Я ощутил на себе недоумевающие и даже укоряющие взгляды, кто-то вообще поглядывает с презрением, словно я предложил выйти ночью на улицы и грабить прохожих.

— Когда война, — промямлил я, — нельзя ограничиваться только боями на передовой. Если военные заводы перестанут снабжать армию снарядами, война прекратится!

— Но сбрасывать бомбы на людей, — возразил граф Кушелев, — в руках которых нет оружия… это нарушение всех законов войны! Это бесчеловечно, молодой человек, уж и не знаю, где вас так воспитали. Честь мундира не позволяет такое!

Я посмотрел на него с сочувствием. Хороший человек, и как жаль, что таких вытеснят новые военные, для которых важна лишь победа, а за ценой, дескать, не постоим.

— Управляемый аэростат, — сказал я, чувствуя как из меня уходит уверенность, — ещё очень хорош как в установке, так и в уничтожении плавающих в море мин. У такого аэростата большая грузоподъёмность, а также дальность беспосадочных полетов. Он может вообще не приземляться, а просто зависнуть над землей в нужном месте и находиться так сколько угодно.

Меня слушали с усталым равнодушием, генерал Ланской сказал разочарованно:

— Курсант… Армия стоит на твёрдой земле. А все эти хвантазии насчёт полётов…

Генерал от кавалерии Кнорринг, поддержал его густым басом:

— Лошадь, а не аэростаты — единственная сила, что меняет ход войны! Больше лошадей!

Раевский, судя по выражению его лица, явно хотел бы поддержать мой проект, но на этом обсуждении все равны, он лишь поинтересовался:

— А если ветер?

Я сдвинул плечами.

— Всё зависит на какой верёвке будет привязан. Уверен, в военном ведомстве отыщутся канаты, которые удерживают даже корабли в бурю.

Он хмыкнул, но не успел задать следующий вопрос, как ещё один, его я знал из газет, герой победного сражения при Малоярославце генерал-лейтенант Катенин Александр Андреевич, поинтересовался, как мне показалось, с некоторой ехидцей:

— А как насчёт встречного боя? Допустим, со стороны противника вылетит такой же аэростат?

Я ответил почтительно:

— Хороший вопрос. Если касается самой тактики боя, то каждый стремился бы подойти со стороны слепящих лучей солнца, прикрываясь облаками, или мглистым горизонтом. При этих условиях возможно не только подойти внезапно и упредить противника в открытии огня, но и иметь более выгодную позицию, затрудняющую ведение огня для противника в отношении наблюдения и прицеливания.

Он крякнул с задумчивым видом, переваривая мой ответ, но я внезапно продолжил:

— Но это тактические маневры, которые мне не интересны. Я говорю о стратегическом преимуществе!

Катенин взглянул с некоторым интересом в глазах.

— Каком же?

— Кто раньше начнёт их строить, — пояснил я, — тот получит колоссальное превосходство. Это способность уничтожать целые города, а также все летательные шары противника, у противника не будет шансов.

Я видел, как генералы переглядываются, хотя слова этого барона звучат для них фантастически, но всё же это тот, который разработал магазинные винтовки и усовершенствовал патроны, ему благоволит сам император, этот молодой курсант создал мощную анестезию, а если этот сумасшедший проект осуществим, то Россия получит огромное преимущество над другими странами!

В конце концов Ланской сказал задумчиво:

— Наш департамент….

Генерал Кушелев мягко поправил его:

— Министерство, Павел Петрович. Теперь министерство, у нас больше полномочий. Но я понимаю вас, рискованно вкладывать деньги, их у нас и так не много, в этот проект. Но если у барона получится, то мы готовы заинтересоваться этим проектом и вложить достаточно средств на строительство этого управляемого аэростата.

Как они и ожидали, я поник, побледнел, закусил губу и сказал чуть ли не со слезами в голосе:

— Как жаль, как жаль, что вы не увидели громадной пользы в этой задумке. Но я человек военный, покорно подчиняюсь вашему решению. Через какое-то время представлю вам опытный образец и, надеюсь, вы пересмотрите свое решение!

Даже Раевский кивнул довольно, не лезу в бутылку, не козыряю личным знакомством с государем императором, а отказ воспринимаю очень достойно, что непривычно для столь молодого юноши, но это говорит о его силе духа.

Я торопливо свернул лист с чертежами дирижабля в рулон, ещё раз поклонился и вышел в коридор, где со стула сразу же подхватился взволнованный Горчаков.

— Ну как?

— Афедроном о косяк, — буркнул я. — Зарубили начисто. Нет, так не сказали, а отложили до тех пор, пока мои предложения будут подкреплены чем-то более весомым.

Он подхватил меня под руку, куда-то хотел ещё затащить, кабинетов здесь много, но я воспротивился и потащил его к выходу. Горчаков всю дорогу до самого выхода из здания на площадь вздыхал, ругался, но, когда мы подошли к автомобилям, взглянул на меня с растущим удивлением.

— Слушай, Вадбольский…

— Ну-ну, — поощрил я.

Он выговорил медленно и с подозрением:

— Ты чего? Мне кажется, тебя отказ не сильно задел?.. Садись я тебя довезу.

— Да брось, ты вроде бы не извозчик. Сам доберусь.

— А вдруг ты решишь самоубиться по дороге? — уточнил он. — Учти, церковь такое не одобряет.

Он затолкал меня на правое сиденье, сам обошёл автомобиль и сел за руль, любит управлять сам, хотя по рангу его должен возить личный шофёр.

— Отказ меня задел, — ответил я, наблюдая, как он лихо разворачивает автомобиль, — но не настолько. Другого и не ждал, ты же видел их сытые морды? За крупные взятки, может быть, и прошло бы, только не хочу в эту паутину. Но представить проект в министерство было необходимо. Чтобы потом не говорили, что я что-то делаю за их спинами.

Он помолчал, вывел автомобиль на улицу, добавил скорости. Лицо оставалось хмурым, наконец сказал нерешительно:

— Так ты знал результат?

— Догадывался, — ответил я. — Но ко мне претензий не будет. Я обращался в министерство, показывал чертежи. Мне отказали.

Он поглядывал с настороженным недоверием.

— Возьмешься сам?

— С тобой, — ответил я уверенно.

Он отшатнулся.

— Не-е-ет! Я на это не гожусь. Я политик, дипломат…

В самом деле выглядит испуганным, чувство юмора на нуле, а дипломат обязан вовремя распознать даже самую хитрую шуточку, придётся помочь ему потренироваться.

— Успокойся, — сказал я снисходительно, — шучу. Конечно, с Мак-Гиллем. Он всё больше верит мне и готов вкладывать личные деньги. На опытный образец хватит!.. Я не собираюсь строить гиганты. Гигантами пусть потом занимаются правительства.

Он посмотрел на меня внимательно.

— А ты займешься чем-то ещё?

— Человек всю жизнь должен чем-то заниматься, — сказал я значительно, — иначе он не человек, а лукулловец. Здорово я сказанул? Сейчас во всю попёрла научно-промышленная революция, и это здорово, Саша!.. Со старым миром покончено. Долгоруковы уже прошлое, но в силу своей прошлости не понимают. Но ты же не они? Ты как бы новое поколение, хоть и старое?

Он в затруднении поскреб кончиками пальцев лоб.

— Ну-у… не так стремительно, как ты, но что-то в самом деле меняется слишком быстро. Надеюсь, это хорошо.

— Слишком? Ты что, старик?

Он сказал с сомнением:

— Вроде бы нет, но…

Автомобиль быстро несётся по улице, расшвыривая комья грязного снега, княжич ведет автомобиль уверенно, но на меня нет-нет да и посмотрит с сомнением, я понимал причину. Хоть он далек от самой идеи дирижаблестроения, но чутье и ему подсказывает о неимоверной дороговизне. Ну, для меня неимоверной. И совершенно прав, первые настоящие дирижабли Цеппелин начал строить в плавающем сборочном цехе… на Боденском озере! Граф Цеппелин, а не какой-то там барон из глубинки, ухлопал на дирижабль все деньги, у него уже не было ни рубля для аренды земли под завод.

Хотя, конечно, с дирижаблем он размахнулся, сто двадцать метров в длину, я буду скромнее, мне главное подняться в воздух, у меня в детстве все стены спальни были заклеены картинками с дирижаблями самых разных конструкций, но по большей мере в стиле стимпанка, там они особенно таинственные и причудливые.