Ради этого случая отец даже изменил одно слово о вере в статуте старейшего ордена Золотого Руна — и ее будущий супруг красовался на пышной свадьбе именно с этим знаком на цепи.
Теперь Хосефа не раз молила небеса, что решилась выйти замуж — и обрела счастье любить и быть любимой. С первой встречи Иоанн ей понравился — улыбчивый, спокойный, только глаза старые, как у отца, много чего повидавшего в жизни человека, которому довелось терять близких людей. И манеры оказались прекрасные — когда увидела, как мастерски владеет приборами, находясь за накрытым столом.
Муж был нежным и заботливым, причем искренне — таких отношений Хосефа раньше представить не могла. И подданные вели себя так же открыто — по-настоящему добрые и честные отношения, даже не зная языка, всегда ощущаешь всей душою.
Вот только Иоанн скрытен был, и никогда не говорил о своей прежней жизни, которую провел в подземелье. И при вопросах на эту тему, тут же мягко обрывал ее и лишь грустно улыбался.
Узнать тайну у других оказалось невозможным делом — молчали все, даже вечно щебечущие фрейлины. Болтовня об императоре наказывалась сурово, и это был не пустой звук. В каких-то тайных комнатах болтушек больно секли кнутом, после чего они надолго замолкали, и вздрагивали, когда кто-то при них произносил имя императора.
И лишь несколько человек ей случайно поведали, что при его освобождении был яростный бой, который шел несколько дней. Молодого монарха тяжко ранили в руку — Иоанн потерял пальцы. А затем убийца попытался его зарезать, но угодил острым кинжалом в один из обрубков — император чуть не умер от боли.
Поначалу она сама несколько смущалась его изуродованной ладони, но муж редко снимал с нее перчатку при свете дня, и Хосефа со временем привыкла и уже не замечала увечья.
Россия ей понравилась — огромные просторы, покрытые лесами, дикие края и постоянный холод с осени до весны, и лишь летом случались жаркие дни как в Кастилии, но таковых немного, буквально несколько за все лето, причем один месяц ночами было совсем светло. Будто наступал долгий вечер, после которого следовало яркое утро.
На русском языке она научилось говорить довольно быстро, особенно после рождения первенца, которого назвали Василием, то есть «царственным» или «базилевсом», а на испанском — Басилио. Оказалось, что русский князь по третьим именем, назвавший себя «государем всея Руси», стал отцом первого русского царя Иоанна — Хосефа искренне обрадовалась такому хорошему на ее взгляд совпадению.
Через два года она родила еще одного сына, нареченного Владимиром, по имени равноапостольного князя, крестившего Русь, а в позапрошлом году дочь Анну — муж в ней души не чаял, и всегда находил время, чтобы поиграть с дочерью…
— Ты о чем задумалась, ягодка моя, Софушка, — теплые руки мужа обняли ее за плечи, и она машинально прижалось к Хайме. Вообще-то, в первый год их супружества, она спросила как его называть в домашней обстановке и он, странно улыбаясь, ответил, что имя Хаим вполне подойдет — такова его натура, как в одной притче про библейский народ. Но так до сих пор не рассказал, что за история такая.
Хосефа переиначила имя на королевское — и странно — ее Иоанну оно понравилось, и он попросил никогда не называть его Хуаном. Непонятно, но мужа буквально передергивало от этого монаршего имени, и Хосефа старательно стала следить за произношением. А вот свое новое крестильное имя она полюбила — и когда любимый называл ее Софушкой — то от счастья в груди замирало сердце.
— Сказку тебе рассказать, малышка?
Его рассказы на ночь она полюбила, а история про Золушку буквально потрясала до слез. Когда она ее пересказала фрейлинам в первый раз — многие навзрыд плакали. А потом одна из них поведала тайком такое, что Хосефа последние полгода не знала, как о том проведать у мужа. И сейчас, взглянув в его любящие глаза, она, наконец, решилась:
— Сказка о Золушке и радостна, и печальна. Ты ее написал о своей возлюбленной, что была у тебя до меня? Прости, я случайно узнала эту грустную историю, мне сказали, что до моего приезда, она подарила тебе сына? И ее зовут Марией, как и меня?
— Разболтали, курицы, мало их пороли, — муж неожиданно усмехнулся, и Хосефа поняла, что рассказы о «тайной порке» отнюдь не вымысел. Она невольно сжалась, понимая, что своим вопросом поставила супруга в неприятное положение. И негромко произнесла:
— Прости меня, это глупый вопрос…
— Нет, я понимаю тебя. Послушай историю о принце, не знаю, радостная она или печальная, — Иоанн уселся рядом с женой, обнял ее за плечи, а Хосефа положила свою голову ему на плечо — очень любила так делать и слушать сказку мужа с закрытыми глазами.
— Жил был маленький принц, был ему всего один годик, когда его отобрали от рыдающих родителей, ведь для них он был первенцем. И увезли малыша далеко на север, там заключили в дом без окон и не выпускали на улицу. Так он и рос, и лишь добрые служанки заботились о нем, научили читать и писать. В каменном доме всегда было прохладно летом, а зимою порой очень холодно — печи топили плохо, и по утрам на каменных стенах выступал морозными узорами иней.
Для чего это делали?
Злая тетка не хотела нарушить данную ею клятву перед Богом, что она не убьет малыша. А потому ее слуги делали все, чтобы мальчик сам умер от холода и недоедания, и тем самым выполнят тайное желание своей покровительницы. Но мальчик выжил, и со временем окреп, превратившись в юношу, хотя многие думали, что погибнет…
Хосефа моментально поняла, что он говорит о себе, и ей стало страшно за несчастного ребенка, обреченного на такую участь. Женщина только прижала его искалеченную ладонь рукою к своей груди, настолько ей стало жалко мужа, которому пришлось пережить такой ужас.
— Видя, что принц не умирает, более того, растет крепким и здоровым, тетка решилась совершить злое дело. Она приказала надеть на голову юноши мешок, чтобы он ничего не увидел, и даже не взглянул на солнышко, которое никогда не видел.
И его повезли в закрытой карете в старый замок. И там бросили в глубокое подземелье, о стены которого бились волны большого озера. Отчего там было всегда сыро, а зимой становилось очень холодно, потому что одежда постоянно чуть мокрая, и никогда не просыхала.
Хосефа всхлипнула — она осознала, что муж говорит ей о Шлиссельбурге, страшной крепости, где его держали в темнице восемь лет. Это зловещее место она хотела увидеть несколько раз, но муж под надуманными предлогами ей в том постоянно отказывал…
Глава 4
Константинополь
Иоанн Антонович
вечер 4 июля 1774 года
— Вот так и провел в мрачном и сыром подземелье узник долгие восемь лет. Склеп каменный, право слово — десять шагов в длину, шесть в ширину. Стены мокрые, пол холодный. В углу ведро поганое, в которое нужду справлять приходилось — от него смрад такой, что задыхаешься, и слезы на глазах у несчастного принца выступали.
Иван Антонович вспомнил первый день, что он провел в «секретном каземате», и его так передернуло от отвращения и брезгливости, что лежащая на плече милая Софьина головушка подскочила. Женщина вцепилась в него ручками и с нескрываемой тревогой в заблестевших глазах посмотрела на него, видимо, заметив в них всю нахлынувшую гамму переживаемых чувств. Он же ее только крепче обнял за хрупкие плечи, взял себя в руки и нарочито спокойно заговорил:
— Это сказка, Софушка, страшная и тоскливая, но сказка. Как кошмарный сон, что запоминаешь на всю жизнь. Утром проснешься, утрешь вспотевший лоб от капель холодного пота, и живешь дальше, но это страшное сновидение накатывает постоянно на память.
Так, о чем я хотел дальше тебе рассказать?!
Ах, да, о житие несчастного принца…
Спал он на тощем тюфяке с насекомыми, что в нем водились в изобилии, прямо кишели мерзостные твари. Вши и блохи кровососущие одолевали, превращая каждый день бытия в одну нескончаемую пытку. От расчесов ногтями были постоянные царапины, покрывая кожу кровавыми коростами. Никогда юноша не мылся, ибо теплой воды ему было не велено давать для омовения. Волосы выросли длинные, вечно спутанные в комки, и не было гребня, чтобы их расчесать, грязные до отвращения, мокрые и сальные от постоянной копоти свечей.