На одной из его верхних, самых тонких ветвей тут же набухла и раскрылась почка. Из нее за несколько мгновений вырос и распустился Цветок Судьбы. Его лепестки были прозрачными, как чистейший горный хрусталь, и внутри них, переливаясь и пульсируя, танцевали целые микроскопические галактики идей, схем и формул.

Когда он расцвел полностью, меня накрыла новая волна вдохновений. Она была еще более странной и всеобъемлющей, чем первая. Теперь озарения касались практического применения открытого знания, того, как мгновенно превращать абстрактное понимание в конкретные, работающие инструменты и техники.

А затем, выполнив свою роль, Цветок Судьбы увял. Его хрустальные лепестки осыпались, и из его сердца родился новый Ананси. Не гигантский мутировавший монстр, не исполинская сияющая сколопендра.

Он был компактным, размером не больше моей головы вместе с растопыренными в стороны тонкими, изящными лапками. Его тело сияло глубоким, почти чернильным индиго, а по нему, словно замысловатые узоры на микросхеме или древние магические руны, тянулись сияющие бело-голубые прожилки.

Весь этот стремительный прорыв, конечно, потребовал энергии. Но не в том чудовищном, всепоглощающем объеме, как для Сепы, чья суть изначально была заточена под накопление и хранение.

Вплоть до стадии Ростка Фантазии аппетит Ананси был даже вполне умеренным. Однако, начиная с момента укоренения Древа Истока и особенно с формированием Цветка Судьбы, его потребности резко возросли.

А снаружи не прекращался яростный натиск. Зер Ган, чей Аватар выл в беззвучной пустоте от бессильной ярости, обрушивал на нас концентрированную мощь своей сферы Истребления Смерти.

Он чувствовал, как защита слабеет, как его пламя наконец-то начинает добираться до цели, и удваивал, утраивал усилия.

Сначала это был лишь нарастающий, сухой жар, как от открытой дверцы раскаленной доменной печи. Затем в истончившемся коконе появились первые настоящие дыры — крошечные, точечные, но через них хлынули сгустки пламени, которые принялись выжигать воздух вокруг меня.

А я не мог отвлечься. Вся моя воля была прикована к процессу формирования второго Аватара.

Ощущение было таким, будто меня погрузили в расплавленный металл. Сначала загорелась кожа. Страшная, всепоглощающая боль пронзила каждую клетку, каждый нерв.

Я чувствовал, как плоть на руках, на груди, на лице пузырится, краснеет, затем чернеет и обугливается, издавая тихий, противный треск. Волосы на голове, лице и теле вспыхнули ярким, коротким факелом и исчезли, оставив после себя лишь стойкий, тошнотворный запах паленого рога.

Самый немыслимый ужас наступил, когда жар добрался до глаз. Давление и температура стали невыносимыми — я почувствовал, как что-то густое, вязкое и обжигающе горячее потекло по моим щекам, а затем раздался тихий, влажный хлопок изнутри черепа, и мир погрузился в абсолютную, режущую болью темноту.

Глаза не выдержали. Они просто лопнули и вытекли.

Но даже сквозь эту адскую, примитивную агонию, сквозь запах собственной горелой плоти и слепоту, я не отпустил финальную концентрацию. Последний, решающий импульс воли был передан.

Ананси, новый Аватар Нова, основанный на принципе познания и анализа, родился окончательно и взобрался мне на плечо.

И его глазами я увидел, как Юлианна, видя моё состояние, сделала резкое, порывистое движение вперед, намереваясь проскользнуть в пространство между мной и багровым исполином Зер Гана, поставить свой барьер из света и тьмы.

Я остановил её, сформировав подобие голосовых связок из нитей.

— Стой.

Она замерла на месте, повернув ко мне лицо. В её глазах читалась не просто ярость за происходящее, но и что-то более сложное — отчаянная досада и, возможно, страх. Страх не за себя, а за крах всего, во что она вложилась.

— Ты не можешь. Я всё ещё предатель твоей фракции. Официально. Ты уже отдала мне свой поток Крещения мира, свой шанс. Если ты теперь ещё и рискнёшь ради меня жизнью, вступив в прямой, открытый конфликт с ним, тебе точно придет конец. С Зер Ганом я разберусь сам.

Зер Ган громко рассмеялся.

— Сам? — его голос, исходивший из лба Аватара, источал яд. — Ты, букашка? Посмотри на себя. Ты уже почти мёртв! Ты слеп, обуглен, и держишься только на жалких остатках энергии своего первого Аватара, который я сейчас добью. Как, скажи мне, в таком состоянии ты собираешься мне противостоять? Жалкой болтовнёй и надеждой на чудо?

Я не стал тратить силы на ответ. Вместо этого Ананси, сидевший у меня на обнажённом, обгоревшем плече, дрогнул. Его тело испустило мягкое сияние. Из него выстрелили несколько десятков тончайших нитей.

Эти нити изогнулись в воздухе, сложившись вокруг моего изуродованного тела в вытянутый вертикальный овал, похожий на рамку зеркала или портал. И начали вращаться. Не с бешеной скоростью, а плавно, ритмично, описывая совершенный круг.

Сначала ими было считано состояние каждой клетки моего тела. Не просто общая картина ожогов, а точная трёхмерная карта повреждений. Всё это было зафиксировано, проанализировано и сравнено с эталонной схемой.

Потом началась работа. Мёртвые, обугленные ткани расщеплялись и затем собирались заново, укладываясь в нужном порядке, формируя новые, живые клетки кожи, мышечные волокна, стенки капилляров.

Мышцы нарастили утраченные волокна, обретая прежний объём и силу. Кожа сомкнулась над ними — розовая, новая, без малейшего намёка на шрамы или рубцы, идеально гладкая.

На голове, из восстановленной кожи, как из почвы под ускоренной съёмкой, проросли волосы. Тёмные, густые, точно такие же, как были прежде, они легли на плечи.

Из пустых, спалённых орбит вытянулись новые зрительные нервы. Из расщеплённого биоматериала окружающих тканей заново собрались хрусталики, сетчатка, радужная оболочка, белок, веки.

И тьма передо мной рассеялась. Сначала появились размытые пятна света и тени, затем эти пятна обрели формы — силуэт багрового исполина, сияющий контур Розовой Бабочки. Наконец, фокус резко встал на место.

Моё тело было полностью здоровым, будто только что рождённым, полным сил.

Затем нити, закончив свою работу, разделились на тысячи ещё более тонких, невидимых невооружённым глазом волосков, которые стремительно заплелись вокруг меня, словно ткацкий станок.

Они сплетали прочную, как шёлковый бронежилет, лёгкую, дышащую, устойчивую к экстремальным температурам и энергетическим воздействиям ткань, сложившуюся в просторную, длинную мантию глубокого синего цвета, как самое тёмное ночное небо, с тонкой, изящной отделкой и сложными, мерцающими белым светом узорами по подолу, рукавам и вороту.

Я поднял руку, потрогав ткань мантии. Под пальцами она ощущалась как шёлк, но с едва уловимым тёплым излучением. Потом я медленно поднял голову и повернулся, чтобы вновь встретиться взглядом с Зер Ганом.

На его лице, искажённом всего секунду назад гримасой торжества, теперь застыло чистое, немое недоумение. Оно длилось миг, а затем начало сменяться нарастающей, багровой от ярости волной. Его пламенеющий Аватар затрепетал от напряжения.

— Прости, что заставил ждать, — сказал я. — Теперь, как видишь, я готов.

Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч нитей Ананси вырвались в пространство вокруг меня. Они не исходили из моих рук или тела — они рождались прямо из воздуха, формируя вокруг меня сферу радиусом в несколько сотен метров.

Каждая нить была уникальна. Одни были наполнены известными мне классическими Буйствами. Другие — просто разными вариациями техник Потока, которые, на примитивном уровне, я сейчас мог порождать десятками в секунду. Трети и вовсе просто состояли из особым образом резонирующего Потока.

Мой прорыв с Ананси принес не только новые возможности по созданию этих нитей. Тот поток вдохновений, что накрыл меня при его рождении, кардинально изменил мое восприятие этой силы.

Раньше я лишь смутно ощущал её как тяжелую, плотную, вязкую субстанцию, окружающую всё. Теперь я видел её структуру — сложную сеть силовых линий и потоков, её локальные сгущения и разрежения вокруг фигуры Зер Гана, точки повышенного напряжения, где аура сжималась, готовясь к выбросу силы.