Жаль, что прусский король Фридрих может поломать существующий баланс и изменить расклад сил на доске. Отдавать уже свои земли не хотелось от слова «совсем», а поделиться чужим можно было только за счет ограбленной Польши, чего тоже не хотелось.

— Хрен ему без масла, — Никритин сложил пальцы кукишем и помахал им в воздухе. — Так-так. А ведь это мысль! Надо вдовствующую герцогиню Голштинскую выдать замуж за ее давнего любовника, польского короля Стаха. Старая любовь не ржавеет, оба еще молоды, обзаведутся наследником престола. Като ненавидит «доброго дядюшку Фрица» — так что альянса с Пруссией не выйдет… Нет, не стоит торопиться — если такой союз они заключат, то дело будет скверное.

Иван Антонович медленно прошелся по кабинету, просчитывая «про и контра». И тут неожиданно вспомнил о том, чего давно надо было сделать, еще две недели тому назад, когда пришло известие о том, что Оттоманская Порта объявила войну России.

Он взял в руки колокольчик и позвенел им — вошедшему секретарю отдал распоряжение:

— Подготовь указы незамедлительно. Резиденту нашему в Константинополе Обрескову дарую чин тайного советника и кавалерию святого Александра Невского. Его супруге крест святой Екатерины второго класса, и выдать двадцать… Нет, тридцать тысяч рублей ассигнациями.

Иван Антонович всегда проявлял если не скупость, то определенную бережливость к казенным средствам. Но тут решил не жадничать — дело того стоило — все должны знать, что император ценит верную службу на благо России. А потому твердым голосом произнес:

— Всем посольским следующие чины дарую, и кресты Владимирские. А у кого они есть — то выдать следующую по порядку степень. Пусть жены хранят награды мужа. И деньги семьям выдать — от трех до пяти тысяч рублей ассигнациями — в зависимости от чина. Да, вот еще что. Отправь вице-канцлеру Остерману мое указание — жалование мужей выплачивать семьям впредь в двойном размере, как томящимся в турецкой неволе. И пусть изыщет способы через послов иноземных держав проведать наших в Семибашенном замке и сообщить узникам, что я их не забыл! И сделаю все возможное для скорейшего освобождения!

Отпустив взмахом руки Фонвизина, Иван Антонович прошелся по кабинету, пробормотал себе под нос:

— Турок проймут до копчика не дипломатические ноты, а грохот палубных орудий наших кораблей в Золотом Роге…

Бока-Котор

Воевода Черногорской армии

Генерал-майор, граф и кавалер

Алексей Орлов

утро 28 января 1768 года

— Господа адмиралы и командоры, рад вас видеть в Бока-Которе! Мы вас тут с нетерпением ожидаем. Вот уже как два месяца идет жестокая война с османами, и пока, слава Господу, для нас успешная! И ваш переход вокруг всей Европы закончился благополучно!

Алексей Григорьевич демонстративно перекрестился, его примеру последовали собравшиеся за столом моряки, люди довольно суеверные — шторма такое влияние имеют на тех, кто их пережил.

Командующий эскадрой вице-адмирал Спиридов за время долгого перехода вымотался, постарел, осунулся лицом. Сидевший рядом с ним контр-адмирал Чичагов, наоборот, был бодр, несмотря на видимую усталость, и, иной раз, вспоминая трудности перехода, сыпал матерками, показывая свое близкое знакомство с «загибом Петра Великого».

Столь же хмурым был командор Барш, приведший до Копенгагена два линейных корабля из Архангельска. Ивану Яковлевичу переход дался особенно тяжело. В норвежском Нарвике, отданном датчанами под базу русского флота, случилось несчастье. Один из трех кораблей наскочил на камни, и командор был вынужден оставить его там для ремонта полученных повреждений. Оставалось только надеяться, что линейный корабль «Архангельск» догонит эскадру и придет к марту.

Датчанин контр-адмирал Арф, принятый на русскую службу, в отличие от своих коллег, выглядел свежо — все же привычка к морским переходам у жителей Ютландского полуострова в крови — как-никак они прямые потомки знаменитых своими морскими разбоями викингов.

Два шотландца, контр-адмирал Джон Эльфинстон и командор Грейг, уже принявший российское подданство (оттого уже звавшийся Самуилом Карловичем), изображали из себя радушных хозяев, коверкая русский язык, которым овладели достаточно хорошо — этим шотландцы в России всегда отличались от англичан. По какой-то неведомой причине в Лондоне решили, что пора Королевскому флоту избавиться от скоттов — зато русский флот приобрел два десятка опытных мореходов, трое из которых командовали линейным кораблем и двумя бригами.

Третьим «хозяином» за столом был бригадир Ганнибал — сын знаменитого «арапа Петра Великого» тоже являлся моряком. А свой чин носил как цехтмейстер русского флота — то есть начальник корабельной артиллерии, каковым он и являлся.

— Как тут у вас обстоят дела, Алексей Григорьевич?

— Вполне благополучно сейчас, Григорий Андреевич, — с некоторым лукавством в голосе отозвался Алехан на вопрос Спиридова. — До весны турки в заснеженные горы уже не полезут — мы у них сию охоту накрепко отбили, преподав нужные уроки.

Алехану было чем гордиться на самом деле — еще в середине декабря внезапной атакой удалось захватить Скуттари и Антивари, истребив полторы тысячи завоевателей — османов и албанцев. И обратив в поспешное бегство еще до десяти тысяч супостатов, что рассеялись по окрестностям со сказочной быстротой, вызвав жуткую панику в мусульманских селениях Албании, Косово и Метохии.

В захваченных городах оказались огромные запасы продовольствия и пороха, в которых имелась сильная нужда. Кроме того, захватили до пяти тысяч ружей. Имелись довольно приличные мушкеты французской выделки, примерно треть, остальные оказались турецкими фузеями, большей частью дрянными. Османские орудия оказались негодными, а посему их установили в небольших земляных редутах, что перекрывали горные дороги и тропы. Пробиться через такие импровизированные укрепления для турок оказалось непосильной задачей.

Добившись убедительной победы над более многочисленным противником, черногорская армия совершила быстрый переход на запад — и успела вовремя. Боснийский паша привел в долину реки Зета десятитысячное скопище башибузуков, решив схода завладеть Острогом с прославленным монастырем. И после разграбления двинуться уже на Бока-Котор, свалившись с гор в лазурную бухту.

Не повезло магометанам!

Ничего у турок не вышло, от слова «никак». Тут православному воинству помогла сама природа — в горах выпал снег и ударил легкий морозец. Этого вполне хватило, чтобы через неделю турецкое воинство деморализовалось полностью, не в силах пробить заслоны из отчаянно сражавшихся за родную землю местных ополченцев.

Подошедшая черногорская армия оседлала перевалы и дороги. Ослабевшие от голода и холода османы не выдержали постоянных стычек с неприятелем, что поражал их из ружей с вдвое больших дистанций, и попытались пробиться обратно, в относительно теплые долины Боснии, где жили их единоверцы — принявшие ислам босняки. А вот православные сербы ютились исключительно в горах и предгорьях — жизнь под турецкой пятой приучила их к осторожности.

Вот только ничего у аскеров не вышло — кольцо окружения неумолимо сжималось, и в православное Рождество с карательной экспедицией было безжалостно покончено. Пленных никто не брал, беспомощных раненных и обмороженных хладнокровно добивали — слишком кровавый след тянулся за башибузуками, чтобы их прощать.

«Зетская бойня» потрясла православное население, вызвав всеобщее ликование от Боснии до Косова!

Восемь тысяч тел убитых турок уложили штабелями в пещерах, и, заложив бочонки с порохом, взрывами обвалили входы. Потрясенные двумя устрашающими разгромами, османы в начале января опомнились и снова попытались наступать. Однако, не выдержав натиска яростно сражавшихся черногорцев, побежали в панике — двукратное превосходство в силах не помогло завоевателям.

Теперь все племена черногорцев объединились под властью царя Стефана, полностью очистив от завоевателей свою историческую родину. Население возросло почти в два раза, удвоилась и армия, поверившая в свои силы. Да и отношение к русским, и без того самое благожелательное и дружеское, стало восторженным.