Швейцары в напудренных париках и ливрейные лакеи в белых перчатках выскакивают к самим каретам. Дверцы открывают, правда, те лакеи, что едут на запятках кареты, но императорские лакеи приветствуют поклонами и указывают путь, как будто никто кроме них не видит огромного императорского дворца.

Я оттопырил локоть, Ольга прикоснулась двумя пальчиками, и так мы пошли на расстоянии вытянутой руки один от другого, словно в парадном полонезе.

Одна роскошная пара, генерал с огрядной дамой, оглянулись в нашу сторону, дама сказала громко:

— Вот видишь, не такая уж молодежь и распущенная.

Он ответил так же громко:

— Молодцы, блюдут старые обычаи.

Сказано было явно для нас, дескать, продолжайте так и дальше, Ольга гордо вскинула носик, я нагло фыркнул, чуть придержал княжескую дочку, чтобы эта пара первой прошествовала по главной Иорданской лестнице.

Гигантские канделябры с десятком свечей дают не только яркий свет, но и жар, гостей пока не видно, наверху встречают придворные чины в белых лентах и звездах, эти ребята следят за порядком, там впереди слышно, как гофмаршал пафосно выкрикивает:

— Его сиятельство князь Ростовский с супругой!

— Её светлость графиня Путятина с дочерью Светланой!

— Светлейший князь Паскевич с супругой!

Я чувствовал, как Ольга заранее напряглась, ожидая как непристойно прозвучит «Барон с невестой», словно бы явился конюх с дояркой, я сказал тихо:

— Ваша светлость, не стоит так уж демонстрировать неприязнь ко мне. Иначе на вас будут смотреть с брезгливой жалостью. Сделайте вид, что вам накакать на их мнение.

Она дёрнулась, я чересчур груб, об этом предупреждали, но сейчас в самом деле лучше собраться и смотреть на всех свысока, поняла, надела на лицо снисходительную улыбочку.

Гофмаршал звучно, чересчур звучно провозгласил:

— Его благородие барон Вадбольский с невестой!

Мы вошли в зал, там уже где-то с полсотни пар, и все повернулись в нашу сторону. На мне скрестились взгляды: острые, прощупывающие, злобные, просто любопытствующие, даже равнодушные, а вот Ольга всё же вздрогнула.

Я сказал улыбаясь шепотом:

— Мне, барону, на них насрать, а вам, ваша светлость, тем более!

Она чуть дёрнулась то ли от моей грубости, то ли от принизывающих любопытных взглядов, даже дыхание задержала, но я бестрепетно вел её в глубь зала, где много дам в парчовых платьях с тугими талиями, бриллианты и жемчуга от заколок в волосах и серьгах, до ожерелий в три, а то и в пять рядов. С ними кавалеры в тёмно-зелёных, синих и чёрных мундирах, эполеты золотые, как и аксельбанты, шпоры при каждом шаге легонько позванивают, в воздухе запах помады, духов «Флер де Оранж», пчелиного воска и, понятно, недостаток кислорода, потому эти затянутые барышни, когда ни вздохнуть, ни выдохнуть, так часто падают в обмороки.

В Георгиевском зале гостей встречает сам хозяин всего этого великолепия, великий князь Андрей Петрович Романов, такой же рослый, статный, с добродушной улыбкой на румяном лице, каждый гость, приближаясь, отвешивает почтительный поклон, дамы приседают в реверансе, а он каждому говорит мягким добродушным голосом: «Рад видеть», «Хорошо смотритесь», «Привет родителям», как и положено любителю искусств, меценату, собравшему немалую коллекцию картин российских и немецких художников.

По нам тоже мазнул взглядом доброго дедушки, сказал пару добрых слов, но вряд ли даже знает, кто мы, далек от политики и светских сплетен, целиком преданный своим коллекциям и обществу художников.

Залов в Зимнем множество, но гости расходятся, в основном, по трем. В Белой галерее будут исполнять полонез, им откроют бал, В концертном зале всё отдано под мазурку и котильон, а вот Малахитовая гостиная издавна использовалась для сплетен, ибо там множество диванов и диванчиков, несколько видов кресел.

Тут же в Малахитовой гостиной я углядел толпу военных, среди которых выделяется один в красном мундире, громогласный и напористый, говорит громко и убедительно, но его слушают внимательно.

Ольга спросила нейтральным голосом:

— Почему он в красном?

— Мундир англичан, — буркнул я. — Похоже, посол. Что, хотите ему наше Отечество продать?

Она ответила, не поворачивая головы:

— Среди старых родов нет предателей. Предают выскочки из новых…

— А вы старорежимная? — спросил я. — Похвально, похвально.

Она произнесла тем же ровным голосом:

— У вас «похвально» звучит, как оскорбление.

Слуги быстро сновали по залу, держа на растопыренных пальцах правой руки подносы с фужерами шампанского, левую заложив за спину.

Я схватил у одного два фужера, один протянул своей спутнице.

Она покачала головой.

— Не употребляю.

— Шампанское? — удивился я, потом догадался: — Ах да, вы же там к водке привыкли!.. Найти вам стакан водки? Или лучше самогона?

— Вам виднее, — ответила она, — что вам пить.

Я осушил свой бокал, второй сунул в руку лакею, перевёл дыхание. Хорошо… Уютный зал, под двумя стенами расставлены столы с закусками, я кивнул в их сторону.

— А поесть на халяву? Бояре все обязаны быть толстыми. Особенно боярыни!

— Может, баронессы? — уточнила она. — А я княжна.

— Молодец, — сказал я. — Уела. Сегодня бить не буду.

Она наконец-то повернула в мою сторону голову.

— Меня никто бить не будет. Ни сегодня, ни когда–либо.

— Почему это?

Она поднесла палец к ожерелью, там в середине был зелёный камень, изумруд или хризолит, в ответ на приближение её пальчика он засиял чуть ярче.

— Он в состоянии меня защитить, — сообщила она свысока. — Кто прикоснется, станет калекой.

— Ого, — сказал я. — Но по закону муж имеет право бить жену!

— Только не из рода Долгоруковых, — возразила она с издевкой.

— Это подстава, — заверил я. — И вызов. Сразу же после венчания отлуплю, как сидорову козу.

Она посмотрела на меня с брезгливым интересом.

— А коза здесь при чем?

Я подумал, согласился:

— Да, козу бить не буду. А вот княжну с удовольствием.

— Хам, — произнесла она с аристократическим презрением.

Аристократы пальцем не показывают, как простолюдины, и в носу прилюдно не ковыряются, но сплетничают не меньше кухарок. Я спиной чувствовал десятки пар глаз, что чуть ли не прожигают мой камзол, но как только поворачивался, всяк смотрит куда угодно, но только не в мою сторону, а вот чесать языками не перестают.

Отделившись от толпы, в нашу сторону, двинулся мужчина в генеральском мундире, звезды с бриллиантами и рыцарские ордена от эполетов до пояса, я не сразу узнал Комаровского, героя почти всех суворовских походов.

Я поклонился ему первым:

— Счастлив видеть вас во здравии, Евграф Федорович!

Он кивнул, окинул княжну внимательным взглядом.

— Приветствую, курсант, как и вашу прелестную спутницу, — он галантно приложился к ее ручке. — Рад вас видеть, княжна. Сегодня только о вас двоих и разговоров. Поздравляю! Все в вашем стиле, юноша: все либо одобряют вас, либо ненавидят, а равнодушных нет.

Он не назвал меня бароном, мелькнула мысль, а именно курсантом, ведь курсанты у нас в лицее все, как бароны, так и княжата. Спасибо, граф, ценю.

— Значит, я жив, — ответил я бодро.

Точно «Либо одобряют, либо ненавидят». Значит, пока я тут стою с надутой куклой, за моей спиной уже решается, к какой категории меня отнести. От этого зависело, кто подойдёт следующим, друг или враг. Не успела мысль оформиться, как с бокалом шампанского в руке к нам подошел еще один весьма импозантный мужчина, по-свойски поздоровался с Комаровским.

— Надеюсь, я не помешал вашей беседе, князь? Прошу, представьте меня вашему собеседнику, весьма о нём наслышан… Моё почтение, княжна Долгорукова, — поклонился он Ольге. Та склонила головку в знак приветствия.

— Юрий, позвольте представить вам моего хорошего знакомого майора Михаила Яковлевича Волынского, — отрекомендовал подошедшего Комаровский, — человека весьма отважного, и истинного патриота России.