Леголас уносился душой на север, в буковые леса, под летние звезды; Гимли мысленно перебирал в руках золотые слитки и прикидывал, уместно ли будет сделать ларец для драгоценного дара из золота; Мерри и Пиппин в средней лодке чувствовали себя неловко – Боромир беспрестанно бормотал что–то и кусал ногти, словно его грызла какая–то неотступная мысль или сомнение. Иногда он хватался за весла и подгребал поближе к Арагорну. Тогда Пиппин, сидевший на носу, замечал в глазах гондорца странный блеск – особенно когда Боромир смотрел на Фродо. Что касается Сэма, то он давно составил о лодках окончательное мнение. Теперь он признавал, что они, пожалуй, не так опасны, как приучили его думать с юных лет, но зато гораздо неудобнее, чем он – даже он! – мог себе представить. Хоббит сидел скорчившись, с несчастным видом, не имея другого занятия, кроме как глазеть на ползущие мимо зимние земли да на серую воду по обе стороны лодки. Ему не доверяли даже весел, когда приходилось грести.
Кончился четвертый день. Сэм, как и прежде, сидел, уставившись на воду поверх склоненных голов Фродо и Арагорна; он клевал носом и не мог дождаться, когда же наконец объявят привал и можно будет встать ногами на твердую землю. Неожиданно в воде что–то мелькнуло; сначала он отнесся к этому безразлично, но вдруг подпрыгнул и стал протирать глаза. Впрочем, сколько он их ни тер, увидеть больше ничего не удалось.
На ночь расположились на маленьком островке недалеко от западного берега. Сэм, завернувшись в одеяла, лег рядом с Фродо.
– Мне сегодня такой смешной сон привиделся, господин Фродо, – зашептал Сэм. – Часа за два до того, как мы остановились. А может, это был и не сон вовсе? Но все равно – смешной.
– И что ты увидел? – спросил Фродо, по опыту зная, что Сэм не успокоится, пока всего не выскажет, что бы это ни было. – Расскажи, а то я с самого Лотлориэна не улыбался.
– На самом деле, смешной – не смешной, а вот чудной – это точно. А если это был не сон, то дело неладно. Уж вы послушайте. Одним словом, я видел бревно с глазами!
– Насчет бревна – охотно верю, – усмехнулся Фродо. – Бревен тут предостаточно. А глаза – это ты загнул.
– Так вот нет же, – обиделся Сэм. – Из–за них–то я и подскочил, из–за глаз этих. Сижу, гляжу: плывет бревно. Прямо за лодкой Гимли. Ну, думаю, и пусть себе! Вдруг смотрю – оно догоняет. Мы ведь плыли по течению, и мы, и оно, с чего бы это ему нас догонять? И вдруг вижу – глаза! Бледные такие, и светятся. На ближнем конце. И вообще, не бревно это было: у него лапы, вроде как у лебедя, только больше, и знай загребает! Тут я сел и давай глаза тереть, чтобы проснуться. Думаю, если оно еще здесь – закричу. Что бы это ни было, а оно к нам подбиралось и плыло уже почти рядом с Гимли. Но то ли эти фонари заметили, что я на них пялюсь, то ли я просто вконец проснулся – короче, глаз уже не было. Мне показалось, будто что–то темное нырнуло в тень у берега, но я видел это только краешком глаза. И все. «Опять спишь, Сэм Гэмги!» – сказал я себе. Тем дело и кончилось. Но с тех пор я все думаю и теперь не уверен, что это был сон. Что вы скажете на это, господин Фродо?
– Сказал бы, что ничего не было, только бревно, сумерки да твоя сонная голова, Сэм, – ответил Фродо. – Сказал бы, если бы сам не видел раньше этих глаз. Но я их видел – на севере, когда мы шли в Лориэн. И еще я видел какое–то странное существо с такими же глазами – оно ползло на флет, когда мы ночевали у Нимродэли. Халдир тоже его заметил. А помнишь, что рассказывали эльфы, которые гнались за орочьим отрядом?
– А, – отозвался Сэм. – Еще бы. Я много чего помню. Не нравится мне об этом думать, но если все сопоставить, да еще вспомнить истории господина Бильбо, то получается, что я догадываюсь, как величают эту тварь. Имечко, надо сказать, скверное. Голлум! Вдруг это он?
– Вот именно. Этого я и боюсь в последнее время, – признался Фродо. – С той самой ночи на флете. Подозреваю, что он рыскал по Мории и напал там на наш след. Я надеялся, что, пока мы в Лориэне, он нас потеряет. Но эта разнесчастная тварь, видимо, сидела в лесу у Серебряной и дожидалась.
– Точно, – сказал Сэм. – Нам надо смотреть в оба, а то однажды ночью проснемся – а его мерзкие пальцы уже у нас на горле. Если вообще проснемся. Вот к чему я веду! Бродягу и остальных сегодня беспокоить не стоит. Я посторожу. Завтра отосплюсь. Я ведь в лодке вроде мешка, толку от меня все равно никакого.
– Довольно глазастый мешок, однако! – рассмеялся Фродо. – Посторожи, я согласен. Но только с условием, что в середине ночи ты меня разбудишь – я имею в виду, если до тех пор все будет спокойно.
Была глухая ночь, когда Фродо очнулся от глубокого, темного сна и понял, что Сэм трясет его за плечо.
– Не хочется вас будить, но вы сами так велели. Ничего не случилось – ничего особенного, хочу сказать. Недавно у берега что–то плеснуло, и кто–то вроде бы сопел неподалеку, но у реки ночью чего не услышишь!
Сэм лег, а Фродо завернулся в одеяло и сел, борясь со сном. Минуты медленно складывались в часы; ничего не происходило. Фродо уже решил было поддаться искушению и улечься, как вдруг у одной из покачивающихся на воде лодок показалась темная, еле различимая тень. За планшир ухватилась белесая рука; в лодку заглянули два бледных, холодно светящихся глаза и уставились прямо на Фродо. Глаза были всего в какой–нибудь сажени от него. Хоббит услышал придушенный свист. Быстро вскочив, он выхватил из ножен Жало и встретил взгляд бледных глаз. Те мгновенно погасли. Раздалось шипение, всплеск – и вниз по течению, в ночь, шмыгнуло что–то темное, похожее на бревно. Арагорн пошевелился, повернулся на другой бок и сел. В следующее мгновение он уже стоял рядом с Фродо.
– Что случилось? – спросил он шепотом. – Я что–то почувствовал. Почему у тебя в руке меч?
– Голлум, – отрывисто бросил Фродо. – По крайней мере, мне кажется, что это именно он.
– А! Так ты знаешь, что он идет по нашему следу? Он брел за нами через всю Морию и дошел до самой Нимродэли, а когда мы поплыли, оседлал бревно и приноровился грести руками и ногами. Раза два я пытался его изловить, пока вы спали, но он хитер, как лиса, и скользок, как угорь. Оставалось надеяться, что он не выдержит плавания, но негодяй освоился, – видимо, пловец он опытный. Попробуем завтра плыть быстрее. Ложись! Я посторожу. Может, удастся все–таки поймать его – он нам весьма пригодился бы. А если ничего не выйдет – попробуем от него оторваться. Это опасный преследователь! Ночью он вполне может прикончить кого–нибудь. А главное – как бы он не навел на наш след врагов. Их в округе хватает!
Ночь прошла спокойно. Судя по звукам, Голлум рыскал где–то поблизости, но на глаза больше не показывался. С этого утра Отряд удвоил бдительность, но Голлума никто больше не видел до самого конца плавания. Если он и продолжал преследовать Отряд, то стал еще хитрее и осторожнее, чем раньше. По просьбе Арагорна гребли теперь подолгу, и берега стремительно уплывали прочь. Но земель, лежавших вокруг, никто уже не разглядывал – плыли теперь в основном ночью или в сумерках, а днем отдыхали в каком–нибудь укрытии, насколько позволял берег. Так, без особых приключений, прошло еще несколько суток; наступил седьмой день пути.
Серые облака по–прежнему закрывали все небо, ветер по–прежнему дул с востока. Но к вечеру тучи на западе разошлись, и в серых облачных берегах появились озера блеклого света, желтоватого и бледно–зеленого. В дальних небесных заводях замерцал белый серп молодого месяца. Сэм поглядел на него и наморщил лоб.
На следующий день все резко изменилось: берега внезапно поднялись и ощетинились камнями. Река привела Отряд в скалистую, исхолмленную страну. По обе стороны встали крутые обрывы, скрытые густыми зарослями дикой сливы и боярышника, запутавшихся в хитросплетениях каких–то ползучих стеблей и куманики. Над растительностью нависали низкие, крошащиеся утесы и выветренные серые столбы, темные от плюща; выше поднимались скальные гребни, заросшие скрюченными от ветра елями. Приближались серые скалы нагорья Эмин Муйл, южной окраины Дикоземья.
