Последовала пауза. Потом она открыла дверь шире и придержала своим сильным телом.

Эйпекс не глядя на нее прошел мимо с Кейном на руках. Это хорошо. Свет в его глазах был способен испепелить смертного до ботинок.

И, хэй. по крайней мере, Рио не было нигде по близости.

Когда Эйпекс аккуратно устроил Кейна на кровати, двое охранников с фингалами, словно им дали по морде двутавровой балкой, встали возле дальней стены.

Люкан покачал головой, пытаясь убедиться, что Кейн еще жив.

— Молись, чтобы он не умер.

Женщина пожала плечами, словно ей было лень отвечать.

— Умрет он или выживет, мне плевать. «Приспосабливайся и выживай» — вот мой девиз.

— Так ты паразит.

— Нет, я хищник. — Она остановилась возле стола Палача. — Ну и ну… ты только взгляни.

Женщина подняла какие — то бумаги и пролистала их. Потом поднесла к носу и сделала глубокий вдох.

— Твоей женщины. — Она холодно улыбнулась. — Я чувствую ее запах на бумаге. А она художница, вот только рисовала она не тебя. Разочарован?

Когда к нему повернули листки, Люкан подошел, не скрывая свою напряженность.

Удовлетворение женщины буквально окружало ее, как пятна крови на полу.

— Похоже, она хотела запомнить планировку здания.

Взяв листки, Люкан нахмурился. На самом деле это были наброски, поэтажный план санатория. Каждой комнаты, лестницы коридора и шахты, в которой побывала Рио. С соблюдением масштаба. И глава службы охраны была права. На бумаге остался запах Рио.

Она нарисовала это.

— Но ее здесь больше нет, не так ли? — пробормотала женщина. — Потому что ты велел ей спасать себя… как жаль, что люди не способны дематериализовываться, да?

Кода Люкан продолжил хранить гробовое молчание… ведь так поступаешь, кода узнаешь, что тебя нагло использовали… женщина заполнила пустоту в разговоре.

— Зачем ты привел ее в колонию? И не смей лгать мне.

— Она должна была увидеть производственные мощности. — Люкан пожал плечами будто ему было плевать. — Заказ большой. Она хотела убедиться, что мы способны его обеспечить.

— К чему тогда скрытность?

— Она, черт возьми, человек.

— Палач не стал бы рисковать движением фондов. Она была в безопасности. Зачем скрывать ее?

— Я не доверяю никому в этих стенах.

— Даже своему Кейну?

Люкан посмотрел на кровать. Эйпекс сгорбился над мужчиной, словно пытался усилием воли вдохнуть в аристократа жизнь. Казалось, он даже не замечал тот факт, что его лицо было избито, а из губы сочилась кровь.

— Кейн не мой, — поправил ее Люкан.

В ретроспективе, Хосе проклял сам себя.

Он понял это, наконец покидая убойный отдел и повернув в сторону пустого коридора, ведущего к кабинету шефа. Достигнув внешней двери, он не удивился, что окно приемной было темным, но у него было разрешение на вход, поэтому он повернул ручку.

К счастью, дверь оставили незапертой, и лампы, сработавшие на движение, включились, когда он зашел внутрь. Без сомнений Стэн велел Вилли оставить все открытым, потому что он ожидал получить последний отчет по делу Леона Робертса уже после ее ухода домой.

Хосе не мог предположить, что закончит печатать так поздно… он посмотрел на часы и выругался. Девять часов вечера, черт возьми. Пришлось звонить домой дважды. Первый раз в шесть, когда пришла информация на глухарь, а потом в семь тридцать, чтобы сказать жене, что он вынужден остаться и заняться писаниной.

Появилось много новой информации по делу, и речь не только о вскрытии и баллистическом анализе. Было много звонков с наводками и данными о смерти Робертса. Хосе опрашивал их весь день. Он не думал, что найдет там что — то существенное, но кто знает. Поэтому они с Трэем сделали тридцать три звонка, и каждый разговор внесли в систему тех записей, что они с пареньком накарябали за время разговоров.

Не то, чтобы Трэй был пареньком.

И вот он здесь, махает в темноте пустому столу Вилли и направляется к стеклянной стене кабинета Стэна, чувствуя себя столетним стариком.

На самом деле, он помахал чисто из привычки. Каждый раз заходя сюда, он проходил мимо стола Вилли, махал ей рукой и подходил к открытой двери в кабинет Стэна. Она никогда не останавливала его, неважно, чем занимался Стэн… даже если у него была встреча или телефонный разговор.

Вилли всегда говорила, что только ему было позволено вмешиваться подобным образом.

Поэтому Хосе прошел мимо без всяких сомнений. По привычке он выполнил рутину с приветствием и шагнул прямо к двери. Его мозг начал просыпаться лишь когда он схватился за ручку, указывая ему, что во внерабочие часы кабинет был закрыт…

Дверь открылась без проблем.

— Конечно, ты не запираешь свою дверь, — пробормотал Хосе, когда зашел в кабинет, и на потолке автоматически зажглись лампы.

Стэн — продукт восьмидесятых, тогда не было в порядке вещей обязательно запираться на все замки с заходом солнца. С другой стороны, это — полицейский участок, так что все отмечались на входе в здание. И повсюду были камеры.

Ну, в коридоре. Здесь камер не было.

— И ладно.

Хосе пересек красно — синий ковер и встал рядом со стопками бумаги на столе. Блин, ведомственный контроль хватил бы удар, узнай они об этом… дерьме в отделении… по части правил безопасности. Но в этом весь Стэн. Слишком доверчивый. С другой стороны, кто разберется в этом бардаке…

Поначалу звук был таким тихим, что Хосе, если бы не стоял не двигаясь, пока решал, куда положить отчет посреди бардака на столе, ни за что бы не услышал его.

И он бы ничего не сделал, если бы звук не повторился.

Тихий шум издавал мобильный телефон на вибрации.

Положив доклад на угол стола, хотя в части выбора места не было какой — то логики и цели, Хосе последовал на «бррррр» до двери в личный туалет Стэна.

— Стэн, ты забыл телефон, — сказал Хосе, толкая дверь.

Звук все еще был приглушенным, когда он вошел в святая святых начальника… а потом, прежде чем он успел определить источник, шум прекратился. Хосе посмотрел в угол. Там ничего не было, на виду, по крайней мере. И на бачке унитаза — только журналы про гольф. И он не станет шариться по ящикам…

Снова послышалась вибрация.

Хосе наклонился. Еще ниже. Телефон вибрировал в нижнем ящике.

Он потянул на себя ручку, медленно открывая его. Но, ради всего святого, он знал парня всю свою профессиональную жизнь. Что он там найдет кроме туалетной бумаги…

В ящике лежала скомканная рубашка. Сине — белая. Без сомнений, вся в горчице.

Протянув руку, Хосе вытащил хлопковую ткань.

Под ней лежал черный нейлоновый бумажник… и мобильный телефон. Когда звонящий снова повесил трубку или переключился на голосовую почту, вибрация стихла.

С чувством полного неверия, Хосе достал пару резиновых перчаток из кармана. Но за долгие годы своей работы он доверял внутреннему чутью.

А оно говорило, что то, что он сейчас узнает, разобьет его сердце вдребезги.

Отложив телефон, Хосе взял бумажник, открыл его и…

С фотографии на водительских правах, лежавших в прозрачном кармашке бумажника, на него смотрел офицер Леон Робертс. А на другой половине…

…был значок офицера полиции Колдвелла, который он заработал тяжким трудом и которым он так гордился.

* * *

— Ты что — то тихий. Слишком тихий даже для себя.

Остановившись возле пожарного выхода, Ви поднял взгляд, гадая, сменит ли Рейдж тему разговора, если он продолжит молчать. На обсуждение еды, например. Или… еды.

Ну или… снова о еде?

Ну, чтобы разнообразить повестку.

— Прием? — Голливуд не унимался.

— Я сосредоточен на деле.

Рейдж встал перед ним, и учитывая его габариты, казалось, что земля извергла огромную блондинистую гору красоты. С хлеборезкой, которая в отсутствие в нем хлеба никогда не закрывалась.

— Мы уже сколько кварталов прошли бесцельно? — спросил брат. — Что случилось?