На миг Ранд усомнился, в Двуречье ли он попал, хотя нутром чуял, что это именно так. Здесь пахло родным домом. Вот, стало быть, они, те перемены, о которых рассказывали Боде и другие девушки. Кстати, не следует ли ему отослать их сюда, домой?

Единственное, что мне действительно следует делать, так это держаться от них подальше, с раздражением сказал себе Ранд.

— Эмондов Луг в той стороне, — указал он. Эмондов Луг. Перрин. Тэм, наверное, тоже там, на постоялом дворе «Винный Ручей», вместе с родителями Эгвейн. — Там должен быть и Лойал. Не знаю, поспеете ли вы до темноты, но если что, можете заночевать в фермерском доме. Я уверен, вас приютят. Только никому не говорите ни обо мне, ни о том, как вы сюда попали.

Парнишка видел их, но когда на ферму заявятся еще и огир, люди решат, что все остальное мальчишке просто померещилось.

Поправив узлы за спиной, Хаман и Коврил обменялись взглядами, и она сказала:

— Мы не станем рассказывать, как оказались здесь. Пусть люди сочиняют какие угодно истории. Хаман погладил бородку и откашлялся:

— Ты не должен убивать себя.

Даже пребывая в Пустоте, Ранд удивился:

— Что?

— Перед тобой дорога, — прогрохотал Хаман. — Долгая, темная и, боюсь, залитая кровью. Возможно, и этого я тоже боюсь, ею ты поведешь и всех нас. Но чтобы пройти ее до конца, ты должен оставаться в живых.

— Постараюсь, — кратко ответил Ранд. — Прощайте.

Он попытался вложить в это слово как можно больше тепла, но похоже, не особенно преуспел.

— Будь счастлив, — прогудел Хаман.

— Будь счастлив, — эхом повторили обе женщины, и огир зашагали к ферме. Даже в голосе Эрит не слышалось уверенности в том, что это благое пожелание исполнится.

Ранд задержался на несколько мгновений. Завидев приближавшихся огир, из дома высыпали люди, но Ранд смотрел не на них и не в сторону Эмондова Луга, а на северо— запад. Туда, где находилась ферма, на которой он вырос. Затем он отвернулся и открыл врата для перехода в Кэймлин. Уйти отсюда было для него все равно что отсечь собственную руку. Такая боль — подходящая память о Лиа. Не то что какая-то царапина.

Пять камушков — красный, синий, зеленый и два пестрых — мелькали в воздухе, образуя непрерывно вращающийся круг. Копье с черным древком было приторочено к седлу с одной стороны, лук со спущенной тетивой — с другой. Мэт правил Типуном коленями, не прекращая жонглировать, — искусство, которому он выучился у Тома Меррилина. Интересно, жив ли еще старина Том? Вряд ли. Ранд послал менестреля с Илэйн и Найнив, чтобы тот приглядел за ними. По мнению Мэта, в пригляде эта парочка и впрямь нуждалась, но всяк оказавшийся рядом с ними рисковал нарваться на неприятности, потому как обе они не склонны прислушиваться к доводам рассудка. Найнив, еще будучи деревенской Мудрой, привыкла командовать и совать нос в чужие дела, а уж про Илэйн и говорить нечего. Вечно задирает нос и думает, будто все должны бегать перед ней на цыпочках, потому как она, видите ли, Дочь-Наследница. Ну а когда высокомерие не помогает, принимается расточать улыбочки — полагает, что, раз она хорошенькая, любой мужчина при виде ямочек на ее щечках растает и из него можно будет веревки вить. Хотелось бы верить, что они еще не доконали старого менестреля, ну а коли сами попали в переделку — невелика беда. Небось уже поняли, каково обходиться без Мэта. Сколько раз он их выручал, и хоть бы словечко благодарности! Конечно, он вовсе не желает им угодить в настоящую беду, но маленькая встряска пошла бы и той и другой на пользу.

— Слушай, Мэт, — спросил, подъехав поближе, Налесин, — ты никогда не задумывался, каково это — быть Стражем?

Мэт чуть камушки не выронил.

Дайрид с Талманесом — лица обоих блестели от пота — смотрели на него выжидающе. Солнце клонилось к горизонту — скоро придется сделать привал. Когда стемнеет, лучше всего сидеть у костра да потягивать трубочку, а не таскаться по буеракам да калечить ноги лошадям. И людям тоже.

Растянувшись походной колонной, отряд следовал за ним. Развевались знамена, из-под конских копыт поднимались клубы пыли, но трубы и барабаны молчали. Местность вокруг лежала холмистая, с чахлой растительностью. Солдаты выступили из Мироуна одиннадцать дней назад и уже проделали больше половины пути до Тира, двигаясь даже быстрее, чем рассчитывал Мэт. Это при том, что пришлось потратить целый день, чтобы дать отдых коням. Занять место Вейрамона Мэт не спешил, но ему было просто интересно, сколько миль можно отмахать за день, от рассвета до заката, ежели подопрет? Пока лучший результат был миль сорок пять или около того. Правда, в тот раз обоз поотстал и подтянулся лишь к ночи. В последнее время выяснилось, что при долгих переходах — в отличие от коротких бросков — пешие не отстают от конных.

На востоке, на гребне поросшего редкими деревьями холма, показались айильцы. Они бежали легко и ровно, хотя наверняка выступили еще на рассвете, и не сбавят шага до ночи. Скорее всего, они обгонят отряд Красной Руки еще до наступления сумерек. Оно и к лучшему — после каждой встречи с айильцами Мэтово воинство прибавляло шагу, и следующий дневной переход оказывался на милю, а то и на две длиннее.

В нескольких милях впереди деревья опять сгущались, образуя плотную стену леса. Прежде чем колонна доберется туда, надо будет спуститься к Эринин. Всякий раз, когда Типун поднимался на вершину холма, Мэт видел реку, а на ней пять плывших под флагом Красной Руки суденышек. Еще четыре были отправлены в Мироун пополнить запасы фуража. Людей отсюда видно не было, но Мэт знал, что на берегу их немало. Одни брели вверх по течению, другие тащились им навстречу. Случалось, какая-нибудь группа, повстречав вожака с хорошо подвешенным языком, поворачивала в обратную сторону. Фургонов у беженцев почти не было, и даже ручные тележки с поклажей имелись лишь у немногих. У большинства все имущество умещалось в заплечных мешках, и даже разбойники понимали, что у этих бедолаг поживиться нечем. Мэт понятия не имел, куда и зачем идут эти люди, как, впрочем, скорее всего, и они сами.

— Стражем? — переспросил Мэт, пряча камушки в седельную суму. Конечно, камней можно набрать где угодно, но эти приглянулись ему необычной расцветкой. Кроме них, он хранил в суме орлиное крыло и обломок белого как снег, выветренного камня, некогда испещренного письменами, ныне совершенно стершимися. Там, откуда Мэт прихватил его, остался диковинный утес — вроде головы огромной каменной статуи, — но ту штуковину удалось бы увезти разве что на возу. — Нет, не задумывался. По мне, так все эти Стражи — простофили, позволяющие Айз Седай водить их за нос. С чего ты вообще о них вспомнил?

Налесин пожал плечами. Он обливался потом, но его красный в синюю полоску кафтан оставался наглухо застегнутым. Мэт свой кафтан носил нараспашку, но все равно страдал от жары.

— Сам не знаю. наверное, из-за тех Айз Седай. Ну конечно, сгори моя душа, это из-за них в голову лезут такие мысли. Сгори моя душа, хотелось бы знать, что они затевают. — Налесин имел в виду Айз Седай, находившихся по другую сторону Эринин и, по слухам, спешивших то ли вверх, то ли вниз по течению.

— А по мне, так лучше о них вовсе не думать, — пробормотал Мэт, непроизвольно коснувшись серебристой лисьей головки. Даже с этой штуковиной он был рад тому, что от Айз Седай его отделяет река. На каждом из пяти суденышек плыло по нескольку солдат отряда. Селения у реки попадались нечасто, но суда Мэта причаливали у каждого, и солдаты сходили на берег, стараясь разузнать, что творится в окрестностях. Однако новостей оказывалось мало, а те, что были, по большей части не радовали. Известие о собравшихся за рекой Айз Седай представлялось еще не самым худшим.

— А как ты думаешь, правду ли говорят, будто Логайн был марионеткой Башни? — поинтересовался Талманес. Об этом в отряде прослышали всего два дня назад.

Прежде чем ответить, Мэт сдвинул шляпу на затылок и утер пот со лба. Может, хоть к ночи станет чуточку прохладнее. Но ни вина, ни эля, ни женщин