— Кажется, ты чувствуешь это, квадратный самурай, — улыбнулся генерал, глядя на письмо с французской тайнописью.

Никаких пушек и ружей он не послал. Велел идти и побеждать. Воевать с умом — тогда не придется терять много воинов. И через десять дней получил новое послание.

«Сиятельный, мы решили отойти от вражеского лагеря. Заняли перевал в горах и крепкий замок на нем. Наша конница бдительно следит за врагом. Но остальные сюго не хотят идти в бой без твоей поддержки. Я опасаюсь, что они не подчинятся моему приказу. И тогда неминуемо второе поражение. А этого моя честь не перенесет».

Разорванная бумага в сердцах полетела в огонь.

«Придется ехать самому».

«Новая любовь… Пробивается робко…»

Гванук не жил, а летал. Вся война, вся кровь скрылись для него в тумане, он не видел их. К чести сказать, настоящей войны на севере почти не было, а крови (по мнению того же Ариты) проливалось постыдно мало. Но Гванук не видел и того, что имелось. Изо дня в день он просыпался и отходил ко сну, повторяя пятистрочье, будто, молитву. ЕЁ пятистрочье.

Она любит его! Она сама это сказала, почти не скрывая! В пяти коротких строках Айдзомэ сумела поведать ему о своей несчастной судьбе, о браке, лишившем ее и свободы и возможности любить. Но он — именно он — смог пробудить в ней это великое чувство.

«Пробиваются робко разноцветные крылья…».

Это было еще приятнее, чем осознать, что принцесса любит его. Он дарит ей крылья, он помог снова увидеть жизнь яркой и разноцветной.

«А я ведь только об этом и мечтаю, — закрыв глаза, думал О. — Сделать ее счастливой».

На этот раз Гванук просился в поход сам. Ведь Она, его принцесса, тоже оправлялась на войну вместе с мужем. У огромной армии и обоз был огромный. А значит, будет возможность видеть ее. Может быть, перекинуться иной раз парой слов.

Генерал Ли, конечно, не отказал своему адъютанту, тем более, что у того имелся богатый опыт выстраивания отношений между сюго и полками Южной армии… Ох, не те отношения выстраивал на этот раз Гванук! Ему, конечно, из раза в раз стыдно было смотреть в глаза младшего Кикучи. Ведь он посмел любить жену человека, который спас его в бою! Звучало, действительно, некрасиво, а сам Мочитомо оставался невероятно слеп ко всему, что происходило за его спиной. Но каждый раз, едва Гванук встречался со своей принцессой… Едва ловил ее обещающий взгляд, вдыхал запах волос — то напрочь забывал о стыде.

«Ради такого… Ради ее полуночной улыбки — я и душу продам!» — так говорил юноша себе, не признаваясь, конечно, что делает это и для себя…

Неуверенность и малодушие Мацууры, который не решился на битву и увел всё войско с побережья, пришлись Гвануку по душе. Потому что… потому что, с одной стороны, адъютант стал больше бояться смерти. Нет, не смерти самой по себе, но… но ведь она разлучит его с принцессой!

А самое главное, войско сюго встало у большого старого замка на перевале. Айдзомэ поселилась в покоях одного из дворцов, а большая часть войск оставалась снаружи. Мочитомо теперь совсем мало времени уделял своей жене, ведь ему приходилось оставаться со своим полком. А влюбленные…

Как много нашлось в старом замке укромных неприметных уголков! Гванук называл их не иначе как «местами счастья». Сколько всего он нашептал девушке в этих закутках… Сколько преступлений совершил.

И не раскаивался ни в чём!

Огромное войско отдыхало вокруг замка уже который день. Где-то на севере так же бездействовала бессчетная толпа вооруженных северян. Похоже, что за проливом точно так же ничего не делал и сёгун.

Какое счастливое время для любви!

Сегодня Гванук снова договорился о встрече с Айдзомэ. С утра он выбрался в горы, нарвал свежих цветов, тайно протащил их в замок — чтобы порадовать свою любимую. Здание, в котором он жил, крышами почти вплотную сходилось с крышей дворца, где поселилась его принцесса. Только та была заметно выше, требовалось ухватиться за край и забраться на лакированную черепицу. Зато там Гванук заранее нашел удобное место, где разобрал часть крыши, и теперь легко мог проникать под нее. Над вторым этажом дворца скрывалось целое пустое помещение! Да, пыльное и грязное, но зато здесь никого не было… разве что, кроме трусливых крыс.

Здесь он и его принцесса могли быть самими собой.

Обычно, юноша приходил задолго до урочного часа. Чтобы ждать, любимую, мечтать обнять ее. Томиться! Ему нравилась эта волнительная боль ожидания. А сегодня, как назло, опаздывал. И боль от мысли, что сейчас Айдзомэ его ждет — оказалась на редкость неприятной. Гванук суетливо разбирал черепицы в старом месте, поспешно запрыгнул внутрь, даже не заложив за собой дыру — лишь бы его принцесса не грустила долго…

Только вот ее не было.

«Все-таки успел раньше!» — с облегчением улыбнулся О и принялся радостно ждать.

Айдзомэ не появлялась. Гванук принялся бесцельно бродить по захламленному чердаку, стараясь не скрипеть досками. Не случилось ли с ней чего? Или они все-таки разминулись. Или…

— А это еще что?

В дальнем углу обнаружилась маленькая дверца. Адъютант ее раньше не видел, наверное, была завалена всяким хламом. А сегодня — вот она. На виду. Весь разом напрягшись, Гванук приблизился к ней и подвинул. Низенькая — в половину его роста! — дверь не поехала в сторону. Но чуть покосилась. Тогда он потянул за край — и она открылась, поворачиваясь на ременных петлях. Внутри царил почти полный мрак, но за порогом юноша заметил несколько ступенек, уходящих вниз.

Какой-то тайный путь? Гванук резко побледнел: а если за их тайными встречами кто-то наблюдал? А если не только наблюдал…

— Айдзомэ? — севшим голосом прошептал он. Хотел позвать, но испугался. Вдруг неизвестные схватили ее?

«Мы же во вражеском замке! — с ужасом осознал он. — Тут полно тайных мест, в которых могут скрываться враги!».

Выхватив кинжал, он кинулся внутрь. Почти сразу оступился в непроглядной темноте и загрохотал по ступеням. Кинжал вылетел, укатился куда-то с глухим звоном. Юноша торопливо поднялся и, уже тщательно ощупывая рукой стенку, а ногами — новые ступеньки — осторожно двинулся на помощь похищенной принцессе.

Лестница вскоре перешла в коридор. Низкий, тесный, он был проложен прямо в стене! Настоящий тайный ход. Поворот — и тьма резко наполнилась светом. Через несколько вдохов Гванук понял, что преувеличил освещенность. Тоненькие лучи света пробивались сквозь щели в заколоченных досками окошках. Глянув в эти щели, адъютант увидел далеко внизу знакомую улочку замка.

«Это я к Тигровому дворцу иду!» — догадался он.

Эту галерею ему и раньше доводилось видеть. Снаружи. Тогда Гванук подумал, что она построена для лучников на случай обороны. Только вот во время захвата замка с нее никто стрельбу не вел.

Удвоив осторожность, О пошел дальше. Снова сгустилась тьма — он оказался во дворце. И почти сразу стали слышны голоса. Слишком тихие, слишком глухие — не узнать, не разобрать. Но точно мужские.

«Похитители? Но во дворце⁈».

Тигровый дворец стал резиденцией для всего руководства войска сюго. Кроме полковников и ротавачан Армии Старого Владыки. Офицеры Ли Чжонму обычно жили рядом с войсками.

Гванук замирал после каждого шага, вслушиваясь и пытаясь понять, кто говорил. Наконец, он оказался в длинной комнате, прорезанной узкими вертикальными полосками теплого, красноватого света — в стене стояла решетка. Боясь выдать себя даже звуками дыхания, Гванук приблизился — и увидел внизу зал. А в нем… в нем оказались не похитители, а все сюго!

— … же видно, Хисасе. Ты просто боишься проиграть. Больше всего боишься!

Гванук узнал голос князя Симадзу. И обращался тот к квадратному самураю Мацууре.

— Как ты смеешь! — Мацуура был полон гнева и даже схватился за рукоять тати.

— Успокойся, главнокомандующий! — Симадзу произнес этот титул насмешливо. Значит, прочие сюго тоже явно на его стороне, раз он так смел. — Забудь об этикете. Сейчас мы говорим о гораздо более важных вещах. Ты взял груз, который твоя спина не выдержит и боишься сломать себе хребет. Я не желаю тебя обидеть, Хисасе, и лишь говорю то, что есть. Твой род издревле издревле поставлял крепких даймё, удачливых пиратов. Но не более. Ты же стал сюго, а ныне возглавил всё войско Тиндэя. Конечно, ты боишься проиграть и обрушить всё…