— Это…

— Компот, — сказал я с набитым печеньем ртом. — Или кисель. Я не совсем повар, но это не морс, точно скажу.

Он брезгливо отодвинул забрызганный лист в сторону, продолжал рассматривать другие, наконец поднял на меня взгляд, полный изумления.

— Юра, — сказал он медленно, — как вы это сделали?

Почудилось, что даже меня можно заподозрить в похищении, вот бумаги исчезли, а через несколько часов я их возвращаю, что-то как-то слишком гладко.

Я проглотил ещё пару печенюшек, слишком мелкие, сделал огромный глоток обжигающего кофе и только тогда ответил сиплым голосом:

— Пришёл, нашёл, изъял.

Он криво усмехнулся.

— Veni, vidi, vici?.. Это очень-очень… ювелирно.

— Я не ювелир — пояснил я, чувствуя неясную тревогу. — Правда-правда, вот и Саша говорит, что я прост и прям для аристократа, никакие хитрые ходы и всё такое!.. Чистый простолюдин. Саша попросил, я пошёл и взял. Но я никого не убил, даже не ранил!

Брови Горчакова-старшего полезли вверх, даже глаза округлились, мне показалось, что сейчас укажет на лист с кровью, потому поспешно отмахнулся.

— Просто уменьшил количество живой силы противника. Да и то вынужденно. Потому с убийством ничего общего! Спать буду спокойно и плакаться ни к кому не побегу.

Он всматривался в меня очень внимательно.

— Вы просто рождены для самых важных операций Тайного Отдела.

Я вскрикнул встревожено, ещё чуть и вообще сорвусь на крик:

— Ваше высочество, какие нахрен тайные операции?.. Вы хотите приобщить меня к той гадости?.. Я что, малолетний идиотик, которому это кажется романтичным и героическим?.. Когда руководят тайными операциями аристократы, не покидая кабинетов, а всю эту грязь, убийства, кражи, похищения, шантаж и снова убийства в спину делают перевербованные воры, убийцы, насильники, грабители из простолюдинов?

Канцлер явно чувствует себя не в своей тарелке, сел, смотрит с упреком на сына, наконец прокряхтел:

— Но для Отечества… Конечно, в работе на Тайное Отделение нет ничего романтического, но стране нужны и такие службы.

— И золотари нужны, — согласился я разозлено, — но что-то не вижу дворян, что стремятся на эту работу. В оперативники Тайного отдела набираете людей по всем тюрьмам России, всё правильно, лучше им сгинуть на задании, чем на виселице, но…ваше высочество, я же изобретатель!.. Вот вы, к примеру, пошлете своего министра финансов зар-р-рэзать французского консула?

Он вздохнул, развел руками.

— Сдаюсь, Юра, был не прав. Обманут лёгкостью, с которой вы вернули украденное.

Я ответил, старательно показывая, что с огромными усилиями беру себя в руки:

— Какая лёгкость, ваше высочество?.. Я в ночи плыл по холодному морю к берегу, ориентируясь только по звездам, которых не видно за тучами, чуть не утоп, мог подхватить инфлюэнцу, рядом страшные рыбы с вот такими зубами, еле-еле выполз на берег… А сколько времени потерял, мог бы с чертежами аэростата разбираться?

Канцлер вздохнул.

— Да-да, понимаю, это важнее… если смотреть широко.

Саша сказал быстро:

— На берег я его еле вытащил!

Горчаков старший бросил на него быстрый взгляд.

— А как ты оказался там?

Саша слегка дёрнулся, что явно заметил и отец, сказал торопливо:

— А что мне оставалось, он же помчался к «Звезде Ливерпуля»!.. Не знаю, успел запрыгнуть или нет, потому остался там сидеть на берегу, всё думал, что теперь будет с нами… А тут слышу, вода хлюпает! Подбежал с фонарем, а там Юра еле живой старается вылезти на берег, но сил нету… Мы его чуть не погубили!

Горчаков посмотрел на него, на меня, ничего не сказал, только добавил мне в чашку горячего кофе и придвинул ближе тарелку с пирожными.

— Юра, — произнёс он после долгого молчания, — мы у вас в большом и неоплатном долгу. Знаю, как вы относитесь к орденам и титулам, наслышан, но есть моменты, когда могу вам точно помочь.

Саша торопливо перебил:

— Отец, он ничего не примет. Я знаю. Разве что финансирование… и то не из казны, он панически избегает любой зависимости, что-то у него, видимо, случилось в детстве, но если из наших личных средств…

Горчаков перевёл дух, теперь он канцлер Российской империи, уже пришёл в себя, документы снова в сейфе, слесари с утра поставят на окна стальные решетки из толстых прутьев, что потом ещё и зачаруют, а охрану особняка усилят, вздохнул уже свободнее, спина выпрямилась.

— Это проще, — сказал он и впервые улыбнулся. — Юра, изобретателям деньги всегда нужны, знаю. Я готов помогать финансово, вы не стесняйтесь. Не для себя стараетесь, все мы работаем на матушку-Россию!

Я как бы подумал, изображая тяжкие размышления, наконец проговорил:

— Не финансирование… а… просто плата за выполненную работу. И никто никому не должен!

Саша вскрикнул с энтузиазмом:

— Отец, в этом он весь!.. Чтобы никому не быть должным, ни от кого не зависеть! Чудак, да?

Горчаков пробормотал:

— Все от кого-то зависят. Но это грустное понимание придёт с возрастом. Саша, отвези друга, он ещё и поспать успеет.

Я промакнул губы салфеткой, не забыл загнуть уголок и положить на тарелку, дескать, использована, поднялся и отвесил церемониальный поклон.

— Ваша светлость, разрешите… у вашего подъезда мой авто, я доберусь сам. А Саша пусть тоже поспит, он переволновался больше меня.

Горчаков-старший ответил пронзительным взглядом, дескать, да, его сын волновался, сидя на берегу, ну а ты почему волновался меньше?

Через несколько дней Саша Горчаков прибыл в гости и сообщил таинственным голосом:

— Слушай… в газетах написали, что фрегат «Звезда Ливерпуля» загорелся вскоре после того, как покинул порт Санкт–Петербурга и затонул, никому спастись не удалось. Как думаешь, почему так получилось?

Я сдвинул плечами.

— Ну… капитан корабля обязан утопнуть вместе с кораблем, так принято. Могли из солидарности утопнуть и пара его помощников.

Он изумился.

— Ты убил… прости, ликвиднул всего троих? Ничего себе, каким стал милосердным!..

— Я и был таким, — буркнул я. — Но куда денешься, если жизнь заставляет?.. Какой же я человек, если никого не убил? Эволюция ещё не закончилась, как она считает, и по–прежнему выталкивает на вершину пищевой цепочки самых кровожадных.

— Юра!

— Пусть знают все о том, — продекламировал я, — Один убьет жестоким взглядом, другой — обманным сном, трусливый — лживым поцелуем, а тот, кто смел, — мечом!.. В общем, искусство убивать совершенствуется.

Он вздохнул.

— Ты такие слова говоришь… Вершина пищевой цепочки… Странно, не сразу и поймешь.

По случаю отъезда княжны Глорианы Романовой в Крым с благотворительной миссией её родители дают прощальный бал, на котором обещался поприсутствовать сам император, потому весь свет всполошился и началась борьба за пригласительные билеты.

Я ощутил приближение неприятностей, и не ошибся: нарочный доставил мне пригласительный, а Максим Долгоруков сообщил, что такой же получила и Ольга. Явно работа Рейнгольда, он делает всё по замыслам императора, так что не отвертеться.

Я хотел взять коляску, она легче и быстрее, но Максим настоял на карете, уж и не знаю, в чем её преимущество. Разве что в движущуюся цель попасть труднее, или это для начала сплетни, что в закрытой карете эти двое помолвленных вели себя очень раскованно, а что, это же будущие супруги.

К Зимнему мы подкатили ровно в девяти часам вечера, как мне кажется, в числе первых. По словам Горчакова княжна может опоздать почти на час, но я, как всего лишь барон, обязан появиться ровно в назначенное время, но как, если мы вместе?

Женщина да идёт за мужчиной, как сказано в Писании, если, конечно, впереди не минное поле. В общем, мы прибыли по бароньему счету.

В девять вечера уже ночь, но фасад Зимнего ярко освещён тысячами свечей из чистейшего пчелиного воска, что дают чистый яркий свет и хорошо пахнут.