Видимо не желая больше искушать дальнейшую судьбу в открытом сражении с гяурами, что оказались опасным противником, да будут прокляты эти прихвостни шайтана. Теперь турки надеялись на мощь береговых укреплений, чем на корабельные экипажи, которые были изрядно напуганы неприятелем в недавнем бою.

Русский флот блокировал выход из бухты, и на флагмане сразу состоялось короткое совещание. Адмиралы и командоры решили атаковать турецкие суда на якорных стоянках, используя брандеры. Трофейных фелук хватало — пять из них бригадир Иван Абрамович Ганнибал тут же стал превращать в опасные для деревянных судов зажигательные снаряды. Снаряжали их порохом, что укладывали бочонками в трюм, добавляли смолу, тщательно обмазывая все деревянные части — при взрыве горящие головни добавляли пожаров на непострадавших суднах. Затем укладывали оплетенные соломой сосуды с «греческим огнем» — с адским зельем, что воссоздали русские академики, обращались очень осторожно.

Кликнули по эскадре добровольцев, обещая всем георгиевские кресты согласно статуту ордена — сорвиголов набралось изрядно. Отобрали самых лучших, к удивлению Розена он оказался первым среди офицеров — все пятеро назначенных капитанами брандеров имели репутацию отчаянных храбрецов. Под стать им были матросы — их кулаки хорошо запомнили завсегдатаи портовых кабаков от Копенгагена до Ливорно.

Под покровом ночной темноты пять теней, скользя по тихой глади залива, пошли в самоубийственную атаку. За каждой из фелук, как псы на привязи, шли рыбацкие лодки — они давали командам призрачный шанс на спасение после подрыва брандера.

К великому удивлению Розена к брандерам присоединились два баркаса, что отошли от бомбардирского корабля «Гром», памятного Карлу по боям у Шлиссельбурга и невским баталиям.

Странные баркасы — по вдоль каждого уложена длинная мачта, к концу которой привязана большая бочка. Причем, капитан-лейтенант приметил, что мачта уложена на полозья и ее можно выдвинуть на саженей пять-шесть вперед — тогда бочка уйдет под воду.

Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться для чего нужна эта бочка — там, наверняка, пудов семь пороха уложено, а то и больше. И подрывать эту мину будут под водой у борта вражеского корабля — с неизбежным его потоплением.

Только одно непонятно — как воспламенить порох под водой? Как будет взрываться эта дьявольская для любого военного судна мина, что оставит у днища пролом с воротную створку?!

Баркасами командовали лейтенант Ильин и князь Гагарин — он их не раз встречал в Кронштадте и Ревеле. Отчаянной храбрости люди — он бы так не стал безумно рисковать, произведя взрыв под водой в двадцати аршинах от баркаса. Ладно, любой корабль после подрыва обречен, но вот гребцам баркаса уйти будет не суждено — вряд ли они сами уцелеют. Но видимо кое-какие возможности для спасения имелись, раз вызвались на такое гиблое и самоубийственное предприятие.

Розен пристально всматривался в темные корпуса турецких кораблей, выбирая жертву — подрывать лучше самые крупные. И в то же время с замиранием сердца смотрел на узкие корпуса весельных шебек — турки их выслали для перехвата брандеров, буде таковые русские пустят в дело. А это плохо — шансы прорваться в залив незамеченными стремительно уменьшались с каждым дружным гребком матросов.

Постоянно оглядываясь назад, он видел справа и слева низкие, прижатые к самой воде борта баркасов Ильина и Гагарина, их было трудно разглядеть на ночном море, подсвеченном луной и звездами. А жаль — лучше бы стало, если вокруг царила бы непроглядная темень. Больше было бы шансов на удачную атаку и спасение.

С моря послышалась орудийная пальба — бомбардирские корабли открыли стрельбу, отвлекая на себя внимание турок. Черное небо расчертили огненные шары — бомбы мортир и единорогов летели по крутой траектории. Попасть в корабль из них невероятно трудно, даже в стоящий на якоре. Но зато двух или трех пудовая бомба как бумагу проломит дощатую палубу и взорвется внутри корабля, неся ему если не гибель, то тяжелейшие повреждения и возможный пожар.

В северной части бухты неожиданно всплеснулось пламя, подсветив турецкую эскадру — десятки кораблей стояли плотно, в несколько линий. Битком набились в поисках спасения.

Розен скрипнул зубами — один из брандеров погиб, перехваченный патрульной шебекой. Вслед за этим один за другим прогремели два взрыва, осветив гавань. Один из брандеров сцепился со сторожевой галерой — погиб сам, но и неприятеля угробил.

— Осторожней, братцы, не торопитесь — турки по всплескам могут нас заметить, — Розен говорил негромко, хотя орудийная пальба гремела вовсю. Русские линкоры открыли огонь из бомбических орудий, но пока безуспешно — дальность все же была великовата.

Раздался четвертый взрыв, озарив большой корпус и мачты линкора, что стоял на некотором отдалении. Османский корабль сгорит в пламени, жаль только огонь не перекинется на вражескую эскадру — все же расстояние до плотного построения изрядное.

Брандер Розен направил на большой корабль, в два дека — с ужасом ожидая, что сейчас турецкие орудия выплеснут языки пламени, а ядра переломают фелуку. Однако пушки молчали, и после удара о борт вражеского судна матросы стали забрасывать «кошки», намертво закрепляя два обреченных на гибель судна.

Карл успел поджечь от лампы два фитиля на пороховых бочонках и бросился к борту, ища спасения. Турки открыли стрельбу из ружей, на судне началась тревога, загремели ружейные выстрелы.

Грохнула пушка — картечь хлестанула по рыбацкой лодке, куда уже уселись гребцы. Все они погибли мгновенно под свинцовым шквалом. Не задумываясь, Карл скинул куртку и башмаки и прыгнул за борт — до взрыва оставалась едва минута.

Бешено работая руками и ногами, офицер отплывал от вражеского корабля, когда грохнуло — волна подхватила моряка и поволокла его к морю. И тут прогремел еще один взрыв — обернувшись, Розен успел заметить, как у борта турецкого корабля чуть ли не выше мачты поднялся высоченный и белопенный султан воды.

— Нет, я выживу…

Отплевывая соленую воду, Розен плыл и плыл к сверкающим ярким вспышкам — русская эскадра обстреливала вражеский флот. Он уже изнемогал, лишившись сил, а потому даже не удивился, когда сильные руки выдернули его из воды. Испугаться капитан-лейтенант не успел, узнав в темноте радостный голос Ильина:

— Здоров ты плавать, мы тебя углядели, только догнать долго не могли. Да и течь у нас от взрыва, воду черпаем. Зато вражеский корабль завалился. Как уцелели — не пойму, но было страшно до жути. Ты на банку садись, там отдышись немного, а то на тебе лица нет!

Розен сидел, его пошатывало, и если бы не матрос, но он бы давно упал. На сердце не осталось места для ликования от зрелища огромного пожара — турецкий флот бесславно сгорал во все пожирающем пламени, что принес для османов его последний брандер…

Бахчисарай

Министр Военной Коллегии

Главнокомандующий

фельдмаршал Миних

полдень 24 мая 1768 года

— Крымского ханства более нет, и уже никогда не будет! С вековыми разбойниками и людоловами покончено раз и навсегда! А буде у кого рабов обнаружите, или заметите, что оных крымчаки убивали и тела прятали, чтобы скрыть злодеяния свои — рубить всех безжалостно! Но ничего не жечь и не рушить, скот сохранять с бережением — он для поселенцев потребен будет. Казакам и калмыкам брать только третью часть от всех стад и табунов — во исполнение уговора!

Произнеся последнюю фразу, старый фельдмаршал нахмурился — это солдат воюет за славу, но казак за добычу. Но тут же морщины на его лице разгладились — добычи и так было захвачено много, так что не стоит жалеть, хотя немецкая душа, привыкшая к скупости, протестовала.

Захват Крыма, от момента штурма перекопских стен, до занятия всех городков занял ровно две недели. И все потому, что в северной Таврии он, Бурхард Христофор фон Миних, уже во второй раз за тридцать прошедших лет, приведший сюда победоносную русскую армию, теперь наводил дикий животный ужас на татар и ногаев своим именем.