Вкопанные столбы тянулись всё дальше и дальше в сторону Хакаты. И, даже не пересчитывая, Гванук догадывался, что на этой дороге висит ровно тысяча покойников.

Гванук едва сдержался, чтобы не запрокинуть голову и не расхохотаться. Но волна ярости среди его пленителей набухала такая сильная, что было ясно: сначала прибьют, а потом подумают, зачем это сделали. Адъютанту же теперь с особой силой хотелось добраться живым до старого генерала. Потому что самураи в петлях висели уже явно не первый день, и следы разложения на них стали вполне заметны.

«Это что же получается?» — задался Гванук вопросом, ответа на который не смог найти.

Так как за его спиной вдруг что-то громко грохнуло, породив целую волну криков боли, ржания. Пахнуло гарью.

Граната!

А на дороге почти одновременно взорвались еще несколько гранат. Гванук, вжимаясь в лошадь, увидел, как отовсюду — из любого мелкого укрытия, заборчика, сарая — стали выскакивать огромные, закованные в сталь, бойцы; довольно крупный отряд появился впереди на дороге…

— … рошку не зацепите! — услышал он отголоски команд.

Самураи толком не успели оправиться от взрывов, многие зажимали раны или вообще падали с перепуганных лошадей. Одни хватались по привычке за луки; другие, понимая, что стрелы тут уже не помогут, выхватывали из ножен мечи. Были и те, кто пытался развернуть коней и мчать назад, но дорога уже входила на обжитые и застроенные селянами земли, все пространство в разных направлениях пересекали каменные заборы или густые кустарники, высаженные в ряд. А Головорезы (а это были именно они!) уже сбегались из укрытий, перекрывали дорогу, пытаясь не дать уйти быстрым всадникам.

В нескольких местах завязались схватки. Самураи имели преимущество, будучи, верхом, но среди них годных в бою осталось меньше половины, тогда как Головорезов вокруг было уже сотни две. Гванук тихонько сполз с лошади, но держал ее за повод, чтобы животное защищало его своим телом. Незаметно он подобрал легкую катану, выдернув ее из уже застывших пальцев мертвого самурая.

Ниппонцы сгрудились вокруг своего предводителя, многие также спешивались, прикрываясь лошадьми. А вот сам Кикучи даже приподнялся на стременах, что-то выглядывая.

— Угиль! — зарычал он, перекрикивая шум боя. — Вижу тебя, труса! Выходи на бой со мной, коли ты настоящий командир! Выходи, трус!

«Что за чушь, — изумился Гванук. — Идет бой. Какие тут могут быть поединки? И какой настоящий командир бросит руководство боем ради поединка…».

Увы, он плохо знал Звезду. Тигромедведь, конечно, слушал наставления генерала Ли, но внутри него всегда сидел зверь, жаждущий боя и славы.

— Всем стоять! — прогрохотало издалека.

Головорезы замерли и отступили на несколько шагов.

Угиль шел. Действительно, странно, что он шагал к Кикучи откуда-то издалека. Несмотря на свои полковничьи регалии, Чу Угиль всегда дрался в первых рядах. Рослые гренадеры расступились, и в тот же миг Гвануку всё стало ясно: Звезда шел, прихрамывая, левая рука его была плотно примотана к туловищу, а по щеке со шрамом будто теркой прошлись.

— Нельзя! — завопил адъютант О, забыв о плане оставаться незаметным. — Он же ранен! Какой тут может быть поединок⁈

Он кинулся к другу, но самураи его перехватили и отбросили назад.

— Молчи, О! — рыкнул Угиль. — Я этого мелкого предателя одной рукой уработаю… Даже, если он с коня не слезет.

Это Звезда ловко ввернул. Кикучи все-таки устыдился и спешился. Взял свой тяжелый тати в обе руки и плавными шагами двинулся к тигромедведю. Тот держал свой хвандо опущенным. Однако, когда холодная сталь змеиным броском метнулась к горлу Звезды, рука его резко взметнулась, и широкий клинок парировал удар. Даже одной лапы полковника Головорезов хватило, чтобы остановить тати врага. Но с трудом.

Кикучи отошел, но тут подшагнул вперед и разразился серией сильных ударов. Угиль успевал везде. Но все-таки, под напором ниппонца шагнул назад, скривившись от боли. Почуяв слабость, Мочимото усилил напор. О, он был хорош! Видно, что княжеского сына бою на мечах учили настоящие мастера.

«Держись, Угиль! — мысленно молился Гванук. — Арита ведь научил тебя всем ниппонским уловкам!».

И уловки не срабатывали. Тигромедведь, действительно, научился у своего друга-соперника читать бой. Нигде Кикучи не смог застать чосонского полковника врасплох. Но полковник-предатель не сбавлял свой напор. Осознав, что раны сильно донимают Звезду, предатель бил снова и снова, стараясь не столько поразить соперника, сколько утомить, заставить двигаться. Он бил и бил в хвандо, надеясь отсушить единственную рабочую руку Угиля.

Последний ушел в глухую оборону. Конечно, Чу Угиль мог надеяться на то, что от такой долгой и яростной атаки Кикучи утомится, но все видели, что Звезда устает сильнее. «Только обороняющийся проиграет; рано или поздно, но проиграет» — это простую истину боя Гванук знал отлично. И вот уже тати первый раз лязгнул по доспеху тигромедведя. Вот он обрушился на его латное плечо. Угиль поднял руку с хвандо повыше, защищая самое важное — голову. Он тяжело дышал, его движения стали медленнее… Тут-то Кикучи резко перевел клинок вниз и глубоко всадил его в открывшееся бедро. То самое проклятое бедро Звезды!

Чу Угиль зарычал от страшной боли. Кровь стремительно заливала его штанину. Неловко отмахнувшись, тигромедведь потерял равновесие и мешком завалился на спину. Хвандо выскользнул из ослабевших пальцев.

Кикучи облегченно выдохнул.

— Ну, вот и всё.

Он шагну вперед, картинно крутанул клинком, беря тати обратным хватом, чтобы воткнуть меч в открытое горло поверженного врага.

— Нет.

И из груди Мочитомо Кикучи вылезло окровавленное острие легкой катаны.

Забытый всеми О Гванук с подобранным вражеским мечом тихо рванул к двум сражающимся полковникам, нарушая святое пространство поединка — и всадил катану в спину врага. Кикучи еще только начал заваливаться, а адъютант уже вынул меч, встал над тяжело дышащим Угилем, выставил оружие перед собой и заорал в исступлении:

— Убейте их всех! Никаких поединков! Просто валите!

Головорезы волной нахлынули на несколько уцелевших десятков самураев и в короткий срок перебили их всех.

«К демонам благородство, — Гванук холодно смотрел на избиение. — Они все должны сдохнуть».

…Колонна из пары сотен гренадеров, спеша изо всех сил, шла к Хакате, вдоль развешанных мертвых самураев. Шли молча. Не особо хотелось говорить, когда рядом, на самодельных носилках умирал их легендарный полковник. Рану Чу Угиля плотно замотали, но кровотечение остановить не удавалось. Опытные воины понимали, что будет, если на ноге перебить важную вену. У Звезды кровь отлила от лица, он потерял сознание, но еще дышал.

Быстрее! Быстрее! Может, лекари еще успеют залатать рану — и полковника удастся спасти.

Гванук шел рядом с носилками. Конечно, очень хотелось схватить какого-нибудь коня, коих после боя немало бродило по округе, и во всю прыть нестись к генералу! Предупредить! Но он не мог оставить Звезду в таком состоянии. Это было выше его сил. Тем более, что пара Головорезов это сделали вместо него и мчались сейчас в город, чтобы сообщить о новой стычке. И спасенном адъютанте.

Именно поэтому встреча Гванука с Ли Чжонму состоялась раньше, чем ожидал первый. Целая кавалькада всадников заполонила дорогу, и впереди бодрой рысью скакал главнокомандующий. Не доезжая до Головорезов, он довольно бодро спешился. Подошел к Гвануку, тяжко вздохнул — и вдруг крепко обнял юношу.

— Слава богу! — прошептал он на тайном языке, так что слышал только Гванук.

После повернулся к носилкам.

— Лекари! Быстрее! — махнул он нескольким городским целителям, которых привез с собой.

Головорезы тихонько опустили носилки с Угилем на землю — и лекари занялись свежей раной.

— Пойдем, — Ли Чжонму повлек юношу за собой. — Мы тут уже ничем не сможем помочь. Разве что помолимся в пути.