Это наблюдение навело меня на мысль, оглушительную в своей кажущейся простоте. Любое созидание, любой акт творения неизбежно содержит в себе семя разрушения.

Чтобы построить новое, нужно расчистить место для него, уничтожив старое. Чтобы родилась новая, более сложная форма жизни, должны распасться и отмереть старые клетки. Чтобы в разуме возникла новая мысль, новая нейронная связь, должны ослабнуть и угаснуть предыдущие.

Это был фундаментальный закон, пронизывающий всю вселенную, от грандиозного рождения галактик до микроскопического биения атомов.

Больше, однако, я понять и осмыслить не успел. Поток энергии Крещения, иссякший у своего небесного источника, резко оборвался. Не стало постепенного спада — могучий столп силы просто перестал существовать.

Последние струи омыли мое тело, доставив последние крохи мощи, и рассеялись в воздухе, не оставив и следа. Над головой, вместо беззвездной черноты, снова синело обычное, знакомое небо, а с него светило привычное, теплое солнце.

Теперь мне оставалось лишь надеяться. Надеяться, что те крошечные, едва уловимые искорки абсолютного разрушения, которые Сепа сумела поглотить, станут тем самым ключом для меня к следующей сфере.

Вдруг я ощутил мощный, резкий импульс энергии, знакомый до боли и одновременно чуждый. Волна мощи была настолько всепоглощающей, что заставила меня инстинктивно, почти рефлекторно развернуться в сторону ее источника — к Аватару Зер Гана.

То, что я увидел, заставило мое дыхание остановиться, а разум на мгновение отказался обрабатывать информацию. Тело самого Зер Гана, все еще парящее в центре лба его исполинского Аватара, начало стремительно терять напитывавший его Поток.

Плотная, сияющая аура истекала из него, как вода из пробитого сосуда, но не рассеивалась в пространстве, а целенаправленно втягивалась в пламенеющую фигуру Аватара.

Но его Аватар при этом преображался, достигая нового, ужасающего апогея. Пламенеющий гигант, уже достигший трехсотметрового роста, начал расти дальше, его очертания становились еще более четкими, монолитными и чудовищно мощными.

Огонь, из которого он был соткан, сменил свой ослепительно-белый цвет на густой, почти черный багрянец, испускающий зловещее, поглощающее свет сияние.

Он полностью затмил все, что демонстрировал до этого, став воплощением абсолютного, безоговорочного превосходства.

Зер Ган, лишившийся собственного Потока и удерживаемый теперь в воздухе за счет энергии Аватара, повернул голову в сторону Юлианны. На его лице застыла торжествующая, ядовитая насмешка.

— Как я и говорил, — произнес он злорадно, — в конечном счете победителем остаюсь я. А теперь, пока сюда не прибыли миссионеры, ты, букашка, — он посмотрел на меня, довольно усмехнувшись, — все-таки сдохнешь!

Аватар Зер Гана, и до того чудовищный, начал расти. Фигура из пламени вздыбилась, вытянулась, достигнув почти километровой высоты.

Восемь огненных змей сорвались с места. Все, чего они касались — разреженный воздух, частицы пыли, сама структура пространства на такой высоте -рассыпалось, превращалось в мелкий, безжизненный пепел, который мгновенно рассеивался в небытие.

У меня не было и тени шанса противостоять этому в открытом, силовом столкновении. Тем более что-то пробуждающееся, смутное ощущение мировой ауры, которое начало струиться во мне после Крещения, было детским лепетом по сравнению с тем, чем владел Зер Ган.

Единственное, что у меня было, единственное преимущество в этой неравной игре — это объем. Неистовый, чудовищный объем чистейшего Потока, который теперь содержался в Сепе, достигшей пика своей сферы.

Я мысленно рванулся к ней, отбросив все остальное. Сепа, мой Аватар Нова, отозвалась мгновенно. Я погрузил свое новое, снова хрупкое человеческое тело прямо в ее сущность. Сепа обволокла меня, а потом свернулась в живой, пульсирующий кокон.

Ее сияющая, синеватая субстанция, сомкнулась вокруг меня, слой за слоем, образуя идеальную, непроницаемую сферу. Я оказался в самом ее сердце, подобно тому, как Зер Ган пребывал в лбу своего исполина.

Огненные змеи врезались в этот кокон. Мир снаружи взорвался немым, ослепляющим каскадом багровых вспышек. Я не слышал звука — лишь чувствовал глухой, сокрушительный гул, передававшийся через вещество Сепы прямо в мои кости.

Каждое попадание я ощущал как яростное давление. Сепа сопротивлялась. Она поглощала, рассеивала, трансформировала чужеродную энергию в соответствии с полученными мной в момент ее прорыва вдохновениями.

Но с каждой секундой ее тело становилось все более тусклым и хрупким, истончалось. Мощь Зер Гана была не просто больше моей. Она была иной категории.

Однако я держался. Огромный объем Потока, запечатанный в Сепе, позволял ей регенерировать, восстанавливать поврежденные слои, компенсировать испаряющуюся материю за счет внутренних резервов.

Вот только пламя Зер Гана не ослабевало. Не было ни всплесков, ни пауз. Рано или поздно, через минуту или через десять, его испепеляющая пустота найдет последнюю микроскопическую брешь, прожжет финальный слой защиты Сепы и достигнет меня.

Я опустил взгляд. На моей ладони сидел Ананси. Маленький белый паучок. Его тело было хрупким, почти невесомым, простейшей энергетической формой.

В нем не было и следа тех колоссальных запасов силы, что я когда-то в него вложил, что питали мои нити и Буйства. Только крошечный, едва теплящийся сгусток Потока, достаточный для поддержания самой примитивной формы существования.

Но этого примитивного существования было более чем достаточно. Мое нынешнее, свежеобретенное понимание сферы Проявления Жизни — весь путь от Сияющей Колыбели до Аватара Нова, который я только что интуитивно и отчаянно прошел на Сепе — давало мне теоретическую базу.

Я мог попытаться развить Ананси. Прямо здесь. Прямо сейчас. Под сокрушительным огнем, в самом пекле атаки, рассчитанной на стирание реальности.

Проблема была в том, что, если я начну выкачивать энергию из общего резервуара Сепы, чтобы питать стремительный прорыв Ананси через все уровни сферы, ее защитный кокон неизбежно ослабнет. Я поставлю себя на еще более острый край.

Но я с такой же ясностью понимал и другое. Просто обороняясь, я не выживу. Кроме того, мой фирменный стиль боя — та самая бесконечно адаптивная паутина из тысяч нитей, способных на любые Буйства — был в данный момент потерян.

Ананси, вернувшийся в свое зачаточное состояние, больше не служил той идеальной основой, тем реактором и проводником, через который я мог ткать эти нити с максимальной эффективностью.

Я, конечно, мог имитировать их сам, используя собственное мастерство. Годы практики не прошли даром. Но без проводника-паука в качестве сердцевины, без его уникальной природы это были именно что имитации.

Их эффективность, сложность переплетений, скорость формирования и общая мощь упали бы в разы, если не на порядок. Против Истребления Смерти Зер Гана, этого было катастрофически мало.

И было еще одно понимание. Своим решением — принять дар Юлианны, встать под поток Крещения мира и получить свое человеческое тело обратно — я взял на себя колоссальную ответственность. Не только за собственное исцеление. Но и за то, что произойдет потом.

За тот вызов, который я теперь, пусть неявно, но бросал таким, как Зер Ган. Спрятаться в кокон и надеяться на чудо или истощение противника — это было бы не просто трусостью. Это было бы предательством по отношению к себе самому, к тем редким шансам, что мне выпадали, и к тем, кто, как Юлианна, вложил в этот шанс что-то свое.

Так что, чувствуя глубокий и протяженный гул, означавший, что очередной слой кокона Сепы только что испарился под сфокусированным лучом багровой пустоты, я начал процесс.

Я выделил первый, управляемый поток энергии из общего резервуара Сепы, направил его внутрь, к маленькой, теплой белой точке в своей груди. Энергия коснулась Ананси.