— Возьмут. Может быть. Я думал об этом. Надо только уговорить Элесчи.

— Почему Элесчи?

— А кому это дело расхлебывать? Или ты думаешь, каждый купец в Аттане мечтает отдать свою дочь за пастуха?

Эртхиа покачал головой, повздыхал.

— Ладно. Я сам и с Элесчи переговорю. Только без огласки. Дело такое… семейное. Не стоит его во дворец вызывать.

— Да почему же? — возмутился было Ханис. Но Эртхиа замахал руками.

— Сейчас и пойду, только переоденусь. А ты вели-ка мне в дорогу коней собрать и весь припас. И дарну, дарну не забудь, пошли за ней в мой дом. Под хорошую песню у кочевников сердца размягчаются.

Ханис рассмеялся.

— Ты помни-то, что главное слово за женщинами. Не о походах-битвах пой, о любви.

Но Эртхиа все равно видел темное под глазами побратима, и впалые щеки, и покрытые белесой пленкой губы.

— Ты не болен?

Ханис замер.

— Ты разве забыл? Мы, боги, никогда не болеем.

От его голоса Эртхиа стало нехорошо. Он встал, подошел к побратиму.

— Тебе этого жаль, Ханис?

— Вот именно! Именно! О, как я хотел бы заболеть. Любой болезнью, пусть даже такой, что в считанные часы свела бы меня в могилу. Тогда я… Знаешь, причина одна — тому, что мы не болеем, и тому, что человеческие женщины не родят от нас детей.

— Как это?

— Ты не поймешь. Мы не здешние. Мы… сделаны из другой глины. И эту глину не смешать с вашей, понимаешь?

— Ну, допустим. Подожди, это то, что ты нашел в библиотеке?

— Атхафанама?

Эртхиа нетерпеливо кивнул.

— И в этом, похоже, вся наша божественность, — вздохнул Ханис. — То, что смертельно для вас, дает нам силы. Помнишь болезнь твоего отца? Хорошо еще, мы дышим одним воздухом.

— Так другого не бывает?

— Бывает.

— Где?

— Где-то там, — Ханис поднял глаза к потолку. — Никакие мы не боги. Мы нездешние люди, вот и все.

Он посмотрел на Эртхиа, ласково улыбнулся.

— Иди. Я распоряжусь, чтобы тебе собрали в дорогу все необходимое. Подарки, само собой. Ты как бы едешь просто в гости к другу, но ты все же царь, да? Когда ты вернешься, я расскажу тебе все подробно, покажу карты… других мест. Но это нам не поможет. Послушай, я пока ничего не скажу Ханнар. Ей тяжело будет узнать, что…

— … что она не богиня! — в сердцах воскликнул Эртхиа. — Прости. Да, не говори ей ничего. И, знаешь, она все равно не поверит. Так что не стоит и тревожить ее понапрасну.

Переполох в доме Атакира Элесчи был краток и бесшумен. Узнав в незваном госте царя, купец пал на колени, и все домочадцы следом.

— Гони отсюда лишних, — распорядился Эртхиа, и добавил, увидав, что Элесчи делает знаки управителю дома: — Не до угощений теперь. Угостил уже нас твой сын… Вот он пусть и останется.

Юноша, с виду — ровесник Эртхиа, вернулся от двери. Эртхиа полюбовался на его упрямые брови, надвинутые низко над опущенными глазами.

— Ты Атарик?

Он кивнул, не решаясь говорить без позволения отца.

— Что ж он у тебя единственный? — удивился Эртхиа. Аттанцы женились один раз, но держали помногу наложниц, и сыновья от наложниц считались вполне сыновьями.

Атакир виновато пожал плечами.

— Это уж у кого сколько получится, государь. Я старался. Только он и остался из всех. Да еще дочь.

— Вот-вот, — насупился Эртхиа, усаживаясь в подставленное купцом кресло. — Ты готов отдать ее как возмещение за обиду, нанесенную твоим сыном?

Купец помрачнел.

— Прикажешь — куда мы денемся?

— Прикажу? А не прикажу — что делать будешь? Как помирить Аттан со степью? Почему не спустил шкуру со своего молодого дурака?

— Уже…

Эртхиа ахнул про себя, глянул на купеческого сына. Тот еще ниже опустил голову, но плечи держал твердо.

— И много ты этим делу помог? — смутился Эртхиа. И снова обернулся к юноше.

— Что это тебе в голову взбрело, с отцом не посоветовавшись?

— Советовался… — с досадой ответил за сына отец.

Эртхиа отмахнулся от него.

— Ты сам отвечай, — велел молодому.

— Я советовался, — признался виновник, покосившись на отца. — Он сказал: отступись.

— Еще не хватало! Или мне не на ком было женить единственного сына? К таким людям сватов заслал, такую невесту высватал — все насмарку, — ворчал купец в бороду.

— Погоди, купец, — осадил его царь. — Дай виноватого расспросить. Скажи, сам ты ведь не увез бы девушку? Кто тебе помогал?

Атарик насупился, глянул исподлобья.

— Ишь ты! — рассмеялся царь. — Клянусь своим счастьем, я его не выдам. Назови.

— Джуши, — неохотно вымолвил Атарик.

— Это который же Джуши? — привстал царь, не обращая внимания на задохнувшегося от негодования купца. — Это покойного Джуэра-вождя сын, племянник вождя Урмджина? Он?

Атарик кивнул.

— А с чего это он тебе помогать вздумал в таком деле?

— Побратимы мы.

Купец снова завел бранную речь, из которой Эртхиа узнал, что Элесчи сам же и брал сына в стойбище удо сразу после мира с Хайром, когда надо было заново поднимать торговлю, и ездил тогда старший Элесчи по стойбищам и кочевьям, менял медную посуду, масло и вино, просо и пшеницу, и ткани на войлоки, баранов, бараньи шкуры и шерсть, мех степных лис и волков. И узнавал у кочевников, какие узоры им приятны на рукоятях мечей и ножнах, колчанах и налучах, каковы должны быть золотые и серебряные бляшки для украшения одежды, обуви и конской сбруи, какого цвета везти стеклянные бусины, из каких самоцветов — каменные, как перекручивать гривны, каких везти подвесок к височным кольцам… Собирал заказы и вез в город, мастерам, а после скупал их товар и вез в степь, сам и со всеми своими доверенными слугами и приказчиками. Жил сам как кочевник. Тогда-то и сдружились Джуши и Атарик, обменялись поясами. А теперь такое разорение учинили всему делу Элесчи-старшего.

Эртхиа похлопал ладонями по подлокотникам. Вот как оно выходило: молодому Атарику не мог не сочувствовать Эртхиа, сам женившийся без позволения отца, по любви. К тому же по названным братьям приходились купеческий сын и царь аттанский друг другу вроде как роднёй. Но женитьба Атарика грозила разрушить то, что Эртхиа заботливо возводил: царство, в котором мирно уживаются пастухи-кочевники и оседлые земледельцы, горожане, торговцы и мастера. И все бы просто: выкупить невесту сестрой, как и сам Эртхиа когда-то сделал. Но старший Элесчи, хоть и согласится, понимая необходимость, — купец! — но доволен не будет. А — первый купец, одна из опор всего царства. И вообще не хотелось Эртхиа думать о таком исходе…

— Подарки предлагал? — резко обернулся он к Элесчи.

— Предлагал, — сокрушенно вздохнул купец. — Не берут.

— Мало предлагал! — отрезал Эртхиа.

Купец возмутился было, но Эртхиа хмуро кивнул, подтверждая справедливость своих слов.

— Не торгуйся. Сейчас сколько ни предложи — мало. Я сам еду теперь к Черным Лисицам. Много тебе чести, что сам царь за тебя послом послужит. Но речь идет о мире в Аттане и о торговых путях — на торговле Аттан стоит. А ты, пока я с удо договариваться буду, собери подарки такие, чтобы мне, царю, не стыдно было. Вдвое, втрое, вдесятеро против того, что заплатил бы за высватанную тобой невесту. А разоришься — твоя беда, не всего Аттана. Да ты и не разоришься…

Купец стал мрачнее прежнего.

— Или дочь отдавай, — равнодушно предложил Эртхиа и рывком поднялся из кресла. Не успел он сделать и трех шагов к двери, Элесчи забежал вперед, упал на колени.

— Соберу… сколько скажешь, соберу!

Эртхиа коротко кивнул. Обернулся на побледневшего Атарика.

— Видишь, что натворил? Запомни — ради отца твоего стараюсь. А что, Атакир, — обратился он уже к отцу, — если нам его пастушку продать за хорошую цену? Все меньше тебе платить придется…

Как полыхнул глазами купеческий сын! Эртхиа покачал головой.

— И стоило бы, да не стану. Собирайся, поедешь со мной. Выезжай срочно, жди меня на первом постоялом дворе по дороге на Хайр. А ты, Элесчи, вели все-таки своему управителю накрывать на стол. Да не торопи его — пусть у повара времени будет вдоволь. А я пока погуляю в саду. И не беспокоить меня!