— Барон, — сказала она с интересом, — а нельзя ли, чтобы ваш художник и для нашего дома что-то написал?

Я вздохнул.

— Нельзя. Художники — люди творческие. Рисуют только то, что в голову взбредёт, только тогда гениальничают. А портреты по заказу… ну, их делают мастера, не спорю, но не гении.

Она вздохнула.

— Как жаль.

— Однако, — сказал я, — и отнюдь… Выбирайте любую здесь в подарок!

Она отшатнулась, даже глаза округлила.

— Барон! Эти картины бесценны!.. Как вы можете так легкомысленно….

— Вы очаровательны, Тариэла, — сказал я, и она видела по мне, что говорю искренне, — я так рад, что вы такая юная, светлая и сияющая!.. Поэтому, даря вам на выбор любую из картин, я делаю приятное себе!

Она польщённо поулыбалась, но от такого роскошного подарка отказалась, пришлось поуламывать ещё, я же видел, как ей хочется заиметь в своей коллекции хоть одну из картин, написанных в такой манере.

Наконец она, смущаясь и всё ещё отнекиваясь, выбрала одну некрупную картину с Амуром и Психеей, я тут же велел слугам снять со стены, укутать в чистый холст и отнести к автомобилю княгини.

Она сказала в заметном замешательстве:

— Барон, теперь у вас голое место на стене!

— Пустяки, — сказал я, — сегодня же повесят что-нибудь приятненькое глазу.

Она широко распахнула глаза.

— Так у вас есть ещё на складе?

— Да, — ответил я, и добавил, — граф Басманов подарил мне имение вместе с картинами. Их много в подвале!

Её взгляд стал задумчивым.

— Когда-нибудь я до них доберусь… А пока прощаемся, барон, мне у вас очень-очень понравилось!

Она грациозно вышла через угодливо распахнутые перед нею двери на крыльцо, окинула взглядом двор и окрестности.

— У вас прекрасно, — произнесла она.

— Да что прекрасного, — сказал я в неловкости. — Там, где была клумба, сейчас канавы, строительный мусор…

— Это и прекрасно, — сказала она. — У меня, как и у соседей, тишь да гладь, а это значит, всё ветшает, рассыпается. А у вас жизнь кипит! Стройка — это прекрасно!

На дороге показался автомобиль, за ним ещё два, но те отстают, а первый приблизился к самым воротам и остановился. Створки дрогнули и пошли в стороны, из автомобиля выскочил шофёр и, сломя голову, помчался к тем двум, ему открыли дверцу, он с разбега запрыгнул, автомобили подали задом, быстро развернулись и помчались обратно.

Моя гвардия вывалилась через распахнутые ворота толпой, окружили автомобиль, потом, я не поверил глазам, подхватили его в десятки рук и, подняв чуть ли не над головами, понесли на своих плечах во двор.

Тариэла спросила в великом изумлении:

— Это кто так боится туфельки испачкать?

— Женщина, — сказал я с удовольствием. — Наверное, туфельки из Парижу.

Она округлила глаза.

— Женщина? Вам что, модную актрису привезли? Какую-нибудь балерину?

Я засмеялся.

— Это наш финансовый директор вернулся с прогулки по галантереям. Графиня Сюзанна Дроссельмейер.

Она даже пригнулась чуть, стараясь разглядеть кто же там в автомобиле.

— А почему такая честь?

— Любят её, — пояснил я.

Она изумилась.

— Графиню?.. Простые солдаты?

— Она им жалованье начисляет, — пояснил я. — Ещё ни разу не задерживала.

— А-а-а, — протянула княгиня понимающе, — жалованье — святое для простолюдинов дело. Впрочем, не только для простолюдинов. Ладно, Юрий, встречайте своего финансового директора, я и так у вас задержалась дольше, чем планировала.

Я помог ей спуститься со ступеней крыльца, из чистейшей галантности, конечно, в нынешнем состоянии княгиня может скакать через две ступеньки.

Усаживаясь в авто, она крепко обняла меня и расцеловала в обе щеки.

— Отныне мы друзья, — сказала она серьёзно. — Я с вами расплатилась, но всё равно в долгу. Если что нужно, обращайтесь.

Шофёр захлопнул за нею дверцу, быстро обогнул автомобиль и сел на своё место. Через мгновение чуть развернулся и направился к ещё распахнутым воротам.

Автомобиль с Сюзанной мои гвардейцы пронесли через грязный двор, под ногами в самом деле много строительного мусора, бережно опустили перед крыльцом и распахнули дверь заднего сиденья.

Сюзанна, смущенно улыбающаяся, хотела выйти, но я уже рядом, бережно подхватил её на руки. Она протестующе охнула, я сказал торопливо:

— Ваша светлость, здесь грязи по колено.

Грязи, конечно, не по колено, но кое-где по щиколотку, весна, однако Сюзанна в нерешительности умолкла.

Бережно держа её на руках, какая же трепетно лёгкая, я сделал пару шагов через двор по направлению к крыльцу, и тут она обняла меня за плечи, это чтобы снизить нагрузку, грамотная, правильные книжки читает.

Я легко поднимался по ступенькам, мог бы взбежать, но так хочется продлить это прекрасное ощущение.

Сюзанна вздохнула, перестала оглядываться и положила прекрасную головку мне на плечо. Мне кажется, даже глаза закрыла, целиком отдаваясь странно прекрасному ощущению, когда в сильных мужских руках и прижата к горячему телу, пусть её несут, пусть уносят, это так волшебно и волнительно.

Передо мной распахнули двери в дом, и дальше слуги распахивают впереди, пока я не внёс Сюзанну в её комнату, а там с великим сожалением опустил в её любимое кресло.

Сам сел напротив и сказал покаяннейшим голосом:

— Сюзи, простите, что не уберег. Приму любое наказание.

Она в некотором усилии распахнула прекрасные глаза, чуть затуманенные, но быстро стряхнула очарование, просто непристойное для финансового директора, сказала почти весело:

— Барон, я вас не узнаю. Где вы увидели свою вину?

— Мужчина всегда виноват, — сказал я, — какую бы глупость женщина ни сделала. Когда победит суфражизм, тогда будет всё иначе, но сейчас виноват я. Как с вами там обращались?

Она внимательно смотрела мне в глаза, словно стараясь понять, в самом ли деле я её нёс в руках через грязный мокрый двор и доставил в эту милую комнату, совсем другие ощущения, странные и волнующие, а только что мы были совсем не хозяином и финансовым директором.

— Сама виновата, — ответила она с запозданием.

Я изумился.

— Женщина бывает виноватой?

— Не язви, Вадбольский. Я даже не уведомила, что сверну по дороге в галантерейный магазин, туда вроде бы привезли шляпки из самого Парижу! Хотела сделать сюрприз, барон.

— Да уж сделали…

— Не понимаю, — сказала она живо, — почему у них так планы поменялись? Заметила, там все спорят, у всех свои предложения, а главу рода совсем не слушают.

— Так-так, — сказал я, — ещё что там, Сюзанна? Мне любые мелочи важны. Главное, какие у них настроения?

Она вскинула брови, задумалась.

— Когда меня привезли, царило ликование. На другой день все помрачнели. Ходят, как чёрные тучи, огрызаются. Спорить начали ещё больше. Ещё день прошёл так же, другой, а потом вдруг без всяких объяснений посадили в автомобиль и велели шофёру как можно быстрее и без задержек отвезти к усадьбе Вадбольского. За нами отправили два автомобиля с охраной, вы их видели. Что случилось? Вы нахмурились?

— Даже ногой топнул, — ответил я. — Добрым словом и двумя пистолетами в руках можно переубедить кого угодно.

Санкт-Петербург — европейский город, выстроен по европейским лекалам, даже по немецким, и здание ресторана «Муромец» тоже с виду как будто целиком перенесено из Гамбурга. Однако когда я поднялся по ступенькам, где одетый в русский кафтан прошлого века могучий мужик распахнул передо мной двери, я шагнул в мир, где русский дух и Русью пахнет. Мои ноздри уловили аромат разваристой ухи и запахи целиком зажаренного кабанчика, именно целиком, ни за что не спутаю с мясом, которое жарят отдельными ломтиками.

Зал средних размеров, один стол свободен, но Максим Долгоруков предпочитал выбрать стол в центре, окруженный крепкими ребятами за остальными столами, то Добрыня выбрал стол у стены, толстой, сложенной из гранитных глыб.