Шаря взглядом по сторонам, я тихо выругался. О, Мерлин! Да куда же она могла подеваться! Кучи мусора из битых камней, да снег. Внезапно, мой взгляд зацепился за груду мусора у дальней стены. Она, в отличие от других, была довольно слабо запорошена снегом.

Разметав эту кучу хлама небрежным взмахом палочки, я обнаружил уходившие вниз ступени и бросился по ним в темноту. Идти пришлось довольно долго. Освещая дорогу Люмосом, я шаг за шагом углублялся в подземелье. Ступать приходилось крайне осторожно, местами древний ход частично обрушился, и под ногами то и дело попадались выпавшие из стен булыжники. К счастью ход был прямой, без каких‑либо ответвлений, иначе поиски грозили бы затянуться.

Наконец, впереди показался какой‑то свет. Но это был явно не выход — холодное яркое свечение больше походило на работу одного из многочисленных осветительных заклинаний наподобие того же люмоса.

Сердце радостно стукнуло, я услышал впереди голос матери. Успел. Подавив в себе порыв, тут же броситься вперед, я быстро, но осторожно двинулся к свету, стараясь как можно меньше шуметь.

Ход сменился небольшим залом, с очень низким потолком, при желании до него можно было достать рукой. В центре зала находилась мраморная плита. Так вот ты какой — Родовой алтарь. Много о тебе читал, а вот видеть ни разу не доводилось. Хотя… алтарь в Гринготтсе тоже можно считать в некотором смысле родовым.

Похоже, я подоспел как раз вовремя — ритуал явно подходил к концу. Подняв палочку, я запустил невербальную Импедименту — простейшее оглушающее заклинание, которое тоже сложно отнести к нормальным боевым. Бледный луч, так и не достигнув своей цели, отразился назад, я едва успел увернуться.

В руке матери блеснул хорошо знакомый мне жертвенный нож.

— Нет! — взревел я, бросаясь вперед. Протего тоталум может защитить от чар, но не остановит человека. Со всей силы налетел на стену. Она предусмотрела и это.

Не дойдя до матери какие‑то два шага, я отлетел назад, отброшенный еще одним защитным заклинанием накрывшим алтарь. Маг — исследователь во мне с интересом отметил, что защитные чары такого рода мне неизвестны. Как же мало я знал о своей матери как о маге. Да и знал ли что‑нибудь вообще? Слишком привык, что даже обычные бытовые чары даются ей с трудом.

В первый момент я даже не понял, что все уже закончилось. Острие жертвенного кинжала вонзилось в грудь матери. А потом все вокруг стало белым, ослепительно белым. Тело матери засветилось изнутри, стали видны все кости, а затем этот свет прорвал кожу. Миллиарды световых лучей пронзили каждую клетку ее тела.

Спасаясь от света, я прикрыл глаза ладонью. Затем свечение прекратилось, стало темно и тихо.

— Люмос! — выкрикнул я, все еще не веря в произошедшее.

Холодный ровный свет заклинания осветил пустой зал с алтарем. Ни тела матери, ни ее пепла — она исчезла, словно ее никогда и не существовало. Хотелось бы считать все произошедшее сном или бредом, но это было самой настоящей поганой и паршивой реальностью. Я снова не смог ее спасти. Все оказалось зря!

Не заметив две бегущие из глаз дорожки слез, я поднялся на ноги и, пошатываясь, подошел к алтарю. Все заклинания с него спали со смертью матери. Еще раз осмотрев зал отсутствующим взглядом, я уселся прямо на алтарь.

Не знаю, сколько я так просидел один на один со своей болью. Казалось, что прошла целая вечность. Горе и скорбь душили меня. А еще была ярость. Ярость и ненависть. Всепоглощающая ненависть. Если бы сейчас тут появился кто‑нибудь из моих двух могущественных врагов, то я бы разорвал его голыми руками и плевать мне на всю их магию.

Зато не столь далеко был еще один недруг, — мелькнула внезапная мысль. — Тот, что едва не сожрал меня при моем первом визите.

Утерев глаза, я встал с пола и, покрепче сжав палочку, направился к выходу. Путь в подземелья мне казался вечностью, а обратно прошел в один миг. Серые стены закончились как‑то подозрительно быстро, пролетев над водой озера, я покинул развалины и плавно опустился на пологий берег неподалеку.

Низкое солнце висело над лесом. Его свет падал на тёмную воду озера, создавая золотистую дорожку. Я медленно шел по снежному пляжу у самой кромки воды. Под ногами хрустел первый лед, хрупкой броней сковавший воду у берегов озера. Ветер стих, но снег все еще продолжал падать. Впрочем, я мало обращал на это внимание, как и на все вокруг. Мне хотелось кого‑нибудь убить. Хотя бы водного духа.

Плечо резанула острая колющая боль. И этот болезненный сигнал татуировки — стража был принят мной с настоящим наслаждением. Боль — это хорошо, это значит, что ты все еще жив… хотя и неясно зачем.

— Давай, покажись! Где же ты?! — крикнул я воде. Опасность? В этот момент плевать я хотел на опасность!

В центре озера появился и тут же пропал огромный горб — лишь круги пошли по воде. Несколько ударов сердца и вот уже рядом раздался треск. Разметав хрупкий лед, приплюснутая голова на длинной, змеиной шее показалась над водой. Келпи выглядел каким‑то расстроенным и удивленным. Хотя, может мне это просто показалось. Его ментальный удар был страшен. Не было этого мягкого вкрадчивого давления на разум, которое столь характерно для большинства ментальных атак. Просто грубая примитивная сила, сосредоточенная для одного единственного таранного удара. Я пошатнулся и зло тряхнул головой — чувствуя, как от прилившей крови, вздулись на висках вены. В иное время подобный удар, застань он меня врасплох, проломал бы все щиты и болевым шоком выбил бы сознание из тела. Но сейчас я лишь зло усмехнулся.

— Боль… что ты знаешь о боли жалкий дух? — прохрипел я, выставив вперед волшебную палочку, с которой в тот же момент сорвался ярко красный луч.

"Поводок духов" — был одним из многочисленных запрещенных заклинаний. Впрочем, Министерство с подачи Дамби внесло в реестр запрещенных такое количество заклинаний, что я до сих пор удивляюсь, почему ученики еще изучают простейшие проклятия, годные только для школьных шалостей.

От палочки к духу протянулась прочная огненная нить. Будь келпи духом огня, а не вод, нить была бы из воды. Дикий рев боли разорвал воздух. Сотканный из противостихии поводок явно пришелся келпи не по душе. Хотя откуда у духов душа?

Медленно, смакуя, наслаждаясь каждым мгновением, я стал напитывать поводок магией. Если бы келпи был человеком, то это было бы сродни медленному удушению. Келпи заметался, задергался и попытался уйти под воду. Я медленно повел палочкой вверх — громадное тело просто выбросило из воды. Смешно помахав ластами и хвостом в воздухе, словно пытаясь плыть, водный дух, повинуясь обратному движению палочки, рухнул вниз. Его тело вновь разметало тонкий лед, а взмах одной из боковых ласт обрушил на меня настоящий ледяной душ, но только это келпи и смог. Атаки на мой разум прекратилась, а эманации страха и боли полились полноводной рекой… и мне это нравилось. Они оттесняли на задворки сознания мое собственное горе и боль. Хотелось вот так стоять и стоять. Впитывать весь ужас развоплощаемого духа, у которого по капле отнимали его существование.

Неожиданно все тело келпи покрылось дымкой, размазалось, и дух сменил форму. Теперь вместо доисторического чудовища на огненной нити весела фигура моей матери, только с длинными, спадающими до самой воды волосами. От гнева у меня потемнело в глазах. Но келпи мгновенно понял, что выбрал что‑то не то, и в тоже мгновение на меня уже смотрела Лили.

— Ты, правда, думаешь, что твои жалкие фокусы меня остановят? — я влил в "поводок" еще немного силы.

— Остановись маг! — измученно прошептал в моей голове голос.

Обычно младшие духи не обладают разумом. Повадками и поведением они больше напоминают животных. Но данный келпи уже преподнес мне немало сюрпризов, так что новому я не сильно удивился.

— Зачем? — спросил я.

— Я могу стать твоим союзником!

— Союзник? Ты думаешь, мне интересен жалкий дух?

— Слугой… рабом. Я буду твоим рабом, — в голосе келпи прорезались панические нотки. — Клянусь быть рабом тебе и твоим потомкам пока под солнцем есть те, в ком течет твоя кровь.