Разговор с отцом прошёл… Да, собственно, никак. Приехав на место, он, только увидев меня в живую, а не через глаза крысы, через которую он, зачастую, мельком проверял моё состояние, он только выдохнул, подошёл ко мне ближе и обнял. Убер и Элит, подождав секунду, решили самоустраниться, чтобы не мешать нам, нашему разговору, но был он очень коротким.

— Это того стоило? — спросил меня папа через минуту объятий.

— Эх… Это было очень больно и сейчас мне жутко хочется есть, но… Да. Это было критически необходимо. И как минимум несколько раз я обязана пройти через это снова, — сказала я, так же обняв отца. В ответ на мои слова, папа положил ладонь мне на волосы и стал гладить их, не прекращай объятий.

— Я не буду ругать тебя, злиться тоже не буду — не могу и не имею права я это делать. Ты уже взрослая и сама решаешь, как для тебя будет более правильно. Если ты считаешь, что тебе нужно такое, я поддержу тебя, только… Пожалуйста, Тей, я тебя умоляю, будь осторожной и не допусти, чтобы… случилось… худшее. Я этого не переживу.

— Я этого не допущу, — уверенно сказала я, посмотрев ему в глаза. — И именно для этого я должна буду сделать это снова. И снова. До тех пор, пока это работает. Чтобы потом, если я столкнусь с Крюковолком, Кайзером, Штормтигром, Цикадой, хоть самим Лунгом, самое худшее со мной точно не случилось, и в конце-концов, я была в порядке.

— Тогда я очень рад, что у меня выросла такая решительная девочка, — улыбнулся он мне и снова прижал. — Но всё же, будь осторожнее.

— Буду, пап. Не сомневайся, буду.

На этом наш разговор и закончился. Отец ушёл, вернулся на работу, а я осталась в мастерской одна, пока Убер и Элит находились в другой комнате, играли в какую-то видеоигру. Я не могла не чувствовать стыд за себя, за то, что заставила так о себе беспокоиться своего отца и уже не безразличных для меня людей, приятелей, почти друзей. Однако… Намного хуже мне от мысли, что будет с отцом, если всё же в очередном сражении я… со мной случится самое худшее. Нет. Этого я не могу допустить! А раз так, остаётся только терпеть…

Просидев так ещё минут двадцать, всё перекатывая с места на место одни и те же мысли, я вспомнила о том, что сама же предложила помощь Эми. И, раз сейчас у меня есть свободное время, в течении которого я постоянно что-то, да ем, чтобы дать организму ресурсы на трансформация, то начать с ней работать можно уже сейчас!

Быстро собравшись и облачившись в костюм, я, собрав с собой немного калорийной еды, отправилась в госпиталь. Сейчас был уже вечер и через несколько часов у Эми заканчивается рабочий день. Думаю, будет неплохо, если из-за меня она сможет отправиться отдыхать на пару часов раньше… Ну, или хотя бы на час. Уже не плохо для начала.

Уже скоро я оказалась у госпиталя, куда без проблем вошла. Только недавно я здесь была, и вообще в последнее время частенько здесь бываю, так что меня легко узнали и пропустили без проблем. А там, найти Панацею, было не так уж и сложно.

Посмотрев на работу мастера в работе восстановления организма человека, я направилась к ней, но не отвлекала её до тех пор, пока она не прекратила работу с очередным пациентом. Разворачиваясь, чтобы направиться к другому человеку, что нуждается в её помощи, она увидела стоящую рядом меня, отчего слегка вздрогнула от испуга, явно не ожидал увидеть меня тут в данный момент.

— Чего подкрадываешься? — спросила быстро успокоившаяся Панацея у меня, но тут же направилась к тому, кто нуждался в её помощи.

— Я пришла, чтобы помочь тебе, — сказала я и направилась следом за ней, а проходя рядом с ней, потянула на себя огонёк её силы, на следующие четыре часа заполучив невероятный контроль над чужой биологией.

Встав по другую сторону от лежащего в кровати мужчины, лет сорока шести, я едва-едва коснулась его оголённой частью кожи пальца, чтобы тут же мою голову затопили массивы информации о строении организма мужчины, о работе каждого его органа, о процессе обмена веществ между его клетками, о прохождении нервных импульсов в его теле и их пути в мозгу, о работе самого мозга. А так же легко и быстро я нашла дефект его организма, заключающийся в зло качественной раковой опухали толстой кишки. По современным медицинским меркам, насколько я знаю, такая опухоль уже неоперабельна — слишком много тканей было ею задето и если вырезать её, человек умрёт. Было видно и следы использования лучевой терапии, но она не слишком помогла. И сейчас его надеждой осталась Панацея, которая прямо сейчас, как говорила мне новая сила, заставляла часть раковых клеток опухали трансформироваться в нормальные клетки, их ДНК изменялись, перестраиваясь прямо на ходу, чтобы они вновь вернулись в нормальное состояние и правильно работали. Белки перестраивались, перестраивались и сами клетки, становясь вполне нормальными, специализированных клетками органа, в то время, как излишек опухали, который уже нафиг не сдался, превратился в простой и безвредный белковый бульон, который быстро рассосался в крови и был разнесён по организму, обогатив его немного питательных и веществами. Следом Панацея разобралась и с остальными недуга и, о многих из которых, возможно, даже медицина то современная ещё не знала, или не знал сам пациент. Его печень и почки пришли в идеальное состояние, сердечная мышца, явно слегка больше положенного износившееся, словно омолодилось и вновь забилось с новой силой. Слегка повреждённые лёгкие, не из-за курения, а из-за пережитой когда-то давно болезни, вновь стали целыми и здоровыми, позволяя вдыхать кислород полной грудью. Лимфатическая система пришла в полный порядок, изношенные хрящи пришли в идеальную форму, соединительная ткань восстановилась, следы от переломов костей исчезли, как и дефекты в самой структуре костей. Постепенно, хоть организм пациента и не омолодился, он стал здоров, как в подростковом возрасте, а его органы работали, как совершенно новые. Поразительное мастерство! Даже с Абсолютным Биокинезом, мне потребовалось бы минут десять на подобное, в то время, как Эми справилась за две! И это еще не самый сложный случай на её практике должен быть! Единственное, что я заметила, чего не трогала Панацея, это…

— Я не работаю с мозгом, — сказала мне Эми, когда я пристально вглядывалась в голову спящего мужчины, — Я тоже это вижу, но сделать ничего не могу. Лекарства от этого тоже не придумали. За всю историю, не было ни одного задокументированного случая, чтобы больной выжил. Смертность абсолютная.

— Что это? Я вижу, как оно работает, что делает и так далее, но не знаю, как оно называется… — сказала я, не отрывая внимания от происходящего в головном мозгу пациента.

— Прионы. Они способны катализировать конформационное превращение гомологичного ему нормального клеточного белка в себе подобный. Иными словами самореплицирующийся за счёт себе подобных, белок. Очень долго развивающаяся болезнь Крейтцфельдта — Якоба, по моим прикидкам, ближайшие лет двадцать он даже не узнает, что с ним что-то не так, а первые симптомы появятся, примерно, лет в шестьдесят пять-семьдесят. Насколько я понимаю, он съел еду, сделанную из животного, которое было заражён прионной болезнью, года три назад.

— И часто ты встречаешь таких? — спросила я.

— Не так часто, как можно подумать… но чаще, чем хотелось бы. Большинство людей никогда даже не узнают о своей болезни — она может развиваться десятки лет и, с высокой вероятностью, человек умрёт до того, как начнутся последствия наличия болезни.

— И ты ничего не можешь сделать с этим? — спросила я у Эми.

— Могу. Могу, но не хочу. Ты ведь и сама знаешь, что у меня за способности, — шёпотом говорила Панацея, чтобы слышала её только я. — Я не хочу позволять себе работать с мозгом. Сейчас ты и сама должна понимать, что для моих способностей нет разницы между мозгом или сердцем, почкой или печенью. Одного моего желания хватит, чтобы человек полностью изменился. Изменились его ассоциативные связи, память, восприятие, процесс взаимодействия и изменения информации, её обработка… Я могу за несколько минут превратить одного человека в совершенно другого.