— Юрий, вы наверняка слышали об Аскетах, — начал он без предисловий и не представившись.

— Слухи очень разные, — осторожно ответил я. — Просветите из первых рук?

Он взглянул остро.

— Быстро соображаете.

— Спасибо.

— А что вы сами думаете насчёт…

Я сказал медленно:

— У меня нет материала для… думанья. Предполагаю, одна из групп умных и желающих процветания человечеству пытается удержать общество от сползания в то, что можно назвать лукуллонизацией.

— Как-как? — переспросил он. — Впервые слышу, но ёмко, согласен. Необычная формулировка, но, в целом, интересно. Нет желания влиться в такую группу?.. Как вы понимаете, это самые умные и прогрессивные люди нашего времени.

Он смотрит пытливо, отслеживая по моему лицу все реакции, как и замечает изменения языка тела, тут покерфейс не поможет, Я ответил медленно:

— Любая группа предполагает какие-то обязанности, а при моём сумасшедшем графике работы это болезненно.

Он кивнул.

— Зато даёт массу возможностей.

Я уточнил:

— Простите, но вы точно хотели рассказать, кто такие Аскеты?

Он взглянул с интересом.

— Вы действительно быстро соображаете. И отвечаете моментально, словно уже готовы… Или в самом деле?

— В жизни нужно быть готовым ко всему, — ответил я скромно.

— Вами заинтересовались, — сообщил он, — так же, как и рядом других заметных курсантов. Но постепенно интерес к некоторым падал, а к вам возрос. И сегодня поступила инициатива пригласить вас в общество.

— Вы так и называетесь?

Он отмахнулся.

— Название длинное и высокопарное, но кто-то из молодых и дерзких назвал как-то аскетами, так вот и закрепилось. Люди любят сокращать, Аскеты тоже люди, хотя некоторым и хотелось бы избавиться от телесной оболочки.

— Интересное желание, — сказал я, он смотрит внимательно, но осуждения в моём голосе не услышал. — И чем вы занимаетесь?

— Вы уже поняли, — ответил он чуть небрежно. — Стараемся изгнать из человека дьявола. Не в церковном смысле. А так… убить плотское начало, оставить духовное.

— Ой, — сказал я опасливо, — а такое возможно?

Он хмыкнул, сказал с неясным намёком:

— История знает тысячи примеров. Думаю, в Лицее вам преподавали насчёт древних аскетов и самых яростных из них — столпниусов. Судя по досье, что о вас собрали, вы действительно умеете сдерживаться и не даёте плотской похоти руководить вашими поступками.

Ну да, ещё бы, у парней моего возраста девяносто девять и девять десятых процента идей и мыслей крутится вокруг женских жоп. Потому я, что может и практикует, выгляжу стоиком в центре всемирного разврата.

Я выбирал слова для ответа тщательно. Мне нужна была их благосклонность, но не их догмы.

— Уроки истории помню. Столпники, отшельники… Я это разделяю целиком и полностью. Но!.. Я стараюсь изничтожить в себе плотское, но это нереально, а если реально, то всё время и все силы будут уходить на борьбу с плотскими желаниями, а работать, творить и спасать мир когда?

Он нахмурился.

— А каким вы видите путь?

Я ответил мирно:

— Иисус сказал: «Богу — богово, кесарю — кесарево». Бросьте кесарю ту монету, которую он требует, и займитесь делом повыше. Так и я. Я не отрицаю плоть. Я стараюсь сделать её своим союзником, чтобы она не мешала духу творить.

Он смотрел на меня с нескрываемым интересом. Я был для него загадкой — молодой человек с волей аскета, но без его фанатизма.

Когда Долгоруков снова запросил встречи, у меня даже мелькнула мысль пригласить ко мне в имение. Все равно ничего лишнего не покажу. Но решил, что врага лучше держать на дистанции, и предложил встретиться в том же ресторанчике, в полдень — чтобы и поработать уже успели, и до ночи, когда обычно реализуются преступные замыслы начального уровня, далеко.

Официантка, невысокого роста, худенькая, очень быстрая, моментально поставила на стол хлеб и солонку, спросила учтиво:

— Что изволите, господин?

Я всмотрелся в её лицо.

— Где-то я тебя видел… Как зовут?

— Свена Быстроногая, господин.

— А-а, вспомнил!.. Но и здесь неплохо, верно? По крайней мере безопаснее и под защитой. Принеси хороший ломоть жареного мяса и крепкого чаю, раз уж у вас не бывает кофия.

Она улыбнулась.

— Уже есть. С того разу, как вы затребовали, а у нас не оказалось.

— Тогда и большую чашку кофия. Крепкого и сладкого!

Она умчалась, я видел как из кухни выглянул приземистый толстый мужик с роскошной бородищей, у меня откуда-то из подсознания выплыло его прозвище «Селтар Камнетёс», но скрылся он раньше, чем я мог вспомнить, а тут ещё хлопнула дверь, и в зал широкими шагами вошёл Максим Долгоруков, похудевший и с лихорадочно блестящими глазами. Я смотрел на его запавшие щёки, тяжело дался ему этот съезд Рода, тяжело, зато укрепил власть умеренных, что до того были в загоне.

Я молча указал на кресло с той стороны, на которое он и так бы сел без моей подсказки, поинтересовался:

— Пить, есть намерены? А то я себе уже заказал.

Сел тяжело, рухнул на сиденье, стул жалобно пискнул, в Максиме килограмм сто чистых мускулов, к нам направилась быстроногая Свена с тарелкой в одной руке и чашкой в другой, зачем заморачиваться с подносом при таком малом заказе.

— Ничего в горло не полезет, — буркнул Максим, — было убито много молодых, руководство уцелело почти всё. Старые и мудрые, уже давно не покидают свои насиженные места, разве что какое чрезвычайно важное событие.

Я хмыкнул:

— Вроде давешнего съезда?

Он взглянул остро.

— И о нём знаете?

Я улыбнулся.

— Могу в точности рассказать, кто что говорил, предлагал, против чего голосовал.

Он буркнул:

— Вы хорошо внедрили своих людей или подкупили наших. Ладно, я провожу чистки!.. Хотя мои оппозиционеры притихли, слишком уж разрушительные потери из-за не до конца продуманного решения, я воспользовался возможностью установить более полный контроль, как глава Рода.

— Поздравляю, — сказал я ровным голосом.

Он вздохнул, и разговор перешёл на более острую тему.

— Не думал, что даже не попытаетесь торговаться за своего финансового директора! Это было очень жестоко, господин Вадбольский! Пальцем не шевельнули, чтобы попытаться освободить своего человека!

— Разве? — спросил я. — Но Сюзанну не только освободили, но и доставили прямо к воротам моего имения. Очень, знаете ли, с большим рвением!

— Всё равно, — сказал он упрямо, — это было жестоко и… слишком рационально. Люди так не поступают!

Я прямо взглянул ему в глаза.

— Наверное, я больше насмотрелся на террористов, чем вы предполагали.

— Но вы убили восемнадцать человек из рода Долгоруковых! — выдохнул он.

— Это другое, — пояснил я. — Скажем, плата за те дни, что держали Сюзанну в плену. А за сам факт нападения и похищения?

Долгоруков поморщился.

— Они нарушили мои приказы, но это люди моего рода.

— Но факт нарушения был?

— Был, — признал он с великой неохотой. — Что вы хотите на самом деле? Не думаю, что вам нужны были именно их головы.

— Да кому они вообще нужны, — сказал я. — А вот некоторые ваши активы, почти бесполезные в ваших руках, могут заиграть в наших.

Он тяжело вздохнул. Что ж, проигравший платит. Я почти читал ход его мыслей: нужно извернуться и передать именно активы нарушителей — это будет почти безболезненно и послужит напоминанием, что главу Рода нужно слушать.

— Надеюсь, — сказал он, — эта неприятная выходка наших буйных не помешает нашей сделке?

— Вы про помолвку?

Его передёрнуло, словно дали в руки большую толстую змею прямо из болота.

— Тьфу-тьфу!.. Я говорю о настоящей сделке. Насчёт передачи нам части прав на изготовление ваших винтовок. В оговорённых по договору объёмах. И, конечно, технологии изготовления, что сократит время.

— Только после официального закрепления за мной металлургического завода и прочей инфраструктуры.