— Настало и наше время, — объявил Ли Чжонму.
Со стен начали осторожно скатывать пушки. Дуболомы и Головорезы помогали Псам, так что до темноты все орудия погрузили на суда Ударной эскадры. Стрелки Дубового полка цепочкой подходили к телегам и складывали на них свои ружья. А потом спокойно шли к кораблям.
Мита Хаата стоял рядом с генералом и старательно подсчитывал оружие.
— Пороха на одну войну тебе хватит, — потер подбородок Ли Чжонму. — Ну, а там и сам наделаешь. Мастеров я многих забрал, но не всех. Мельницы, опять же, стоят. И мастерские. Всё, что нужно — у тебя есть, Мита.
Тот молча кивнул.
Гванук был так впечатлен, что не удержался от вопроса, когда пират-правитель отошел.
— Почему Дуболомы оставили ружья, сиятельный?
Генерал Ли бросил на помощника мрачный взгляд — он всё еще злился на него.
— Такова была наша договоренность с Митой. Он позволяет мне забрать всё, что нужно мне, а я оставляю ему еще 600 ружей.
— 600⁈
— Не переживай! За последние полгода я перевооружил весь Дубовый полк. Теперь у них кремневые ружья. А эти, фитильные… Толстяка Ивату, конечно, удар разбил, он планировал на них озолотиться. Но мне нужнее люди и ресурсы Хакаты. Да и городу поможем. Теперь у Миты почти полторы тысячи стволов — он любой штурм отобьет.
Полуторарукий пират снова отошел от телег с ружьями.
— Генерал, но ты же сделаешь, что обещал?
— Конечно, Мита. Как и договаривались: сначала мы пойдем на юг. У них земля под ногами будет гореть!
…Последними на корабли грузились всадники Ариты. Самураи и ронины прощались со своими конями, некоторые — до слез. Увы, корабли Ударной эскадры могли вместить менее сотни лошадей — и это всё были лошади разведроты Монгола.
Эту ночь вся Армия Старого Владыки провела на кораблях. У ранним утром, едва только небо засерело, и стало видно морские дороги — три десятка кораблей распустили паруса, намочили весла и неспешно вышли из Хакатского залива. Даже уродца с узким корпусом выволокли на большую воду.
Ли Чжонму ушел.
Эпилог
— Крошка-генерал! Крошка-генерал! — вопили Головорезы.
Два десятка рук вздымали над головами неведомо где раздобытый дощатый щит, на котором сидел адъютант О. Бывший адъютант. Юный Гванук не радовался, не улыбался оказанной чести, но глаза его подозрительно сверкали. То, что происходящее творилось на фоне полыхающего замка, придавало происходящему особую инфернальность.
Наполеон вздохнул. Еще одна ненужная победа. Впрочем, как ненужная? Он пообещал помочь лысому пирату, увлекшемуся диктаторскими идеями. Прежде, чем покинуть Ниппон, он решил посетить южные провинции Тиндэя — Сацума и Осуми. Две провинции клана Симадзу.
Посетить и устроить погром. Это лишит сюго-предателей уверенности в будущем. Симадзу просто обязан будет бросить осаду Хакаты и защитить свои владения. Да и остальные князья начнут гадать: чьи земли станут следующей жертвой?
Всё это, вкупе с поддержкой пиратов-вокоу, с розыгрышем карты принца Цунеацу — могло привести к тому, что Хаката отобьется. По крайней мере, Наполеону было приятно так думать.
Но имелась у него и личная причина нанести визит на юг Тиндэя. Гванук объяснил ему, что сердцем заговора предателей был именно глава дома Симадзу. Продался сёгуну сам и остальных соблазнил. Генерал решил, что надо отплатить князю максимально! О, Тиндэй хорошо запомнит «старика Ли Чжонму» и то, как он поступает с предателями.
Ударная эскадра уже через два дня после ухода из Хакаты вошла в залив Кинко, вокруг которого и располагаются обе провинции. Армия Старого Владыки стремительно перемещалась с берега на берег, атаковала сразу в нескольких местах. Владения Симадзу были отнюдь не беззащитные, в замках хватало самураев и вообще вооруженных людей, но они ничего не могли противопоставить ярости тех, кто чувствовал себя преданными. Налетчики, экономя порох, захватывали замки, усадьбы, крупные поселения — и жгли всё без разбора. Грабили мало — все корабли были уже забиты до отказа, поэтому покушались лишь на что-то невероятно ценное, ну и, пожалуй, свежие продукты.
Головорезы в этих десантах снова находились на острие атаки. Конечно, такого безумия, как при обороне Хакаты, больше не случалось. Гванук стал действовать разумнее, он не искал смерти, хотя, авантюрность выходок сохранялось. Да иного этот полк и не мог принять. Все мстили людям Симадзу, но осиротевшие гренадеры мстили вдвойне. И хотели, чтобы их Звезда с Той Стороны смотрел на них и гордился. Вот и сегодня Головорезы забрались на стену замка в таком месте, откуда никто врагов не ждал. А для этого им понадобились всего лишь веревки и крючья. Даже пушки не пришлось использовать.
Вот после этого штурма все четыре роты гренадеров (в которых осталось всего три сотни человек) собрались в круг и провозгласили мальчишку своим полковником. Наполеон и сам не знал, кем заменить Угиля — слишком уж уникальным был он и уникальным был его отряд. Поднять кого-то из ротавачан? Возможно, но никто из них еще не был готов к такой роли…
«Да, ладно! Звезда и сам оказался к ней не очень готов» — грустно усмехнулся генерал.
И вот, Головорезы избавили его от проблемы выбора. Поставили над собой Гванука сами. Совсем еще мальчишку. Сколько ему лет-то? Возможно, семнадцать, хотя, внешне тот на них не выглядит. Маленький старательный тихоня. Впрочем, нет. На дощатом щите восседал совсем другой О Гванук. Настолько другой, что в голову Наполеона приходили разные нелогичные мысли: уж не переселился ли лихой рубака Чу Угиль в тело мальчишки? Недаром и Головорезы это чувствуют.
«А что? — осадил он свой собственный скепсис. — Я же вселился по неведомой воле в тело этого корейского старика. Почему бы еще не случиться чему-то подобному?».
Хотя, конечно, всё это мистическая ерунда. Новый Гванук родился благодаря недавнему плену и жене молодого Кикучи. Проклятая баба взяла неопытного мальчишку в оборот, скрутила, поломала и выбросила, получив то, что хотела.
«А я это проморгал».
Наполеон, действительно, винил себя в том, что не предостерег вовремя своего адъютанта. Конечно, тогда ему и в голову не могло прийти что-то подобное. Генерал не задумывался, что главнокомандующему нужно заниматься и такими вот вопросами. Шутки о влюбленности Гванука в принцессу по армии гуляли, но кто бы воспринял их серьезно? Да еще ТАК серьезно…
Душа парня переломана. Там, в Хакате, он практически искал смерти. Хотя, одновременно, продолжал служить. Ему, Наполеону. Их общему делу.
Кажется, со времени возвращения О уже сделал выбор. И вроде бы, это выбор в пользу жизни. Но что им теперь движет? Чувство долга — это хорошо. Но для целого человека, у которого впереди вся жизнь, одного чувства долга мало. Нужно что-то еще.
«Может быть, боевое братство?».
Возможно. По крайней мере, все эти дни О жил заботами о Головорезах. Их обеспечением и, как ни странно, их славой. Пытался заменить Чу Угиля. Не ради должности, это точно.
А ради чего?
Вообще, Наполеона сильно покоробили сегодняшние «выборы полковника». Не из-за личности, а сами по себе. В его армии такого быть не должно. И повтора подобной практики он впредь не допустит. Но сегодня остановить Головорезов не решился. Во-первых, остатки гренадеров вполне могли пойти и на конфликт. Даже против всей остальной Армии Старого Владыки. Но во-вторых (и в-главных) из-за самого паренька. Гвануку сейчас очень нужно быть при деле. И видеть, что целая толпа суровых воинов в нем нуждается.
«Хотя бы, пока. Что будет дальше — еще посмотрим. Впереди у нас — море неясности. А от Угилева полка остались жалкие крохи. Может быть, расформирую его. Или придам поротно к другим полкам» — Наполеон понимал, что на сегодня это не самые насущные вопросы.
А есть и насущные.
Грабеж владений дома Симадзу слегка отсрочил их. Вся армия — от полковников до рядовых — наслаждалась справедливой местью. Но с нею надо заканчивать. Уже неделю горят местные замки, размер пожарищ и не думает затухать, так что сам сюго Симадзу не может это игнорировать. А стало быть, скоро его войска вернутся домой.