Встав на колени, Сэм склонился над ним. Фродо слабо, еле слышно шептал:

– Сэм, помоги! Помоги, Сэм! Останови мою руку! Мне с ней не справиться!

Сэм взял его руки в свои, сложил их ладонь к ладони и поцеловал. Его пронзила мысль: «Мы обнаружены! Все пропало! А если и нет – ждать все равно недолго. Вот он, конец всех концов! Ну как, Сэм Гэмги?»

Он снова взвалил Фродо на спину, прижал его руки к груди – ноги остались болтаться – и, опустив голову, решительно зашагал вверх по дороге. На этот раз ему пришлось труднее, чем он думал. К счастью, от последнего извержения, которое Сэм видел с перевала Кирит Унгол, пострадала в основном противоположная сторона Горы, так что дорога осталась невредимой, разве что мостовую кое–где разворотило да поперек вызмеилось несколько глубоких трещин. Вскоре дорога резко свернула направо. Здесь, на повороте, она проходила сквозь огромный выветренный камень, извергнутый чревом Горы в невесть какие стародавние времена. Задыхаясь под своей ношей, Сэм завернул за угол – и тут же, скосив нечаянно глаз, заметил, что от камня оторвался маленький черный обломок и летит вниз, прямо на него.

В следующий миг на плечи Сэму обрушилась внезапная тяжесть, и он, упав на камни лицом, в кровь ободрал локти, но рук Фродо не выпустил. Гадать, что это за новая напасть, пришлось недолго – над ухом у Сэма зашипел ненавистный голос:

– Гадкий хоз–зяин! Злой! Обманул нас! Он – обманул С–смеагола – голлм! Он не должен туда ходить, нет! Нельз–зя делать больно нашему С–сокровищу! Отдай его нам! Отдай! Отдай!

Сэм бешено дернулся, высвободился и встал на ноги. Он выхватил меч – но толку от меча было мало: Голлум и Фродо катались по земле, сплетаясь в тесный клубок, и Голлум рвал на Фродо одежду, пытаясь добраться до цепочки с Кольцом.

Пожалуй, ничто не смогло бы сейчас разжечь тлеющих угольков воли Фродо, но дерзкое нападение Голлума и его попытка отобрать драгоценную ношу совершили чудо. Фродо отбивался с такой яростью, что в замешательство пришел не только Сэм, но и Голлум. Один этот внезапный пыл, правда, еще не решил бы исхода битвы, но и Голлум был уже не тот: он сдал, и сдал крепко. Полные ужаса, неведомые тропы, которыми он пробирался сюда, дни и недели, проведенные без воды и пищи, изнуряющий страх и медленный огонь желания, который пожирал его внутренности и безостановочно гнал все вперед и вперед, не могли пройти ему даром. От несчастного остались кожа да кости. Глаза Голлума по–прежнему горели диким огнем, но цепкие когда–то руки уже не составляли достойной пары его негаснущей злобе. Фродо отбросил от себя противника и, дрожа, поднялся на ноги.

– Прочь! Прочь! – крикнул он прерывающимся голосом, крепко сжимая спрятанное под кожаной рубахой Кольцо. – Убирайся, ползучая тварь! Прочь с моей дороги! Твой конец уже близок. Теперь ты не можешь ни предать меня, ни убить!

И вдруг, как некогда у скал Эмин Муйла, Сэм увидел соперников другими глазами. Один припал к земле: это был уже не жилец на этом свете – бледная тень, призрак живого существа, тварь конченая, потерпевшая полное поражение, но, несмотря на это, дрожащая от вожделения и бешеной злобы. Над ним высился второй – не ведающий более жалости властелин, прямой и строгий, облаченный в белое, с пылающим огненным кругом на груди. Из середины пламени исходил повелительный голос:

– Прочь! Довольно ты докучал мне! Посмей еще раз коснуться меня – и ты сам будешь брошен в Огонь Судьбы!

Жалкое существо отшатнулось – но тут же изготовилось к прыжку; в слепо моргающих глазах стоял ужас, но не гасло и вожделение.

Видение исчезло, и Сэм увидел, что Фродо стоит над Голлумом, тяжело дыша и комкая на груди кожаную рубашку, а Голлум привстал и опирается о землю широко расставленными ладонями.

– Осторожно! – закричал Сэм. – Он сейчас прыгнет! Господин Фродо! – Он кинулся к хозяину с обнаженным мечом в руке. – Идите! Идите вперед! Я с ним и без вас разберусь! Да идите же!

Фродо посмотрел на него словно откуда–то издалека.

– Да, я должен идти, – проговорил он. – Прощай, Сэм! Вот и конец! И да падет судьба на Гору Судьбы! Прощай!

– Попался! – рявкнул Сэм. – Наконец–то я с тобой разделаюсь!

И он бросился на Голлума с мечом. Но Голлум так и не прыгнул. Вместо этого он неожиданно упал и остался лежать на земле, жалобно всхлипывая.

– Не губи нас, – рыдал он. – Не делай нам больно! Убери гадкое, злое железо! Дай нам еще пожить, да, да, немножко, с–совсем немножечко! О–о! Мы пропали, да, мы пропали! Когда на–ше С–сокровище погибнет, мы тоже умрем, да, да, рас–сыплемся в прах!

Его длинные костлявые пальцы проскребли в дорожном пепле глубокие борозды.

– В прах–х! – повторял он.

Рука Сэма дрогнула. Он все еще горел жаждой мести и не забыл ни одного из злодеяний, совершенных этим предателем и убийцей. Заколоть его было бы очень даже справедливо – ведь Голлум уже много раз заслужил смерть.

Трезво рассуждая, оставлять его в живых было опасно. И все же что–то удержало руку хоббита. Он не мог ударить это униженное, валяющееся в пыли, полумертвое создание – ну не мог, и все тут. Ведь Сэм тоже был Хранителем Кольца, недолго, правда, но был! Он на себе испытал, что это значит, и смертные муки гибнущего существа, порабощенного Кольцом, навеки потерявшего и разум, и покой, и жизнь, и данный ему природой облик, не были до конца чужды Сэму. Смутно, неясно, но он понимал, что творится в душе Голлума[608], – правда, слов для этого найти не умел.

– Чтоб тебя, пакость вонючая! – воскликнул он, опуская меч. – Вали отсюда живо! Сгинь! И не воображай, что я тебе поверил! Когда тебя нельзя будет пнуть, ты опять примешься за свое. Брысь! А не то я сделаю тебе больно вот этим вот самым гадким, з–злым железом, да, да!

Голлум встал на четвереньки, попятился, повернулся… Сэм поднял ногу, чтобы дать ему пинка, – и Голлум бросился наутек. Больше Сэм о нем не беспокоился: он снова вспомнил о Фродо. На дороге хозяина видно не было. Хоббит что было сил заторопился наверх. Обернись Сэм, он увидел бы, что Голлум не стал убегать далеко и, проворной тенью мелькая среди камней, крадется следом – быстро, но осторожно. В его одичалых глазах горел огонь безумия.

Дорога взбиралась все выше. Описав петлю, она снова повернула на восток и по вырубленному в склоне горы карнизу подошла к зиявшему в конусе темному отверстию – входу в пещеру Саммат Наур. Сквозь дым и туманную поволоку зловещим тускло–багровым оком глядело на Горгорот медленно поднимавшееся к зениту солнце. Мертвые, безмолвные мглистые мордорские равнины, раскинувшиеся вокруг Ородруина, оцепенели в предчувствии страшного удара.

Сэм приблизился к распахнутому зеву пещеры и заглянул внутрь. Там было темно и жарко. Стены сотрясались от громовых раскатов.

– Фродо! Хозяин! – позвал Сэм.

Ответа не было. Сэм помедлил – сердце его колотилось от страшных предчувствий – и наконец, собравшись с духом, шагнул внутрь. За ним последовала еле заметная тень.

Поначалу Сэм ничего не смог разглядеть и поспешил достать скляницу Галадриэли, как никогда желая увидеть ее свет, – но скляница только смутно белела в его трясущейся руке и тьмы не рассеивала. Сэм находился в самом сердце Сауроновых владений, в кузнице, где некогда выковано было древнее величие Черного Властелина, и не было в Средьземелье силы могущественнее, нежели та, что обитала в этой пещере. Все чуждое этой силе здесь подавлялось и обращалось в ничто. Сэм робко сделал несколько шагов в темноте – и вдруг под высокий черный свод взвился красный язык огня. В отсветах пламени Сэм разглядел длинный туннель, ведущий в глубь дымящегося конуса Огненной Горы.

Впереди, в нескольких шагах от хоббита, пол туннеля прорезaла огромная трещина, в недрах которой, по–видимому, бушевало пламя, так как на стены падало красное зарево, то разгоравшееся, то вовсе исчезавшее. Из глубины доносился немолчный грохот, словно там, внизу, беспрестанно работали какие–то чудовищные машины.