Я перехватил ироническую улыбку Сюзанны, нахмурился, опередил княжну Долгорукову и, открывая перед нею дверь, сказал шепотом:

— В ваших интересах добиваться отмены свадьбы ещё больше, чем в моих!

Она ответила так же тихо, не глядя на меня и даже не поворачивая головы

— Почему?

— После свадьбы, — пояснил я, любезно выпуская её в коридор, — я вас сразу же посажу на цепь и отлуплю!.. По законам российском империи муж волен наказывать жену за любые её провинности, а я, уж поверьте, их у вас отыщу!

Она окрысилась:

— Мой Род этого не позволит!

— Чаво? — изумился я. — Разве Долгоруковы не бьют жен?.. Кстати, вы будете не Долгорукова, а Вадбольская. Из списков вашего рода вас вычеркнут, как это и принято в цивилизованном обществе, баба с воза — кобыле легше. Даже жаль тратить такую великолепную фамилию на вас… Впрочем, это ненадолго. Злые жены долго не живут. Либо тонут по неосторожности, либо с высоких лестниц падают, разини, и сворачивают шеи.

Её щёки побледнели, в глазах метнулся испуг.

— Вы не посмеете!

— После двадцати попыток меня убить? Не напомните мне с чего начались эти неприятные неприятности?

Она смолчала, я даже ощутил укол совести, не фиг спрашивать очевидное, и сама наверняка сто раз прокляла вечер, когда в непонятном раздражении наехала на меня, безродного и беззащитного в этом хищном мире.

Дальше молча прошли коридор, спустились в холл, слуги с важностью распахнули перед нами входные двери. В лицо пахнул чистый весенний воздух, наполненный влагой и свежестью, во дворе мои гвардейцы с винтовками в руках, у ворот целый десяток. Княжну враждебного рода встретили пристальными взглядами, но никто не сказал ни слова.

Водитель распахнул дверцу, Ольга молча села на заднее сиденье и замерла, глядя перед собой тупо и надменно. За моей спиной послышались шаги, подошла, придерживая обеими руками по бокам длинное многоярусное платье, графиня Румянцева и опустилась рядом, чопорная и полная достоинства, ведь на службе самого могущественного рода.

Я, держась рукой за открытую дверцу, наклонился к Ольге и сказал раздельно тем ласковым голосом, что круче угроз:

— Ваша светлость, я надеюсь, вы очень-очень заинтересованы, чтобы наша свадьба не состоялась. Приложите все усилия!

Я отступил от автомобиля, сделал знак охраннику на воротах, можно выпускать, ничего не сперли, я проверил.

Сюзанна сказала с весёлым упреком:

— Обижаешь бедную девочку!..

— Бедную? — спросил я. — Она в тыщу раз богаче меня. Если не в миллион.

Она смотрела с милой улыбкой, но в то же время с некоторым укором.

— Ты знаешь, о чем я. Она сейчас растеряна и перепугана, только не показывает виду, не желает выглядеть слабой, чтобы не позорить весь её воинственный и надменный род.

Я вздохнул.

— Да что вы всё о роде? А сами без рода что-то значите?.. Говорить о себе, как веточке на могучем древе Рода, даже как о листике… это же как не уважать себя!.. Род — это волчья стая, что бросается на защиту своего собрата по принципу «Наших бьют!», и пофигу, что тот наш — сволочь и подонок, но зато наш, а противники, хоть умные и справедливые, но враги, раз посмели обидеть нашего, любого нашего.

Она посмотрела несколько растерянно и обиженно.

— Вадбольский…Ты все переворачиваешь с ног на голову!.. Во что превратится любой род, если его упразднить?

— В общество свободных людей! — ответил я гордо и пафосно.

Она прищурилась.

— А не превратится это общество свободных, как ты говоришь, людей, из волчих стай в большое овечье стадо?

Я открыл и закрыл рот, Сюзанна смотрит с печальной улыбкой, такая умная и взрослая, хотя мы одногодки. Правда, женщины взрослеют быстрее, но, как мне кажется, взрослеют в определенных областях, которые нам мало интересны в силу доминантности.

Горчаков выскочил из автомобиля сияющий, крикнул с ходу:

— Знаешь, мне к тебе начинает нравиться ездить! Дорога удивительная — ни единой ямки, ни единой кочки! Да и сам ты удивительный. Настоящий медведь в своей берлоге, да ещё и с турецким кофе!

Я развёл руками, пропуская его в дом.

— Просто ты не видишь моих ямок и кочек. Они все внутри.

Он хлопнул меня по плечу, полный юношеского задора, и мы вошли в холл.

— Пойдём, выпьем кофию, расскажу новость!

Увидев мой озабоченный вид, поинтересовался:

— Опять Долгоруковы? Не надоело? Как медведи на пасеку, лезут и лезут.

— Наверное, — сказал я, — я и есть тот самый медведь. У них после зимней спячки в голове мутится от голода, на человеков даже нападают!

— А ты на кого напал? — ухмыльнулся Саша.

— Да так, — ответил я, разминая плечи. — Я после зимы какой-то заторможенный. Не успеваю имя спросить, а он уже почему-то не живой!..

Он хмыкнул, но смех его быстро стих.

— Да, медленный ты… Страшно медленный. И опасный.

Он рухнул в кресло, словно разом потяжелел. В этот момент в дверь постучали, и в кабинет заглянула румяная Любаша с подносом.

— Кофий принесла, ваше благородие.

Она расставила на столе изящные фарфоровые чашки. Я сделал глоток и поморщился.

— Любаша, в следующий раз неси кофий прямо в джезве.

Она дёрнулась, испуганно вскинула брови.

— В чём-чём?

— В турке, — пояснил я. — С турками мы знакомы больше, чем с Кавказом. Люблю горячий. И чашку мне побольше, в этот наперсток разве что для барышень.

— Барышни кофий не пьют, цвет лица портится, — возразила она.

— Ну и хрен с ними, нам больше останется. И сладости приноси сразу. Можешь восточные, можешь нашенские. Поняла? Как только я пришёл, так и неси.

Любаша, кивнув, убежала. Саша смотрел на меня с лёгким недоумением.

— Какой-то ты весь непорочный, Саша, — сказал я, переходя на «ты». — Признайся, в карты играешь? Стихи пишешь? Или хотя бы сдобные булочки лопаешь тайком под одеялом?

Он оскорблёно вскинул подбородок.

— Барон, вы меня обижаете!

— Ты прям Сюзанна, — усмехнулся я.

Но его лицо снова стало серьёзным. Я поспешил сменить тему.

— Саша, ну не хочу я жить привычной жизнью аристократа, понимаешь? Все эти обязательные посещения салонов, сплетни, интриги, попытки подставить друг друга, чтобы пролезть чуть выше… Я хочу сидеть в норке, никуда не высовываясь, и заниматься милым мне делом.

— Каким? — насторожился Саша.

— Совершенствовать мир, — ответил я кротко.

Он дёрнулся, заулыбался было, решив, что это шутка, но, всмотревшись в моё лицо, понял, что нет. Улыбка сползла с его лица.

— Юра, — сказал он очень серьёзно. — Ты нарываешься на что-то более опасное. Уже тем, что начал выпускать винтовки на своей фабрике, привлёк внимание оружейных князей, которые занимаются этим с древних времён. Пока ты мошка, но уже о тебе знают. Могут и прихлопнуть.

— Пусть сунутся! — буркнул я.

Он грустно улыбнулся.

— Ты сам сказал, что с развитием цивилизации всё больше способов прихлопнуть человека. Раньше можно было только дубиной по голове, а сейчас можно перехватить рынок, урезать финансирование, пустить слух, что у тебя винтовки взрываются, что ты английский шпиён, что батюшке-царю отвел глаза и пробрался к нему поближе, чтобы обесчестить его внучку Александру…

— Тьфу-тьфу! — перебил я. — Только не Александру! Кто-то там есть получше?

— Лучше Александры нет никого, — сообщил он категорически. — Потому что она внучка самого Императора, Самодержца Российского!

Я посмотрел на него исподлобья. Он что, всерьёз? Но решил уйти с этой сколькой темы.

— Кстати, ты же мне хотел новость рассказать?

— Во-первых, светлейший князь и канцлер Российской империи решил удостоить тебя аудиенцией…

Я остановился и с недоумением посмотрел на друга.

— Ты чего? Я не просил ни о какой аудиенции!

— Это я просил, — ответил он уже серьёзно. — Тебе обязательно надо доложить в верхах о своих изобретениях. И попросить помощи или просто — большего участия государства в твоей работе. Иначе всё упрётся в тупик.