Сенк медленно повернулся ко мне, его ухмылка стала еще шире и самодовольнее. Он явно наслаждался нашим публичным «спором», видя в нем подтверждение своей хитроумности.

— Шантаж, вы говорите, господин Аранеа? — он развел руками в красноречивом жесте. — Или, быть может, это просто новая, более честная форма диалога между равными? Ситуация, как вы не можете не видеть, уже давно вышла из-под нашего контроля. Флоты растут без нашего на то разрешения, помимо нашей воли. Мы не в состоянии их остановить. Так давайте же, будучи реалистами, хотя бы направим этот стихийный процесс в некое управляемое, цивилизованное русло! Если одна из сторон чувствует себя ущемленной в правах голоса — что, скажите на милость, мешает ей привести к нашим берегам больше своих кораблей? Это не усилит, а, напротив, снимет накопившееся напряжение на фронтах боевых действий, ибо все будет ясно, прозрачно и подчинено четким правилам! Мы просто признаем суровую реальность и даем ей конструктивный, политический выход!

Я сделал вид, что обдумываю его слова, на моем лице застыла хорошо отрепетированная гримаса недовольства, сомнения и вынужденного, неохотного согласия. Я покачал головой, тяжело, театрально вздохнул и, бросив на Сенка уничтожающий взгляд, полный немого раздражения и предостережения, грузно, с видом побежденного, опустился на свое кресло.

— Ладно, — проворчал я достаточно громко, чтобы меня услышали все. — Допустим, в ваших, с позволения сказать, рассуждениях есть своя, весьма специфическая, но здравая логика. Но вы должны отдавать себе отчет, Сенк, что это крайне опасный, скользкий путь. Мы играем с огнем.

Внутри же, за непроницаемой маской, я мысленно улыбался холодной, безрадостной улыбкой. Все шло строго по плану, как по нотам.

Сенк, движимый своим слепым желанием любой ценой не только обострить ситуацию, но и максимизировать хаос, сам того не ведая, вбил последний и самый важный клин в ту самую конструкцию, которую я начал возводить, предлагая свой первоначальный, казалось бы, безумный план сдерживания.

Его «спонтанное» предложение было почти идеальным, дословным отражением того, что я рассчитывал в итоге услышать. Теперь у меня был железный, легитимный предлог собрать в одной локации, прямо у берегов Кагуручири, ту самую критическую массу мастеров Потока и их проводников, которая была необходима для запуска моего отчаянного, грандиозного эксперимента.

Я стоял на краю деревянного причала, под ногами скрипели пропитанные соленой водой доски. Воздух был плотным и влажным, пахло водорослями, смолой и легкой гнилью от старой древесины.

Рядом, опершись о перила, задумчиво молчал Барион. Его пальцы нервно барабанили по темному полированному дереву, взгляд был прикован к горизонту, где один за другим вырастали из морской дымки силуэты кораблей.

Они подходили к острову без лишней спешки — дополнительные делегации, спешно отправленные столицами, словно стаи стервятников, почуявших запах надвигающегося кризиса.

— Напоминает похороны, — без всякой улыбки заметил Барион, не отрывая взгляда от воды. — Только вместо цветов — флаги и дипломатические портфели.

Я лишь кивнул, чувствуя, как тяжелый, соленый воздух заполняет легкие. Тревога витала повсюду, смешиваясь с криками чаек и отдаленными командами с кораблей.

Первым, кто привлек мое внимание, был старик. Он сошел с трапа скромного бамранского судна, одетый в простые льняные одежды, выцветшие от солнца и стирок.

Его седые волосы были собраны в небрежный пучок, а в руке он сжимал посох из светлого, почти белого дерева. Никакой свиты, никаких признаков статуса. Но от него исходила мощь. Та же, что и у Сенка, та же, что и у Элиры. Мастер Ростка Фантазии.

Феор прислал своего человека. Подкрепление. Краткая волна облегчения поднялась из глубины моего энергетического существа. Теперь у нас был хоть один козырь, способный уравнять шансы в возможной прямой конфронтации.

И тут мой взгляд, скользя по толпе, наткнулся на другую фигуру. Высокий, мощный, в идеально сидящем генеральском мундире Яркой Звезды, с золотыми позументами на плечах.

Архан. Брат.

За четыре года его отсутствия он не просто возмужал — он закалился, как булатная сталь. Плечи стали еще шире, осанка — прямой и неуступчивой, как скала, теперь он был почти точной копией отца, даже бороду отрастил в его стиле.

Но больше всего со времен Ассамблеи изменился его взгляд — спокойный, твердый, лишенный былой вспыльчивости. От него исходила почти осязаемая аура чистой физической мощи, сконцентрированной и готовой к высвобождению.

Он достиг пика Зыбучих Песков, взойдя на этот уровень полноценно, став живым воплощением военной мощи Яркой Звезды. Но зачем его, солдата, чья стихия — поле боя, а не ковровые залы, прислали сюда, в эпицентр дипломатической битвы?

В течение следующих двадцати минут мы с Барионом занимались формальностями. Я представлял ему новых прибывших, обменивался короткими, ничего не значащими фразами, провожал гостей.

Мое внимание было разделено между Шаонаром, так звали мастера Ростка Фантазии из Бамрана, скромно стоявшим в стороне и наблюдавшим за суетой с невозмутимостью векового дуба, и Арханом, чье молчаливое присутствие ощущалось как гранитный валун, брошенный в ручей.

Когда последние рукопожатия были закончены и толпа на причале начала редеть, Архан прямым, уверенным шагом, который заставлял людей невольно расступаться, направился ко мне. Он остановился в двух шагах, его мощная фигура заслонила собой беспокойное море.

— Брат, — его голос был низким, твердым, без следов былого высокомерия или соперничества. — Нам нужно поговорить. Без посторонних.

В его глазах я прочитал не просто просьбу. Он приехал сюда не ради протокола или переговоров. Он приехал ради меня.

###

Щелчок массивного железного засова прозвучал как выстрел в тишине комнаты. Я повернулся, поднял руку, и из кончиков пальцев вырвался веер тончайших энергетических нитей.

Они с шипением рассекали воздух, точно живые змеи, впиваясь в деревянные стены, каменный потолок, в саму дверь. Нити сплетались в сложную, пульсирующую слабым светом решетку, плотную и абсолютно герметичную.

Грохот прибоя, доносившийся снаружи, мгновенно исчез, словно кто-то выключил звук. Воздух внутри застыл, став тяжелым и безжизненным, пахнущим озоном и чистотой, недостижимой даже в лучших лазаретах.

— Говори, — мои слова прозвучали непривычно громко в этой искусственной тишине. Я опустил руку.

Архан стоял посреди комнаты. В тесном пространстве он казался исполином, вытеснившим собой весь доступный кислород.

Его лицо, обычно застывшее в маске солдатской уверенности, было искажено внутренним напряжением. Мускулы на скулах напряженно играли, а губы сжались в тонкую, белую от натуги полоску.

— Плохие новости, Лейран, — его голос был низким, глухим, будто доносился из глубокой шахты. В нем не было ни капли обычной упрямой силы, только усталая, безрадостная констатация факта. — От Юлианны. Ее люди, те, что в высшем мире, добыли информацию. Тот старик, Шаонар… он не наш.

Он сделал паузу, дав мне время осознать.

— Его перекупили, — Архан выдохнул эти слова с отвращением. — Сторона Зер Гана пообещала ему долю. Ту самую, что он заберет у Феора, если выиграет их пари. Он предатель.

Я ощутил, как внутри меня, в той точке, где когда-то располагался желудок, сформировалась компактная, идеально круглая сфера холода. Она была тяжелой, как свинцовый шар, и медленно, неумолимо опускалась и тащила меня за собой в бездну.

Подкрепление. Козырь, на который я рассчитывал в этой игре, оказался отравленным клинком, уже занесенным для удара в спину.

— Отозвать его уже невозможно, — Архан продолжил, его голос стал жестче, в нем зазвучала сталь военного приказа. — Если он хоть на секунду заподозрит, что его раскрыли, он не станет прятаться или оправдываться. Он спровоцирует конфликт здесь и сейчас. А Сенк… — он с силой сжал кулак, и костяшки пальцев побелели.