В самом конце коридора на стуле с газетой в руках графиня Румянцева углубилась в чтение. Я замедлил шаг и, стараясь держаться как можно спокойнее, превежливейшим образом осведомился:

— Осмелюсь поинтересоваться, дражайшая Анастасия Валентиновна, что понудило вас передвинуться к этому кабинету?

Она подняла голову, взглянула благосклонно, в наставницы и спутницы молодых барышень берут как раз таких, что чтут старинные обычаи и витиеватые обороты речи.

— Молодой человек, — сообщила она светским тоном, — графиня Сюзанна Дроссельмейер, пригласила княжну в свой кабинет, пообещав обучить самому интересному на свете делу…

Я спросил невольно:

— Это чему же?

Она ответила:

— Бухгалтерии!

— Ого, — ответил я обалдело, — ну да, как же юной романтической дуре без бухгалтерии…

Не дожидаясь ответа, постучал в дверь, выждал, постучал громче. Наконец донёсся голос Сюзанны:

— Вадбольский, можете войти!

Я осторожно приоткрыл дверь, вдруг да переодеваются, меряя платья друг друга, вошёл, обе снова на диване и снова прижавшись одна к другой, как два потерянных щенка под холодным дождем на обочине дороги.

Во всю ширину стены экран, любовь Тристана и Изольды, красивая романтическая история, вот какой дурью страдали в те тёмные времена, хотя да, красиво и трагично, если начать вникать, то сердце учащает и учащает удары, а ты уже с мечом в руке бросаешься спасать и карать…

— Че-нить принести пожрать? — осведомился я. — Или хотя бы перекусить червячка? Я вот не отказался бы от большой чашки кофе!

Сюзанна небрежно повела дланью, изображение на экране замерло, и повернулась ко мне.

— А нам по маленькой чашке. И пирожные… Пирожные можно так, средние.

— Но побольше? — уточнил я.

— Вадбольский, вы всегда понимали меня с полуслова.

У обеих на щеках дорожки от высохших слезок, Ольга бросила злобный взгляд и, освободившись от объятий Сюзанны, чуточку отодвинулась, в её глазах читался неподдельный, животный страх перед непознанным.

Ей шестнадцать лет, внезапно подумал я. Чего это я так? Ещё дурочка, хотя в знатных родах детей воспитывают с колыбели, дабы не уронили честь рода. Но нельзя предусмотреть абсолютно всё, в таких случаях велено молчать и не открывать рта, что она и делала. Но, видимо, слишком много при ней говорили о величии их Рода, его невероятной знатности и значимости, все остальные рода просто пыль под ногами рода Долгоруковых, только они постоянно поддерживали и поддерживают династию Романовых, постоянно преследуя врагов государства…

И явно упоминали фамилии сосланных в Сибирь декабристов, среди них и Вадбольских, потому она так и среагировала, услышав, что на балу присутствует мелкий барон из рода мятежников.

Но и сам Род повёл себя глупо, поддержав её полностью и объявив на меня охоту. Правда, я тоже малость перехлестнул на дуэли, можно было просто оставить глубокую отметину на морде, ну а теперь имеем дело с тем, что имеем. Мы лютые непримиримые враги, и даже вмешательство императора, вряд ли остановит эту свирепую войну на истребление.

Да и не до нас теперь императору, вялотекущая Крымская война наконец-то переходит в горячую стадию.

Вскоре настало время обеда, и я снова должен был играть роль гостеприимного хозяина. Княжна вошла в столовую с видом аристократически тупым, но всё же бросила быстрый взгляд по сторонам. По мне так столовая, как столовая. Стены в резных дубовых панелях, окна среднего размера, мы не в Африке, между ними огромные зеркала в позолоченных рамах, здесь любые рамы позолочены, потолок весь расписан в стиле барокко, с массой толстеньких херувимов и дебелыми вакханками в духе представлений о женской красоте: толстые, мясистые, с излишним весом и крохотными сиськами.

Над столом хрустальная люстра на сотню свечей, подвешена как бы на золотой цепи, сам дубовый стол на двенадцать персон, стулья с гобеленной обивкой, верх спинок увенчан резными головами всяких зверей. В центре стола дежурное блюдо с фруктами, даже не буду спрашивать, откуда они в апреле месяце.

В столовой вкусно пахнет воском, старинным деревом и едва уловимый аромат со стороны кухни, сегодня трюфели, жареное мясо и что-то острое, но я плохо разбираюсь в кулинарии.

Княжна подошла к столу, ещё чуть повела глазами, я наконец-то сообразил, что ищет взглядом невидимых музыкантов, те играют тихую нежную мелодию, под которую жевать, видимо приятнее или просто легче. И музыкантов не двое-трое, а огромный симфонический оркестр, как это Вадбольскому удаётся?

Я заставил себя встать, отодвинул для неё стул, а когда она подошла к краю стола, зло придвинул, жалея, что не могу как следует стукнуть под колени.

Она опустилась на сиденье, прямая и ровная, как Горчаков на экзамене, окинула холодным взглядом поставленные перед нею серебряные приборы. Хрустальные бокалы разных форм под разные вина, но это декорация, вина не будет, а ещё Сюзанна заботливо придвинула ей пару салфеток, сложенных в некие фигурки.

Блюда заносила не Любаша, на этот раз только руководит, а четверо лакеев, бесшумно двигаясь, внесли жареного лебедя, двух каплунов, блюда со всякого рода вырезками, жареными рябчиками, чёрную и красную икру в больших серебряных мисках с вензелями и пейзажами.

В её глазах я видел непонимание, как это сохранил свежими ягоды и фрукты, что значит, дитя старинного рода, чтущего традиции, не знает, что пять лет назад американский врач Джон Гори показывал всем желающим процесс получения искусственного льда в созданном им аппарате, что мог служить одновременно морозильником и кондиционером, а это значит, у меня точно есть, не буду же довольствоваться старинными срубами, где ильи муромцы хранят по старинке скоропортящиеся продукты в крошеве мелкого льда и снега?

А ещё уже строятся и через два года по железным дорогам побегут вагоны-рефрижераторы, на которые отважные крестьяне будут бросаться с вилами, как на исчадие ада.

Сюзанна давно и кухню взяла на себя, умело руководит что кому подать, княжну посадила возле себя и заботливо нашептывает на ухо:

— Ольга, не бойся пробовать незнакомые блюда, всё замечательно, и никто никогда не травит.

— Сюзанна, — сказал я с укором, — не мешай княжне думать, что у нас все плохо и отвратительно. Как и мы сами.

Сюзанна охнула.

— Ольга, ну разве я такая уж отвратительная? Ну да, я работаю! Как мужчины. И тем доказываю, что мы, женщины, им не уступаем.

Княжна замялась в затруднении, но чистым голосом увела разговор от опасной темы:

— А у вас какие ещё есть волшебные картины?

— Всякие, — ответила Сюзанна. — Я обожаю любовные истории. Про Одиссея и Пенелопу реву. А Ланселот и Гвиневра? Сколько страсти!

Я посоветовал мирно:

— Смотри комедии.

Она поморщилась.

— Комедии для плебса. А трагедии для аристократов. Ольга, после обеда я покажу тебе возвышенную любовь Данте к Беатриче…

Я заглянул в архив зеттафлопника, там тысячи и тысячи фильмов и сериалов на разную тематику. Дрон может проецировать изображение на любую стену. Это в прошлом необходима была белая поверхность, обычно вешали простыню. Получалось, как в детской загадке: в темной комнате на белой простыне люди получают удовольствие.

Подать ей такое волшебство, как привнесенные истории из будущего? Как искусство неведомых магов неведомых стран?

Ольга промокнула губы кружевным платочком, встала, прямая как сосенка, гордая и красивая, словно горный олененок.

— Барон, — произнесла она нейтральным голосом, — спасибо за приём, но нам пора. Проводите меня к моему автомобилю.

Это не звучало как просьба или приказ, умело модулирует голос, чтобы в нём не оставалось ни капли человечности, а только голая информация.

Я поднялся, отодвинул ей стул, а когда она вышла, с грохотом задвинул его взад. Княжна одарила меня надменным взглядом, одновременно высчитывая расстояние до мало того, что врага, но ещё и самца, что куда хуже, враг бывает предельно галантен, повернулась и направилась к двери, чуть придерживая обеими руками по бокам длинное платье.