Она позволила молчанию повиснуть, давая мне возможность прочувствовать масштаб. Сто лет. Для тех, кто находился в сфере Проявления Жизни, способных жить и по тысяче лет, сотня не была чем-то смертельным. Но моя ситуация была иной. И она знала, что я это понимал, тем не менее все-таки решила пояснить.

— Я, как твой куратор, внесшая тебя в реестр, понесу солидарную ответственность, — продолжила она, и в ровный, отчетливый поток ее речи вкралась едва уловимая напряженность. — Мне выпишут значительный штраф, лишат некоторых привилегий, понизят приоритет в очереди на распределение новых миров, отстранят от руководства несколькими текущими проектами. Это мои проблемы, мои расчеты и мои потери. Я их приняла, когда решила сделать на тебя ставку. Тебе об этом думать не нужно.

— Позволь это мне самому решать, — недовольно произнес я.

Она лишь усмехнулась.

— Это наказание будет приведено в исполнение строго после факта успешного вознесения Тихой Звезды. Пока планета официально не перешла в высший ранг, формальных, задокументированных оснований для его применения нет. Мы существуем в серой зоне. Но сразу после… — она чуть заметно, почти с сожалением, покачала головой, и темные волосы скользнули по ее плечу. — Для тебя, с твоим оставшимся годом жизни до точки невозврата мутации, лишение привилегий, в первую очередь — доступа к помощи мастера-целителя… ну и плюс столетнее заключение ты, очевидно, тоже не переживешь. Ты умрешь в своей камере, задолго до истечения срока, а твое тело окончательно превратится в неконтролируемую биомассу. Исцеление, ради которого ты все это, по сути, затеял… оно станет для тебя недосягаемым.

Я почувствовал, как во мне что-то сжимается, образуя плотный, ледяной шар отчаяния. Он пульсировал, излучая холод, который не мог рассеять даже жар несогласия и бунта.

Но инстинкт выживания, тот самый, что гнал меня все эти годы, тут же выбросил на поверхность другой вопрос, еще более отчаянный и безрассудный.

— А если я откажусь от твоей фракции? Прямо сейчас. Добровольно. Разорву все связи.

Юлианна медленно покачала головой, и в глубине ее взгляда, даже через искаженное восприятие отблеска, мелькнуло что-то похожее на усталое сожаление, словно она уже много раз видела подобные попытки.

— Это невозможно, Лейран. Ты уже принял мою помощь, ты слушал мои лекции, получал знания, формирующие основу практики в высшем мире, но недоступные в низших мирах. Ты связан со мной слишком плотно. Попытка выйти из фракции сейчас будет расценена как предательство.

— И что будет за это предательство? — настаивал я, чувствуя, как последние возможные выходы захлопываются передо мной с оглушительным грохотом. — Конкретно.

— Тебя официально объявят враждебным нестатусным элементом, — ее голос стал абсолютно безжизненным, монотонным, как чтение заранее составленного протокола. — Твое имя внесут в общий реестр целей для нейтрализации. На тебя начнется охота. Конечная цель — полная ликвидация, без права на апелляцию или плен. Но, опять же, согласно тому же Кодексу, это произойдет только после фиксации факта вознесения Тихой Звезды. До того момента твой текущий статус, со всеми его ограничениями и условной защитой, как жителя Тихой Звезды, остается в силе.

Я усмехнулся. Звук вышел горьким, коротким и неестественно дребезжащим, даже будучи всего лишь мысленным импульсом, лишенным настоящих голосовых связок.

Юлианна нахмурилась, ее брови снова сошлись.

— Что смешного?

— Смешного? — я повторил, и вся накопившаяся горечь, все отчаяние и цинизм выплеснулись наружу единым, едким потоком. — Да в том-то и дело, что абсолютно ничего. Ни единой чертовой капли. Просто… чистейшая, концентрированная ирония. Ради собственного исцеления, ради шанса снова обрести свое тело, я запустил маховик, который в итоге привел к мировой войне. И я до сих пор мог хоть как-то оправдывать себя, прятаться за удобной ширмой: я лишь дал людям инструмент. А то, что они начали резать друг друга этим инструментом… это их собственный выбор. Их кровь на их руках. Их коллективная вина.

Я сделал паузу, ощущая тяжесть каждого следующего слова, будто вытаскивал из себя раскаленные угли.

— Но это… эта ситуация здесь, на Кагуручири… с флотами, бомбами и десятками тысяч людей, которых в любой момент могут превратить в пыль… это уже целиком и полностью мое творение. Мой личный план. Моя авантюра, построенная на манипуляции и желании всех переиграть. И теперь, чтобы хоть как-то это исправить, чтобы предотвратить бойню, мне придется понести ответственность.

Мысленно я глубоко, тяжело вздохнул, собирая в единый кулак всю свою решимость, всю свою волю, отсекая последние сомнения.

— Юлианна… спасибо. За все. За знания, которые перевернули мое понимание мира. За покровительство, которое дало мне хоть какую-то защиту. За шанс, который ты мне дала, когда все остальные видели лишь угрозу или инструмент. — Я сделал крошечную, но бездонную паузу. — Но с этого момента я официально и добровольно отрекаюсь от твоей фракции в высшем мире. Все связи разорваны. Ты не в ответе за мой выбор, я предал твое доверие и твое покровительство. Я действую в одиночку. Отныне и до конца.

Она замерла. Ее удивление было настолько полным и мгновенным, что стало почти осязаемым физическим давлением.

— И на этот раз, — продолжил я, прежде чем она успела найти слова для возражения, упрека или попытки переубедить, — я прошу тебя… просто ничего не говори. Не пытайся остановить меня, не упоминай эгоизм или что-то еще. Другого выхода, кроме этого безрассудства, у меня не осталось.

Я не стал ждать ответа, не стал вслушиваться в возможный вздох или приказ. Сознание резко, с почти болезненным рывком, дернулось назад, и я разорвал связь, насильственно рассеяв отблеска в небытие, превратив его в ничего не значащую каплю энергии.

Вернувшись в свою звуконепроницаемую комнату к Архану, я увидел его все таким же неподвижным и напряженным. Его взгляд, упершийся в меня, был единственным громким вопросом в этой гробовой тишине.

— Слушай внимательно и не перебивай, — мой голос прозвучал с непривычной для меня самиого резкостью и скоростью, словно отмеряя последние секунды. — Ты остаешься здесь. Твоя задача, твой единственный приоритет — любой ценой, под любым предлогом, используя весь свой авторитет и хитрость, стабилизировать переговоры. Не давай им скатиться к открытым обвинениям, не допускай, чтобы кто-то из наших, поддавшись панике или гневу, спровоцировал конфликт. И Бариону то же самое передай.

Не дав ему возможности задать вопросы, потребовать объяснений или просто возразить, я рассеял изолированный кокон и переместился в небо высоко над островом.

Ощущение тесной комнаты, запаха дерева и напряженного присутствия брата исчезло, сменившись безграничной свободой и леденящим холодом разреженного воздуха на огромной высоте над Кагуручири. Я парил высоко-высоко, так, что остров внизу казался лишь крошечным темным пятнышком в бескрайнем бирюзовом океане, а корабли — букашками.

Затем, сдержав внутренние ограничители, я намеренно ослабил контроль. Часть моей истинной, до сих пор скрываемой силы, чистой энергии Проявления Жизни, вырвалась наружу, распространившись в пространстве.

Я знал с абсолютной уверенностью, что Сенк, Элира и старик Шаонар почувствуют этот импульс мгновенно, как удар током. Их головы непременно повернутся в мою сторону, их внимание сфокусируется на этой вспышке, на этом вызове.

И тогда, не теряя ни единой драгоценной секунды, я ринулся прочь от острова, на полной, непредставимой и недостижимой для любого мастера Сдвига Тверди скорости. Мое тело, состоящее из чистой энергии, рассекало воздух, оставляя за собой лишь длинный, медленно рассеивающийся след чистого сияния, устремляясь к пустому горизонту.

Я мчался над бескрайней гладью океана, и подо мной вода, взрезаемая давлением мого полета, расступалась длинным сверкающим следом, похожим на рану. Вскоре мое восприятие, развернутое на всю возможную мощность, безошибочно уловило три знакомые, могущественные ауры, неумолимо приближающиеся сзади.