Эти вылазки были необходимой, но досадной тратой драгоценнейшего времени, каждого мгновения которого мне катастрофически не хватало для работы. Я буквально физически чувствовал на себе взгляды других делегатов, слышавших обо мне или наведших справки — полные жгучего любопытства, глухого недоверия, а иногда и откровенного, животного страха.

На пятый день, глубокой ночью, когда даже шум шагов по палубе на верхних уровнях затих, я сидел, уставившись в одну точку на сложнейшей диаграмме переплетения энергетических потоков, пытаясь мысленно смоделировать их устойчивое взаимодействие.

В каюте царила почти абсолютная тишина, нарушаемая лишь размеренным, низким гудением двигателей где-то в глубинах корабля и периодическим скрипом корпуса, с давлением рассекающего темные океанские волны.

И вдруг я замер, затаив дыхание, которого, по сути, мне и не требовалось.

Этого было не слышно ушами. Это была вибрация, идущая извне, сквозь многослойную сталь корпуса, сквозь саму толщу воды, сквозь все физические преграды. Глубокий, низкочастотный, настораживающий гул, исходящий из непроглядной темноты океанской бездны прямо по курсу.

Он нарастал с пугающей, неестественной скоростью, несясь прямо на нас, расширяясь и заполняя собой все окружающее пространство. Это никоим образом не было похоже на какое-либо естественное явление — ни на миграцию гигантских глубоководных существ, ни на отдаленный подводный оползень.

Это была аура. Чудовищно мощная, сконцентрированная и абсолютно чуждая. Она шла сквозь толщу воды, игнорируя сопротивление среды, как горячий нож идет сквозь масло, и ее чистая сила была такова, что даже мое энергетическое тело, привыкшее ко многому, ощутило резкий, ледяной ожог.

Я поднялся из кресла, все мое существо, каждая частица внимания, была прикована к холодному стальному полу под ногами. Гул нарастал, превращаясь в сокрушительный, оглушающий рокот, от которого начали вибрировать уже даже сами кости корабля.

Кто-то или что-то невероятной, запредельной силы стремительно приближалось к «Непоколебимому Свету» из темноты океанской бездны.

Я вылетел из каюты, как призрак, проносясь по узким, слабо освещенным коридорам, ведущим на верхнюю палубу. Мои ноги едва касались металлического пола.

За мной, тяжело дыша и с лицом, искаженным смесью страха и решимости, бежал Барион, на ходу натягивая на себя парадный мундир, а следом — несколько других, более смелых или более чувствительных делегатов, те, чей уровень владения Потоком позволял им хотя бы краем сознания ощутить надвигающуюся, необъяснимую бурю. Мы высыпали на холодный, продуваемый ледяным ветром ночной помост.

— Лейран, что, черт возьми, происходит? — выкрикнул Барион.

Его голос, обычно уверенный, сейчас был сдавленным и едва перекрывал нарастающий, идущий из глубин гул, исходящий теперь не только из воды, но и, казалось, из самого воздуха, сгущавшегося вокруг корабля.

Я не ответил, не тратя драгоценные секунды на слова. Вместо этого я мысленно раскинул свою сеть восприятия. Тысячи невидимых, тончайших нитей устремились вниз, в глянцевую черноту, пронзая толщу темной, холодной воды на сотни метров. И почти мгновенно, с болезненной ясностью, наткнулись на ЭТО.

Размеры существа были чудовищны, превосходя самые безумные предположения. Оно было значительно больше самого «Непоколебимого Света», его сигарообразный силуэт в моем восприятии выглядел словно подводная гора.

Длинное, обтекаемое тело, покрытое шрамами и наростами, плавники, похожие на кожистые крылья подводного демона, и разверстая пасть, достаточно широкая, чтобы проглотить целиком слона, как пилюлю.

Но самое ужасное, леденящее душу, было не в его размерах. Его плоть активно разлагалась. Огромные клочья кожи и мышечной ткани свисали с массивных ребер, обнажая местами почерневшие от времени и морской соли кости. От него, даже через фильтр моего восприятия, веяло невыразимым смрадом гнили и древней смерти, физическим и метафизическим одновременно.

И при этом — абсолютная, всепоглощающая, бездонная пустота. В его теле не было ни искры Потока. Ни малейшего движения, ни кванта энергии.

Впрочем, так только казалось. Потому что я знал, что это за тварь.

Это был не просто Замерший. Это был Нулевой Замерший. Древний кошмар, ходячая легенда, в котором Поток не просто остановился, а умер, обратившись внутрь себя, сросшись с плотью и став чем-то иным, чуждым и враждебным самой жизни.

Монстр, чье тело по всем законам давно должно было рассыпаться в прах, но невероятная, извращенная жизнеспособность, оставшаяся в наследство от слившегося с материей Потока, заставляла его существовать, расти и охотиться, даже пока оно гнило заживо. Справиться с таким мог, по идее, только мастер уровня Раскола Земли.

— Нулевой Замерший, — коротко, отрывисто бросил я, и мои слова повисли в ледяном ночном воздухе, словно похоронный звон. — Акула. Древняя.

Вокруг меня послышались подавленные вскрики ужаса, кто-то из делегатов судорожно отшатнулся к леерному ограждению. Барион резко побледнел, но его рука с железной хваткой сжала рукоять парадного меча, костяшки пальцев побелели.

— Здесь? Сейчас? На нейтральных путях? Это не случайность, Лейран, — прошипел он, и его взгляд, полный холодной ярости и понимания, встретился с моим. — Это засада.

— Согласен, — кивнул я, продолжая сканировать океанские глубины в поисках невидимого кукловода, того, кто направлял эту слепую силу.

Кто-то натравил на нас этого древнего ужаса. Кто-то, кто знал наш точный маршрут и хотел сорвать переговоры, утопив главную делегацию Яркой Звезды в открытом, безжалостном море. Но размышлять о заговорах было некогда.

Гигантская, гниющая тень резко, с чудовищной для своих размеров скоростью, ускорилась. Она шла прямо на нас, как живая торпеда, рассекая воду, не оставляя сомнений в своих намерениях.

Ее слепая, лишенная разума, но абсолютно чистая ярость была направлена на единственный крупный источник жизни и движения в этой пустоте — на яркий, гудящий энергией корпус нашего корабля.

Инстинкт приказывал мне действовать немедленно. Десятки смертоносных, отточенных как бритва нитей, каждая из которых была способна прошить корабельную броню и рассечь плоть любого существа, уже сформировались, готовые пронзить восходящего из бездны монстра в его самые уязвимые точки.

Но я сжал их в кулак, заставил рассыпаться в небытие еще до того, как они окончательно обрели форму. Правила. Прямое вмешательство мастера моего уровня в конфликт низших миров было строжайше запрещено.

Такие как Сенк могли нарушать правила, потому что им было плевать на последствия и на Тихую Звезду. Но если из-за моего вмешательства для Тихой Звезды, например, усугубят условия вхождения в высший мир, а то и откажут мне в исцелении, откатить все назад уже не получится.

В тот же миг, словно отвечая на вызов, две фигуры взметнулись с носовой части корабля, оставляя за собой шлейфы сконцентрированного, яростного Потока. Великие Старейшины Альриша и Спика, телохранители делегации.

Их ауры, грубые, мощные, но еще не отточенные до блеска, как и подобает недавно, ценой невероятных усилий пробившимся на уровень Раскола Земли, вспыхнули в ночи, как два факела.

Они парили в воздухе, подобно разгневанным богам древности, и почти синхронным взмахом рук воздвигли перед левым бортом массивный, многослойный, переливающийся всеми цветами радуги энергетический барьер, похожий на стену из жидкого стекла.

В этот же момент акула врезалась в него.

Звук был абсолютно оглушительным — не крик, не рев, а именно глухой, сокрушающий кости и разум удар, как если бы две континентальные плиты столкнулись лбами. Корабль содрогнулся всем своим многотысячетонным корпусом, от носа до кормы.

Палуба ушла из-под ног, запрыгала, как лист на ветру. Металл скрежетал и стонал, извиваясь под нами. Меня отбросило к холодному леерному ограждению, но я удержался, впившись энергетическими «пальцами» в сталь.