— Долина реки Нил должна православной стать, государь, благо сейчас возможности для этого есть. От побережья пойдем вглубь, и с Абиссинии нас теперь поддержат, благо миссию Ганнибала встретили православные арапы восторженно. Да и корабли Грейга уже появились в Красном море, и захватили десантом пару удобных бухт. Так что на этой земле накрепко закрепиться можем, твердой ногой встать…

— Можем, Алексей Григорьевич, но лет через пять, никак не раньше. Османам сейчас не до Массауа, Аккаба или рас-Джибути. Они свое влияние потеряли среди арабских эмиров — побежденных никто здесь не любит. Но мы должны Оттоманскую Порту окончательно добить в будущем году, дабы угрозу ее возрождения окончательно устранить, и тем наших потомков полностью обезопасить.

Нападем с юга и востока одновременно — ты идешь с войсками до Антиохии и занимаешь окрестные от нее земли. Там народы живут, что нашей руки держаться будут. Берем все побережье, арабы пусть по Сирии дальше кочуют, и создаем армянское царство. От Понта и Грузии наступает Румянцев — там еще одно царство создаем из армянского населения. А с запада от Константинополя демонстративные действия ведем, да округ вокруг Смирны увеличим несколько и зону проливов за собою уже полностью оставим.

И все — воевать с турками дальше, для нашей державы нужды больше нет! Как и смысла!

Пусть они всю Малую Азию за собой оставляют и воюют с курдами и арабами хоть до посинения, можем даже помощь оказать, лишь бы это противостояние вечно длилось. А мы войска перебросим, и будем склонять египетского султана к нашему покровительству. Примет — все отлично, через полвека у него христиан станет половина, если не две трети, откажется — тогда ты ему покажешь всю глубину заблуждений.

— Еще как покажу, — хищно ощерился Алехан. Планы войны им были давно разработаны, так что мамелюкам пришлось бы худо.

— Как конки к южным портам протянем, то спокойно можем маневрировать силами и осуществлять переброску подкреплений. От Петербурга до Одессы или Таганрога полторы тысячи верст по прямой. Или почти две с всякими изгибами железных дорог. Вагон конки в день сто — сто двадцать верст проходит, так что за полмесяца доехать можно.

— А паровоз втрое быстрее пройдет, до трехсот верст в сутки, — Алехан вспомнил, как увидел в первый раз пышущий паром механизм, — и груза в десять, а то и в двадцать раз больше потянет.

— Пустить то, конечно, можно. Но лучше технический прогресс у наших соседей не допускать, уж больно от него проблем в будущем будет сверх всякой меры, одна головная боль.

Надо иначе делать!

Притормаживать прогресс этот надобно, и жестко — изобретателей всяких унять. И чтоб на паровозах подольше никто не ездил — есть конка, этого вполне достаточно. А то додумаются, мыслители хреновы, до того, о чем и помыслить даже в пьяном угаре нельзя!

А для этого с войнами пора кончать — создать систему блоков и противовесов по всему миру. От них прогресс идет, от оружия вначале, а затем все остальное за собой тянет…

Император говорил с мрачным лицом, на губах жестокий оскал, в глазах плескалась темная водица. Таким Иоанна Антоновича редко кто видел, и Алехан даже содрогнулся от услышанных слов.

— Так что для всех будет лучше, если основу для будущего миропорядка мы сейчас заложим, и самой твердой рукою и жесткими мерами ее в жизнь воплотим в скором времени!

Бостон

Командующий Континентальной армией

Генерал-лейтенант ополчения и плантатор

Джордж Вашингтон

полночь — полдень 18 марта 1776 года

— Сэр, английская эскадра подошла к Провиденсу днем и высадила десант в пяти милях от города! Там были и корабли с косым синим крестом на белом флаге. Странность в том, что почти нет «вареных раков» — красных мундиров едва три-четыре сотни. Все высадившиеся на берег солдаты в зеленых кафтанах, многие в мешковатых грязных накидках, словно обмундирование заляпали и не отстирали. Они разбивают лагерь, и явно собираются с силами, чтобы взять штурмом город!

— Много их, Патрик?

— Две с половиной, самое большее три тысячи, сэр! С малыми пушками и лошадьми, которых совсем немного, пара сотен, не больше. Вечером губернатор отправил меня к вам с посланием, дабы держать в осведомлении замыслов наших врагов, сэр. Надеюсь, что первый гонец до вас добрался, господин генерал?

— Да, прискакал вечером. Вражеское предприятие не страшное для нас — это отчаянная попытка отвлечь Континентальную армию от Бостона, который на грани капитуляции и готов ее принять на днях. Корабли для эвакуации гарнизона уже вошли на рейд. Это «торговцы», нет смысла их отгонять — да и порох жалко. У нас с ним и так большие проблемы!

Генерал Вашингтон задумался, и через минуту подытожил сформировавшееся у него мнение:

— В гарнизоне Провиденса до трех тысяч солдат, и мы можем завтра с утра направить туда в подкрепление всю дивизию Уорда. Впрочем, отправлю туда отряд полковника Нокса — он прекрасно проявил себя в деле с пушками — его пять рот помогут достойно встретить русских. Сорок миль не очень большое расстояние для двухдневного марша. Можно успеть и раньше, но зачем торопиться?! Пустое…

Генерал-лейтенант Джордж Вашингтон взмахнул рукою, отпуская гонца. А сам принялся размышлять над ситуацией — судя по всему, английскому королю оказал помощь русский император. Причем, пока чисто символически — англичан и «лоялистов» в Бостоне едва две тысячи, да в Рой-Айленде высадилось три с половиной тысячи неприятеля, если по большому счету брать вместе с «красномундирниками». С Провиденсом они не меньше недели возиться будут, к этому времени он примет капитуляцию Бостона и отправится со всей армией на русских. Имея четырехкратное превосходство в силах, тем более, что ополченцы будут воодушевлены взятием осажденного вот уже девять месяцев города (а именно за такой срок вынашивается ребенок женщиной), так что победа будет неизбежна.

Сделав такой вывод, Джордж Вашингтон снял с себя расшитый позументами кафтан и улегся на кровать, прошептав, засыпая:

— Это «дитя виктории» будет…

Утро было холодным, как часто бывает в марте. Пушки, установленные на высотах Дорчестера, с которых великолепно рассматривался город и гавань, уже начали бомбардировку.

Гарнизон под командованием генерала Гейджа совершенно вымотался за долгую осаду, дневные рационы были снижены, ведь доставлять продовольствие приходилось из метрополии — мятежные штаты ответили бойкотом на английскую блокаду.

Корабли Королевского флота под командованием вице-адмирала Сэмюэля Грейвса полностью господствовали на море, пресекая любые поставки колонистам из европейских стран. Даже Франция под давлением Испании и России отказалась помогать взбунтовавшимся против короны поселенцам — лишь иногда прибывали волонтеры и изредка приходил прорвавшийся через блокаду корабль с грузом пороха и оружия.

«Вареные раки» давно бы сдались, только прибытие в феврале наемников из Гессена, навербованных английским правительством, ненадолго вдохновило осажденных. Но теперь, под ежедневным обстрелом, даже самые упорные из «красномундирников» поняли, что взятие города мятежниками лишь вопрос времени, причем недолгого.

В начале марта Нокс привез из форта Тикондерога пушки, причем несколько осадных в 24 фунта, и начался обстрел города и укреплений. Бежавшие из Бостона жители говорили, что там царит полное уныние и на освобождение от осады никто уже не надеется…

— Сэр, русские в пяти милях!

Вашингтон с удивлением посмотрел на изорванный и окровавленный мундир Нокса — теперь стало ясно, почему с юга доносилась ожесточенная стрельба. Однако посланные туда офицеры не вернулись, и теперь полковник ответит на все интересующие командующего вопросы. Однако офицер заговорил сам, торопясь и проглатывая звуки и слова:

— Русские обманули нас! Они набрали коней в округе и под вечер выдвинулись колоннами, минуя Провиденс. Мы подобрали мертвого гонца — его зарубили саблей, потому вас никто не предупредил, сэр. Московиты шли весь вечер и большую часть ночи — к утру стали на короткий отдых, выслав разъезды из всадников, которых именуют казаками. И мой отряд вошел в ловушку, ничего не заметив…