На десятый день, когда солнце было на полпути к зениту, а Перрин, несмотря на общество двуреченцев и Ходока под седлом, пребывал в угрюмом расположении духа, ибо так и не решил, что же ему делать, когда он догонит караван — а ждать этого всего несколько часов, — от волков пришло тревожное сообщение. Спеши! Здесь двуногие! Много-много двуногих! Спеши!

Ехавший во главе колонны Гавин старался сосредоточиться на окружающем ландшафте. Холмистая равнина с редкими купами деревьев казалась ровной — создавалось впечатление, будто она прекрасно просматривается, но оно было обманчивым. Вблизи длинные кряжи и пологие холмы оказывались куда выше, чем представлялось издалека. К тому же ветер поднимал тучи пыли, которые могли скрыть многое. По правую сторону от дороги, в небольшой рощице, находились три каменных колодца — Колодцы Дюмай. Стоило бы пополнить запасы воды здесь

— до Колодца Алианелле, ежели он не пересох, оставалось не менее четырех дневных переходов, но Галина велела двигаться без остановок. Он изо всех сил старался сосредоточиться на местности, но в голову лезли другие мысли.

То и дело Гавин оборачивался, бросая взгляды на длинную вереницу фургонов, тянувшихся по равнине в окружении верховых Айз Седай и Стражей. Слуги тащились пешком. Отроки, в большинстве своем, находились в тыловом охранении, куда их отправила Галина. Отсюда ему не был виден один, в отличие от прочих не покрытый холщовым тентом, возок, рядом с которым постоянно ехали верхом шесть Айз Седай. Гавин готов был убить ал'Тора, но происходящее вызывало у него отвращение. На второй день даже Эриан отказалась принимать в этом участие, и. Свет свидетель, резоны на то у нее имелись. Но Галина была непреклонна.

Решительно устремив взгляд вперед, Гавин коснулся кармана, где лежало аккуратно завернутое в шелковый платок письмо Эгвейн. Всего несколько слов о том, что она любит его, но должна уехать. Ничего больше. Он перечитывал письмо по пять-шесть раз в день. Эгвейн не напоминала о его обещании, но в том не было нужды. Гавин не поднимал руки на ал'Тора; он сам был ошарашен, узнав, что этот человек уже несколько дней находится в плену. В свое время Гавину придется все это объяснить Эгвейн. Он не поднял и не поднимет руки на ал'Тора, даже если это будет стоить ему жизни, но и помогать ал'Тору не станет. Эгвейн должна это понять. О Свет, непременно должна.

Гавин рукавом кафтана утер струившийся по лицу пот. Сейчас он ничего не мог сделать для Эгвейн, разве что молиться о ней. О ней и о -Мин. Наверное, Мин нуждалась в молитвах. Девушку везли в Тар Валон как пленницу, но он не верил в ее вину и, ослабь Стражи бдительность хоть на миг, пожалуй, попробовал бы…

Увидев далеко впереди вздымавшиеся клубы пыли, а затем и мчащегося галопом коня, кажется, без седока, Гавин поднял руку.

'— Джисао, — приказал он, — останови колонну. Хэл, передай Раджару, чтобы Отроки готовились к бою.

Не говоря ни слова, всадники помчались выполнять приказ. Гавин ждал.

Конь оказался пыльно-серым мерином Бенджи Далфора, да и сам Бенджи находился в седле, хотя и еле удерживался, привалившись к лошадиной шее и вцепившись в гриву. Конь едва не промчался мимо — Гавин с трудом сумел ухватить его за поводья.

Бенджи поднял на Гавина остекленевшие глаза. Изо рта его выступила кровь, одной рукой он зажимал живот, словно опасался, что у него вывалятся внутренности.

— Айильцы, — прохрипел разведчик. — Тысячи. Со всех сторон. — Неожиданно он улыбнулся: — Прохладный сегодня денек, верно?.. — Кровь хлынула у него изо рта, и он повалился навзничь, уставясь на солнце невидящими глазами.

Развернув коня, Гавин галопом поскакал к фургонам. Заняться покойным можно будет и потом, если кто-нибудь из них останется в живых.

Галина уже скакала ему навстречу — легкий плащ развевался за спиной, в темных глазах бушевала ярость. С тех пор как Ранд предпринял попытку бежать, ярость ее не угасала.

— Ты что себе позволяешь? — воскликнула она. — Почему остановил колонну?

— Нас окружают тысячи айильцев, Айз Седай, — ответил Гавин, ухитрившись сохранить почтительный тон. Так или иначе, фургоны уже остановились, а Отроки строились в боевые порядки. Однако возчики нетерпеливо теребили вожжи, слуги оглядывались по сторонам, Айз Седай беззаботно болтали со Стражами. Галина презрительно скривилась:

— Глупец, это наверняка Шайдо. Севанна обещала предоставить нам эскорт. Не веришь — возьми людей и убедись сам. Но фургоны должны двигаться без остановок. Пора бы тебе усвоить, что здесь приказы отдаю я, а не…

— А если это вовсе не твои прирученные айильцы? В последнее время она не раз предлагала ему отправиться в разведку, — может, надеялась, что он не вернется? Гавин подозревал, что в таком случае наверняка встретит айильцев, а те вряд ли окажут ему радушный прием.

— Шайдо не Шайдо, а они убили моего человека! — По меньшей мере одного. Гавин выслал вперед шестерых разведчиков, но больше ни один из них пока не вернулся. — Может быть, тебе стоит подумать и о другом? Вдруг это айильцы ал'Тора, явившиеся ему на выручку? Ты хоть представляешь, что будет, если они обрушатся на нас на марше?

Только сейчас Гавин осознал, что кричит, но Галину его вспышка, кажется, несколько отрезвила. Бросив взгляд на мертвого Бенджи, она кивнула:

— Может, на сей раз и вправду нелишне проявить осторожность.

Дышать спертым воздухом внутри сундука было трудно, но, к счастью, Ранд больше не чувствовал запаха. По ночам его выпускали и давали ведро воды, чтобы ополоснуться, но день, проведенный в запертом сундуке, удавалось с большим трудом. Исполосованная кожа горела, каждая капелька пота, попадая на рану, вызывала очередной приступ боли, и все эти язычки обжигающего пламени

— десятки тысяч — бились о границы Пустоты, грозя сокрушить ее. Боль от полуисцеленной раны в боку тоже пульсировала будто в отдалении, но казалось, что вместе с ней пульсирует и Ничто. Аланна. Он чувствовал приближение Аланны, но предпочитал не думать о ней. Все равно шести Айз Седай не под силу его освободить. К тому же они могут просто присоединиться к Галине. Им нельзя доверять. Ни одной Айз Седай доверять нельзя. А может, это вообще бред. Иногда он впадал в забытье, и ему мерещилась свобода. Прохладный ветерок, прогулки. Он просто гулял. А приходя в себя, вновь нащупывал путь вдоль скользкого, как лед, барьера, отделявшего его от Источника. Вновь и вновь нащупывал шесть мягких точек. Мягких. Это казалось важным.

Темно, простонал в его голове Льюс Тэрин. Больше не темно. Не темно.

Ранд не обращал внимания.

Вдруг сундук подскочил на ухабе, и он ахнул. Исполосованное рубцами тело непроизвольно дернулось. Наверное, уже вечер. Его в очередной раз изобьют, а потом окатят водой и свяжут, как гуся. Но главное, хоть на время выпустят из этого проклятого гроба. Темнота вокруг не была полной — сквозь щелочку под крышкой в сундук проникало немного света. Правда, с головой, засунутой между коленей, видеть этой щели Ранд не мог. Глаза его привыкли к мраку, нос стал почти невосприимчив к вони. Но все же он чувствовал, что близится ночь. Неожиданно сундук резко встряхнуло, и его тяжело поставили наземь. Привал. Скоро должна откинуться крышка. Ранд уже потерял счет дням и ночам, проведенным в плену. Который сегодня день? Потерял он счет и женщинам, каждый вечер приходившим его истязать, их лица плясали перед его внутренним взором, почти сливаясь воедино. Только Галину, Эриан и Кэтрин он запомнил Они единственные избивали его не по одному разу, им больше всего хотелось слышать его вопли.

Неожиданно он сообразил, что сундук давно пора бы открыть. Неужто они собрались оставить его здесь на всю ночь, а завтра снова взойдет палящее солнце и… Он ухитрился судорожно напрячь саднящие, нывшие мускулы и стал скрести крышку пальцами связанных за спиной рук.

— Выпустите меня! — закричал Ранд. Пальцы судорожно, тщетно скребли крышку. — Выпустите! — выкрикнул он и — или это только почудилось? — услышал женский смех.