Главный мастер по изготовлению ружей — Тадаши Гэ.

Вернее, по массовому изготовлению. Все-таки созданием самого первого ружья занималась совсем маленькая группа — четыре мастера (Наполеон про себя называл их инженерами), три из которых были чосонцами с Цусимы. С ружьями всё проходило намного сложнее, чем с пушками. Здесь не вышло просто дать кузнецам чертежи: нате, делайте!

Во-первых, Наполеон был артиллеристом, и ручное стрелковое оружие знал гораздо хуже. Во-вторых, а какое именно ружье нужно? Оружейная мысль в его родной Европе развивалась уже почти полтысячелетия, и за это время было накоплено много опыта. Но зачем делать архаические вещи, если можно внедрить в Южную армию самые прогрессивные образцы! А оказалось, что иначе никак…

От вычурных нарезных штуцеров сразу пришлось отказаться. Мудрый «Ли Чжонму» понятия не имел, как в имеющихся реалиях кузнечного дела нарезать ствол изнутри. Он поначалу смутно представлял, как вообще делать этот ствол… Да и затем нужна меткая, но редкая стрельба из штуцера, если лук делает это быстрее, бьет дальше, а стоит дешевле?

Далее пришлось отказаться от простого и понятного ружья. Чем оно отличается от древних мушкетов да аркебуз? Весит меньше, а стреляет точнее. Точность достигается за счет плотного прилегания пули к диаметру ствола. Но вряд ли ниппонские кузнецы смогут достичь сейчас такого же совершенства. Придется исходить из большого зазора между стволом и пулей и заполнять пустоту за счет пыжа. Получается, точность — мимо. А вес ружья зависит от калибра. И Наполеон подумал, что не сможет позволить себе 17–18 миллиметров, принятые в его родном мире. Такие пули убивают врагов в мундирах, а здесь они — в доспехах. Вот и получается, что для увеличения убойной силы пуля нужна потяжелее и побольше. Ну, хотя бы, 22–23 миллиметра.

И тут началась битва за вес! Наполеон очень хорошо понимал, что скорость стрельбы — важнейший фактор. А здесь, кроме выучки, важен вес оружия. Древние мушкеты весили килограммов по девять-десять. И стрелять из них приходилось с помощью сошки. Что долго и неудобно! Инженеры делали для генерала образец за образцом, осторожно облегчая оружие, но сохраняя прочность ствола и убойность пули. Пошли даже на урезание длины (всё равно меткость будет низкой).

А потом Наполеону стало ясно, что и банальный кремневый замок он на ружье не поставит. Потому что неоткуда здесь взять тысячи кремней. Да еще и быстро. Их надо искать, добывать, заготавливать. А кремень — это расходник, его нужно пополнять постоянно. В этом случае быстро сделать ружья на целый полк не получится! А сделать нужно быстро и на полк. Так что только фитили, ибо это ниппонцы делать умеют.

В итоге вместо ружья мечты у Наполеона вышел древний фитильный мушкет. Разве что облегченный, чтобы можно было стрелять без сошки. Ну, и две вещи удалось добавить: удобный спусковой крючок (вместо примитивной жагры) и штык! Вот штыком «старый генерал» гордился! По крайней мере, благодаря штыку можно будет отказаться от архаичного пикинерско-мушкетерного формирования полков…

«Так я думал, пока мои мушкетеры чуть не полегли под копытами, — грустно усмехнулся Наполеон. — В моей родной старушке Европе, исчезновение пикинеров шло постепенно, по обеим сторонам… фронта. А здесь против моей Южной армии — латные войска. И без пикинеров, похоже, никуда».

Оказывается, историю трудно перехитрить. Даже имея в голове прогрессивные знания своего мира.

Но Наполеон твердо вознамерился это сделать!

Итак, четыре инженера попытки с десятой собрали оптимальное ружье. И вот тут в дело вступил Тадаши Гэ. Крупный, преуспевающий хакатский кузнец-оружейник, который видел, как богатеют купцы и мастера, связавшиеся с чосонским генералом. Едва только город «подарил» гостям остров Ноконошима, «Ли Чжонму» предложил Тадаши Гэ паевое соглашение по производству нового оружия. От «чосонца» — технологии, от кузнеца — мастера. И равное финансирование.

На острове быстро развернулась просто-таки гигантская мастерская. Тадаши был против привлечения чужих мастеров, но Наполеон настоял, убеждая, что большое производство даст и прибыли большие. Более того, он даже приводил каких-то людей с улицы (к ужасу наследных мастеров)! И, что самое удивительное — нашел им работу. Пришелец из иного мира предложил революционный, по ниппонским меркам, метод работы. Каждый человек должен делать определенную операцию: мастер — сложную, чернорабочий — простую. А уж качать меха горна, клепать ободы или выравнивать ствол абразивом — любой дурак может.

На пике в мастерской работало сорок человек! Вообще-то, ружья делало еще больше людей. Не меньше дюжины день за днем вырезали из дерева ружейные ложа, кто-то для них заготавливал древесину. После договорились с еще одной кузницей в Хакате, и она поставляла на Ноконошиму железные заготовки по весу: на ствол, на замок, на ободы и так далее. Несколько месяцев всё это обилие людей делало, делало, делало ружья. Прямо на ходу Наполеон и Тадаши корректировали структуру мастерской: где нужно добавить людей, а где, наоборот, прохлаждаются лишние. Всё для того, чтобы механизм мануфактуры действовал идеально.

Параллельно, на закрытом полигоне, Дубовый полк учился воевать уже не с муляжами, а первым настоящим оружием. Отрабатывали те же самые приемы, учились заряжать до мозолей на пальцах. И, конечно, стреляли. Когда Хван Сан увидел, какую силу он воспитывал более полугода, восторгу его не было предела. Наполеон честно признался щеголю, что его полк станет самым главным в Южной армии. И, возможно, это будет не полк даже…

«Но для этих мыслей еще слишком рано» — снова осадил себя «Ли Чжонму».

К началу войны с Сёни и Сибукавой мануфактура Тадаши сделала почти 800 мушкето-ружей. Без нового оружия оставались где-то с полсотни Дуболомов. И Наполеон оценил в итоге, что сделано оно неплохо. За первое сражение сломалось 63 ружья: где-то лопнул сварной шов ствола, где-то сбился замок или слетел спусковой крючок. Для начала, для того, как всё на коленке делалось, это весьма неплохая погрешность.

Теперь, по возвращении из похода, настало время для дальнейшего усовершенствования работы мануфактуры, но Тадаши Гэ пришел к генералу в первый же день. Пришел совершенно недовольный, и объяснил подробно, чем именно он недоволен.

— Ты ушел, господин, и стало всё очень плохо. Дюжину ружей доделали — и работа встала. Заготовок нет, заказов нет… Денег нет! Очень плохо, генерал!

— Или ты мало заработал на почти восьми сотнях ружей?

— Много, сиятельный, — поклонился Тадаши. — Семь раз носил я подношения могучему Ханиману, который помог мне заключить такое выгодное соглашение. Но то было тогда! А сейчас? Сорок человек сидят без дела. Им надо платить, их надо кормить и содержать! Или мне их выгнать, сиятельный, раз нет работы? Так потом тебе потребуются ружья, а эти люди назад уже не придут. Будешь новых искать? Неумелых, не знающих, как делать твое дивное оружие…

— Да… Плохо получается.

— Верно! Очень плохо, сиятельный! Мастерская должна работать всё время, тогда только есть прибыль, есть чем платить работникам… Да ты и сам всё понимаешь!

Наполеон понимал. Просто привык приказывать и не задумывался над рентабельностью своих решений. Но с мануфактурой (как и со всеми прочими паями и контрактами) приказами не отделаешься. Либо это всё будет работать с выгодой… Либо разорится и рухнет.

— Не переживай, мастер. Я вернулся, сейчас надо будет заняться ремонтом…

— Ремонт тоже плохо! — нагло перебил генерала мануфактурщик. — На ремонте работает десять… ну, пятнадцать мастеров. А остальные? Снова содержать бездельников! Тадаши Гэ пойдет по миру! А твоей армии некому станет делать ружья!

Торгаш начал театрально причитать, падать в ноги — Наполеона это раздражало.

— Да не стони! Заказы еще будут. Будем делать ружья.

— Сколько? — моментально успокоился Тадаши.

— Ну… Думаю, еще две сотни можно. Чтобы полку хватило с запасом.

— Две сотни — это очень хорошо, сиятельный! — заголосил ремесленник с таким усердием, что генерал моментально почувствовал подвох. — Это же почти месяц превосходной работы для всех! Мы с тобой снова станем богатыми, сиятельный!