Но всё равно это была она! Та же невероятная Айдзомэ, доверившая ему свою жизнь.

— Какая же ты прекрасная…

«О боги! Я это вслух сказал⁈».

Короткий, почти незаметный взгляд мазнул по смутившемуся чосонскому мальчишке с заходящимся от восторга и ужаса сердцем. Тонкие густо-красные губы медленно растеклись в остроуглую улыбку, слегка обнажив загадочную черноту зубов.

— Мой защитник.

— Сиятельный, проснитесь!

Наполеон стремительно ухватился на тревожно-плаксивый тон, потянулся к нему всеми силами, как будто, выгребал из темного вязкого омута. Сон, окруживший его, был жуток и страшен. Во сне была война. Война, от которой он отвык: с синими мундирами, линейными построениями, десятками пушек, ведущими правильный обстрел, что называется, по науке. Правда, в том мире снов враги были какие-то совершенно дикие, жуткие, с кривыми саблями, с копьями в лохматой бахроме. С леденящими кровь криками, они неслись прямо на смерть. С одной лишь мыслью: резать, резать, резать людей в синих мундирах.

Кровавые схватки снились Наполеону, но, конечно, пугали его не они. В плен трех цветов попал он: грязная желтизна пустыни, холодная зелень моря и свинцовая серость небес. Он почему-то был именно в море, и неведомый корабль увозил его прочь. А он точно знал, что на пустынном безжизненном берегу осталась его армия. Его люди! И корабль увозил его всё дальше, тогда как люди в синих мундирах оставались в этой негостеприимной чужой земле. В окружении страшных диких врагов…

А он, Наполеон, уезжал! Бросал их! Или это всё-таки был не он?

— Скорее! Вставай!

Генерал окончательно открыл глаза, пару раз глубоко вдохнул и тряхнул тяжелой головой.

«Неужели это я? Нет. Неужели я ТАКОЙ?».

Окна в его комнате не было, но за стенами явно еще глухая ночь. Между тем, всюду слышались шум, беготня, тихие (пока) крики.

«Ну, что там еще случилось? — закатил глаза „Ли Чжонму“. — Неужели я не заслужил покоя!».

Покоя ему очень хотелось. Хотя, Наполеон заметил, что за год его здоровье заметно укрепилось, но он всё еще оставался стариком, который любил поспать. Причем, на мягком. Невыспавшаяся туша чосонского главнокомандующего потом очень тяжело вставала и страдала вплоть до следующего отдыха…

А в последний месяц поспать всласть удавалось нечасто. Собрать войско союзных сюго для войны с Оучи оказалось непросто. Даже первоначальная переписка выводила из себя. Губернаторы провинций, вместо того, чтобы взять под козырек и исполнить повеление, норовили вступить в эпистолярный диспут: А для чего? А чем вызвано? А точно надо? Наполеон к дискуссиям расположен не был, а потому уже вторым письмом поставил вопрос жестко: это измена?.. И поджавшие хвосты сюго за пару недель собрались в окрестностях Дадзайфу. Лично и с войсками, каковых набралось 13 тысяч самураев и асигару.

Здесь, правда, начался второй акт драмы «Непутевые союзники». Едва выяснилось, что князьям Тиндэя предлагают воевать за дело Южного двора без поддержки Армии Старого Владыки, и без того низкая решимость их сошла на нет.

— Как сами? Без Южной армии? Без волшебных ружей и пушек⁈

Наполеон утешил их тем, что союзники получат одну артбатарею — четыре полевые пушки — для взятия замков. А вот в остальном им, действительно, придется действовать самостоятельно. Пришлось провоцировать их, словно, уличных мальчишек, чтобы прибавить решительности.

— Четыре славных сюго против одного! Против уже побитого клана Оучи! Неужели вы боитесь?

Конечно, все моментально перестали бояться. За такие подозрения здесь привыкли моментально выпускать кишки самым подозрительным — красивым ударом снизу вверх и наискосок. Но возникла новая проблема: а кто поведет в бой это воинство? Четыре князя сразу начали с подозрением переглядываться. Разве что квадратный Мацуура глядел не слишком грозно: его семья совсем недавно выбилась на губернаторский уровень и пока не имела великих амбиций. А вот Сёни, Кикучи и Отомо готовы были отстаивать свои привилегии с обнаженными мечами. Парадокс: чужака Ли Чжонму над собой они терпеть согласились бы, но друг друга…

Наполеон даже задумался: а не поставить ли над ними какого-нибудь своего полковника… Но сам быстро передумал. Генеральскими мозгами у него обладал разве что Ли Сунмон. Но даже его эти даймё и сюго с потрохами сожрут. Да и нечего свою армию дробить.

Решение оказалось на редкость простым.

— Кто больше всего воинов привел — тот и будет командовать.

Хисасе Мацуура и Мицусада Сёни из борьбы выбыли сразу. Последний год в их провинциях Хидзен и Тикудзен бои велись постоянно, так что силы были поистрачены. Не сговариваясь, каждый сюго привел с собой по две тысячи воинов. Оказался в проигрыше и сидевший в стороне Чикааки Отомо. Он привел весьма качественный отряд — но всего три тысячи воинов. Хотя, дому Отомо служили даймё не только из Бунго, но и из отдельных областей провинций Хюго и Тикуго.

А вот Канетомо Кикучи не поскупился и с возвращенной ему провинции Хиго привел шесть тысяч человек. Слишком много асигару — но шесть тысяч!

— О чем тут и говорить, — усмехнулся тогда Наполеон. — Сразу видно того, кто желает помочь Южному двору. Тебе, Канетомо и войско в бой вести.

На снабжение войска пришлось немного потратиться из своей казны. Правда, за это генерал потребовал компенсацию из будущей добычи. Владения Оучи — край не бедный.

И вот — спустя почти месяц ожиданий, споров и организации разрозненного сборища героев в какое-то подобие войска — 13 тысяч сторонников Южного двора ушли зачищать север Тиндэя. Смотреть на это было немного страшно… но ведь как-то они здесь умудрялись воевать раньше! До прихода старика «Ли Чжонму» с его пониманием того, как должна быть организована армия. В любом случае, их противник точно такой же. Только он один против четырех.

«Будем надеяться на чистую математику» — улыбнулся Наполеон.

Он действительно очень надеялся на этот поход. Особенно, на то, что загадочные южане Симадзу увидят судьбу Оучи и поймут, что следующие — они. И пришла пора определяться со стороной.

Объединение всего Тиндэя — это сейчас была главная цель Наполеона. Если на острове не останется ни одной вражеской базы — удерживать его от внешних вторжений станет намного легче. Можно даже потратить год-другой на укрепление своей власти здесь, прежде чем, делать дальнейшие шаги…

«Впрочем, сейчас не до этого» — Наполеон, наконец, заставил себя встать на ноги и открыть дверь. В коридоре стоял перепуганный слуга из местных.

— Что случилось?

— Нападение, сиятельный! — дрожащим голосом объявил тот, лишь титул произнеся по-чосонски.

— Нападение? — вот это было неожиданно. — Напали на Дадзайфу?

— Нет, мой господин… — слуга затрясся еще сильнее. — Сюда напали… На Ноконошиму!

— Что?

Кто-то напал на Ноконошиму? Генерал на миг опешил. Он привык считать свой островок идеальной природной крепостью. От любых врагов его отделяет сначала дружественная Хаката, потом море и, наконец, вся сохранившаяся ударная эскадра (плюс конфискованные суда врагов) — всего 18 боевых кораблей. Он даже толком войско здесь не держал — Дубовый полк да охранная рота Монгола. Кто может сюда напасть?

— Кто? — озвучил Наполеон свое недоумение.

Слуга только пучил глаза в ужасе и недоуменно качал головой. Генерал решительно двинулся к выходу, на ходу цепляя пояс с саблей. Снаружи оказалось препаскудненько: с внешнего моря хлестали пощечины рваного ветра, сыпали капли пригоршнями — еще не дождь, но он явно приближается. Тучи скрыли луну, и над островом нависла мрачная тьма.

Идеальная погода для нападения.

У выхода главнокомандующего встретили уже более осведомленные стражи.

— Сиятельный, враг, похоже, вон там с моря высадился, — ротавачана охранников указывал рукой куда-то вниз, на берег, где явно что-то разгоралось. — Корабль пристал в ночи и на пустом берегу — так что их долго не замечали. Теперь вон пытаются спалить нашу эскадру…