверенный предлог для ужесточения внутреннего контроля, введения военного положения, цензуры и подавления любых внутренних волнений под громким лозунгом «сплочения перед лицом внешней угрозы».

И в-третьих, и это, возможно, было главным, это был единственный быстрый и легитимный способ перераспределить ресурсы, создать новые рабочие места в военной промышленности и дать тем самым миллионам сильных, но безработных граждан хоть какую-то цель и средства к существованию.

И самое забавное, почти поэтичное в своей жестокости, что к этой идее все пришли почти одновременно и как будто бы даже без сговора. «Великая Гармония» распространялась по миру с одинаковой скоростью, и кризис везде развивался по одному и тому же сценарию, как эпидемия.

Война, которую веками откладывали из-за хрупкой дипломатии, сложного баланса сил или простой осторожности, внезапно стала не чьим-то злым умыслом, а насущной, объективной необходимостью для выживания самих государственных систем.

Так, примерно за год до моего пробуждения, по всем фронтам и началась эта глобальная, поглощающая все ресурсы бойня. Не по чьей-то личной прихоти или жажде завоеваний, а как прямое, неумолимое следствие. Как горький, но неизбежный плод того самого семени всеобщего равенства в силе, что я посеял, стоя на трибуне Ассамблеи.

Основными игроками в этом глобальном, вынужденном безумии, конечно, стали две сверхдержавы — Яркая и Холодная Звезды. Остальные государства, большие и маленькие, волей-неволей были вынуждены примкнуть к одной из двух гигантских коалиций, чтобы не быть раздавленными по одиночке в этом новом, жестоком мире.

Сотни тысяч новоявленных мастеров Потока, которых было нечем занять и некуда деть в мирной жизни, под предлогом военного положения и патриотического долга массово отправили на фронт, где их сила и ярость находили применение. А тех, кто остался в тылу — женщин, стариков, тех, чей талант лежал не в боевых искусствах, — под теми же лозунгами «все для победы» согнали на производства.

Строили новые заводы, день и ночь ковали оружие и броню, шили амуницию, собирали сложнейшие потоковые двигатели — и все это за мизерную плату, а то и вовсе за скудный паек. Это был по сути рабский труд, но искусно прикрытый риторикой патриотизма и общей цели.

Ирония ситуации заключалась в том, что сама массовая практика «Великой Гармонии» только подстегивала и раскручивала эту военную машину. С каждым месяцем солдаты на фронте и рабочие в тылу становились сильнее, выносливее, работали эффективнее. Военная мощь всех вовлеченных стран росла как на дрожжах, подпитывая саму себя.

Правда, до полного, тотального уничтожения пока не доходило — некий аналог ядерки, «бомба Нулевого Потока», способный стереть с лица земли несколько городских районов, пока оставалась негласным табу для всех сторон. Но в остальном темпы уничтожения друг друга лишь наращивались.

В этих новых, перевернутых с ног на голову условиях, я, Лейран иль Аранеа, создатель проводников и автор «Великой Гармонии», внезапно стал… не так уж и нужен и уникален.

Четыре года в коконе — целая вечность в мире, охваченном тотальной войной и бешеной технологической гонкой. Ученые и инженеры всех стран, не теряя времени даром, подхватили мои разрозненные наработки и ушли далеко вперед самостоятельно.

Они улучшали и стандартизировали технологию создания проводников, углубляли понимание «Великой Гармонии», создавали новое, специализированное оружие, заточенное под массового бойца.

Король и его советники, поначалу видевшие во мне главную угрозу и одновременно ценный, уникальный приз, постепенно, по мере получения отчетов с фронтов и из лабораторий, охладели к моей персоне.

Я из главного козыря и источника опасности медленно превратился в артефакт из прошлого, в лучшем случае — в музейный экспонат, представляющий исторический интерес.

Именно это постепенное обесценивание моей угрозы и спасло в итоге то, что осталось от моей семьи. Пока я был в отключке, целенаправленная охота за Раганом, Ивой, Арханом и остальными со стороны клановых противников и тайной полиции постепенно сошла на нет.