— Отцеубийца, отравитель.

— Прекрати. Говоришь о повиновении, а споришь. Не спорь, Тхэ. Принимай свою долю. Ничего не поделаешь, придется тебе служить моему почитаемому старшему брату.

— Я бы с радостью очистил трон от дерьма, которое на него водрузилось! Простите.

— Ты дашь мне клятву, что будешь преданно служить моему брату.

— Я уже клялся вашему отцу…

— Повинуйся, — потребовал Шан Ян. — Это последний мой тебе приказ. Сейчас я облачусь в платье отшельника, и никогда уже ты не услышишь от меня повелений. Ты, столько говоривший о своей преданности, чем почтишь на прощанье своего господина?

— Если бы вы заняли престол, разве не благоденствием обернулось бы это для Ы? Чье правление могло бы сравниться в праведности с вашим?

— Праведное правление ты предлагаешь начать с нарушения родительской воли? С убийства законного государя? Со смуты, которая всю страну может поставить на край гибели? И это когда с севера и с запада нам угрожают кочевники, готовые при первых признаках слабости наброситься на Ы, сделать ее своей добычей, предать мечу и разграблению!.. Не будет этого. Довольно, Тхэ. Мне уже не подобает гневаться, так не гневи меня. Могу я еще — эту последнюю минуту — считать тебя моим слугой, или и ты уже отрекся от меня, как все?

Посмотрите на У Тхэ! Он поднес к лицу рукав, приложил к глазам.

— Я ваш слуга, что бы ни случилось. Какая бы одежда ни была на вас, слово ваше будет для меня законом, дороже пяти устоев! Прикажите — я сделаю, хоть бы и умереть позорной смертью.

— Клянись, что будешь преданным слугой моему брату и ничего не сделаешь против него, и не уклонишься от долга. Знаешь сам, ничто не остается неизвестным, как говорится, и дикий гусь бывает вещей птицей, и если ты нарушишь клятву, я ведь об этом узнаю. А тогда — что же еще мне останется, только умереть от горя и стыда.

— Я клянусь.

— Подай мне эту повязку. Помоги завязать.

— От горя и стыда умрет ваш ничтожный слуга, когда кочевники накинутся на Ы, как шакалы на падаль, и этого ждать недолго — во дворце уже смердит. Запах разложения скоро достигнет их чутких ноздрей, и они не промедлят.

— Жестокость моего почитаемого брата — признак его силы…

Волосы выскользнули из-под руки господина и рассыпались по спине. У Тхэ снова собрал их, скрутил в нетугой жгут, сложил вдвое и вчетверо. Прихватив волосы, обмотал голову своего господина широкой исчерна-синей тесьмой. И только сдавленно вздохнул.

— Вот теперь вы с виду — настоящий отшельник.

Дэнеш услышал шаги стражника за своей спиной, но тень от сложенного паруса, наброшенная луной на надстройку, надежно скрывала его, и он не отвлекся от разговора.

— Когда была бы на то ваша воля… Войско мне предано, мы заняли бы столицу и вошли во дворец. Ваши повеления исполнялись бы молниеносно и в точности, и некому было бы встать между вами и троном Дракона. А тогда бы… Сейчас еще можно, сейчас время — наше, но счет идет на месяцы и на недели, и если не унять кочевников сейчас, потом ваш ничтожный слуга сможет только пасть в бою, чтобы доказать свою верность Ы, но разве это принесет пользу? Сейчас, а не то будет поздно. Шан Ши окружил себя… Кого он приближает и одаривает милостями! И кого казнит! По доносам завистников, и сам завистник… Сколько он тратит на пиры, на устройство садов, в то время как люди близки к смерти или бунту, и даже войско недоедает. И этот указ: набрать десять тысяч девиц для новых загородных дворцов. Даже если он будет съедать по одной в день, куда же столько? Как же можно оставить Ы на такого правителя?…

— Ты поклялся, — отрезал Шан Ян.

— Я поклялся… — проскрежетал У Тхэ. Он вытянулся перед Шан Яном наипочтительнейшим образом, прижав руки к бедрам, не отрывая взгляда от подбородка господина.

Шан Ян кивнул, отвернулся.

— Как ты намерен поступить со своей находкой? — поинтересовался через плечо.

— Доставлю в Унбон, — мрачно ответил У Тхэ. — Император охоч до новых развлечений, а эти не похожи ни на кого. Кроме того, который похож на всех… Я имею в виду, что такое лицо трудно запомнить. Его имя должно быть «Никто».

— Ты думаешь, они в самом деле — цари?

— Три царя, три молодых, дружных между собой царя, на острове, затерянном среди пустынного моря, без свиты, оружия и даже одежды…

— Сильно смахивает на выдумку?

— Такая выдумка может быть рассчитана только на дураков, а ваш ничтожный слуга, как бы ни был ничтожен, такого впечатления ни на кого еще не производил. Есть в них что-то такое… У всех разное, но в каждом что-то, что заставляет подозревать их историю в правдивости. В любом случае, я доставлю их в Унбон, а по дороге постараюсь как можно больше от них узнать. Этот… никакой говорит на дэйси так, как никто из ныне живущих не говорит. И не пишет. Но самые древние летописи Ы написаны именно таким дэйси. Или очень похожим. Я думаю — не из потомков ли он того войска, которое увел с собой повелитель Ань из династии Старшая Шан? Он ведь не вернулся из своего заморского похода. Вдруг не море стало ему могилой, а где-то здравствуют его наследники?

— Вот как ты все повернул! И когда успел обдумать? Острый же у тебя ум.

— Господин преувеличивает достоинства своего негодного слуги. Но, по крайней мере, это сойдет для Шан Ши, чтобы занять его и, может быть, отвлечь от мыслей о затерянном среди пустынного моря острове и его обитателе.

— Полно, Тхэ, — принужденно рассмеялся Шан Ян. — Если бы мой почитаемый брат пожелал моей смерти, убийца уже спешил бы с докладом в Унбон о том, что повеление императора исполнено.

— Другого исхода мой господин не допускает? — приподнял бровь У Тхэ. — Убийца никуда уже не спешит…

Шан Ян поморгал.

— Нехорошо. Ты нарушил приказ моего почитаемого брата.

— Я никакого приказа не получал, кроме: доставить вас на Журавлиный остров.

— Значит, ты воспрепятствовал исполнению императорского поручения.

— Напротив: я исполнил высочайшее повеление, полученное мною лично. На всякий случай я взял с собой двух моих лучших лазутчиков, переодетых простыми лучниками. Они сделали все, чтобы воля Золотого Дракона была исполнена в полной мере и вы были доставлены в добром здравии и без помех туда, куда мне было приказано… Если они совершили проступок, я немедленно казню их!

— Не надо, — отмахнулся Шан Ян. — Ты, значит, предвидел и это… Впрочем, по-другому и быть не могло.

Дэнеш отодвинулся от окна, пошел вдоль стенки и вовремя замер, едва не натолкнувшись на повернувшего из-за надстройки часового: за шорохом и шлепаньем воды и скрипом снастей его шагов не было слышно. Дэнеш приник к теням, отбрасываемым сложенными парусами, застыл в позе, ничего общего с человеческим телом не имевшей. Часовой прошел мимо. Дэнеш проводил его равнодушным взглядом, выпрямился, свернул за угол и скользнул в оставленную приоткрытой дверь.

— Ну что?

— А ты не спишь? — улыбнулся Дэнеш.

— А ты думал, я за тобой не услежу?

— Не думал. Эртхиа спит?

— Похоже. Молодым — сон. А в моем возрасте…

— По-моему, ты сейчас моложе, чем был тогда.

— Почему ты так думаешь?

— Ну, ты писал о неосторожности, присущей тебе в юности, как о чем-то, бывшем задолго… А когда бы ты успел исправиться, если на вид ты немногим старше Эртхиа.

— А тебя?

— Разве не видишь?

— Никогда мне не удавалось на взгляд определить возраст ашананшеди. Может быть, потому, что никогда не видел ваших детей. И стариков.

— Мы с тобой — ровесники, я думаю. Не считая тех лет… Они видны, если глядеть тебе прямо в глаза. Но это трудно. А если не в глаза, ты, как каленая стрела, как натянутая тетива, как струна на твоей дарне. Ты совсем другой, но ростом и стройностью ты похож на…

Тахин вскинул глаза, но Дэнеш уже только улыбался. И пожал плечами, как бы говоря: что там я ни наговорил, а больше не скажу ничего. Тахин рассмеялся, обеими руками собрал по плечам волосы, стянул на затылке, отпустил, тряхнул головой.