«Кикучи? — моментально покраснел Гванук. — Он… меня спас?».

Рука с мечом, и так безмерно уставшая от рубки, задрожала и едва не выронила оружие. По счастью, кругом было еще немало врагов, чтобы позволить себе страдать от стыда.

«Как-нибудь потом» — приказал себе Гванук, но прямо в глаза полковнику Щеголей не смотрел.

— Выводи и строй людей, полковник Кикучи, — крикнул он мужу своей тайной возлюбленной. — Будем очищать стену от врагов.

Мочитомо зычно прокричал команды на ниппонском. Гванук все-таки решился на важный вопрос:

— Было предательство?

Разгоряченный боем полковник вмиг осунулся.

— Да…

— Много?

— Не знаю. Может быть, сотня. Нападавшие точно знали, к какому участку стены надо выйти, куда лезть. Спелись, гады! И с кем? С подлыми Оучи!

Головорезы и Щеголи не успели подготовиться к атаке — широкой волной на них бросились самураи. Здесь было уже гораздо больше одоспешенных воинов — бой завязался не на шутку. В какой-то момент начало казаться, что придется отходить в башню уже всем…

Но тут в стороне раздался громоподобный ружейный залп!

…С Дуболомами стену зачистили довольно быстро. Отбили еще несколько групп Щеголей, которые не сдавались и продолжали бой. Ситуация в этом полку сложилась печальная: навскидку, без убитых, раненых и предателей, в строю оставалось не более половины от утреннего состава.

Тяжело далась Щегольскому полку их первая битва.

По счастью, сброшенные вниз Оучи на повторную атаку не решились и спешно отходили от стен, преследуемые свинцовыми пулями. Гванук принял решение оставить на стене мушкетеров — для поддержки потрепанного полка. В резерве теперь оставалась только одна рота. Головорезы собрали раненых и понесли их вглубь замка. Добравшись до командного пункта, Гванук выяснил, что после отхода северной группы нападавших, штурм прекратили и все остальные отряды Оучи.

Обе армии отошли на исходные позиции и принялись зализывать раны. Правда, Ли Сунмон своему воинству особого отдыха не дал: разделил оставшихся на ногах воинов на четыре группы и по очереди посылал вниз за стены: добивать раненых врагов и расчищать заваленные рвы. Чтобы на следующий штурм у Оучи прибавилось проблем.

Прошедший бой оказался тяжелым. За день Армия Старого Владыки потеряла более семисот человек. Львиная доля потерь пришлась на полк Щеголей. Но у северян погибшие исчислялись тысячами. Неудивительно, что весь следующий день они носа из лагеря не высовывали.

— Слушай, командир, — тот ротавачана Головорезов, что участвовал в отбивании стены, подошел к Гвануку и небрежно бросил. — А ты не заметил, что наши враги те захваченные пушки до сих пор не убрали?

Так началась операция по возвращению главного достояния Южной армии — ее артиллерии. Головорезы клялись, что легко вытащат пушки, самураи даже не проснутся. Ли Сунмон качал головой и подозревал засаду. Все-таки вражеский генерал показал себя опытным полководцем, способным на разные коварства. Сидели и думали долго, вынашивая самый надежный и безупречный план. Привлекли для него дополнительные силы. Но утереть нос Оучи жаждали все.

Гванук повел Головорезов в ночь лично — это право он не уступит никому. Да и сами гренадеры радовались, когда «крошка-генерал» был вместе с ними. Наверное, считали его чем-то вроде талисмана. Крались тихо и не зря: полковник Ли оказался прав, засада возле пушек была. Но несколько лучших разведчиков Монгола «учуяли» ее первыми. А потом… А потом, когда на тебя падает и взрывается добрая сотня бомб, уже мало желания остается на то, чтобы нападать на кого-то из засады.

Пока почти все Головорезы, выхватив свое оружие, кинулись на уцелевших врагов врукопашную, несколько человек под непосредственным руководством Гванука быстро обвязывали веревками отбитые орудия. Рядом уже стояли всадники Гото Ариты — по десятку на пушку. Каждый десяток попарно был увязан в общую упряжь. «Упакованные» пушки привязывали к основанию упряжи — и всадники бодрой рысью мчались к замку. Дорогу им освещали однополчане с факелами, стоявшие вдоль пути до Дадзайфу. Факелы они тоже запалили по сигналу. Громкому сигналу — взрыву нескольких сотен гранат.

— Отхоооодим! — протяжно закричал Гванук, когда последняя пушка, подскакивая на кочках понеслась «домой».

Из лагеря Оучи уже спешили подкрепления, и требовалось поскорее укрыться за валами и стенами замка. Головорезы были людьми, склонными увлекаться, когда дело доходило до схватки. Адъютанту приходилось лично кидаться в драку, чтобы заставить их выйти из боя.

— Бегом! В замок! — орал он практически в уши разгоряченным бойцам и все-таки смог заставить отступить вовремя практически всех.

Хотя, враги тоже не хотели отпускать дерзких южан просто так. Началась стрельба из луков, малоэффективная в ночи, попытки преследования. В этой ночной вылазке две роты Головорезов потеряли чуть ли не каждого десятого. Но спасение пушек перевешивало горечь потерь.

В Дадзайфу из-за этого царила такая радость, что местных канониров уговорили зарядить четыре «освобожденных» орудия и дать залп в сторону врага.

Просто так!

Наутро со стороны лагеря Оучи не было видно никаких движений.

— Расстроились! — посмеивались бойцы Южной армии.

Только через день гигантское осиное гнездо зашевелилось и выпустило осьминожьи щупальцы во все стороны. Большие отряды начали обходить Дадзайфу со всех сторон и возводить укрепленные посты на равном расстоянии друг от друга.

— В осаду берут, — вздохнул Ли Сунмон.

Все понимали, что за день-два эти крохотные крепостицы будут возведены, потом между ними прокопают рвы — и замок окажется в полной осаде. Даже внезапную вылазку совершить уже не получится. С одной стороны, Гванук знал, что в Дадзайфу собраны весьма приличные запасы пищи, вода тоже есть. Но с другой — в тесном замке сейчас жили четыре тысячи человек и почти тысяча лошадей. Впрочем… если совсем прижмет, то лошади как раз смогут решить проблему голода.

Отбитые пушки с трудом, но добивали до вражеских постов. Так что канониры начали артиллерийскую борьбу со строителями: за три-четыре залпа всей батареи воинов Оучи удавалось разогнать. Но в других местах крепостицы активно строились. Лафетов у Псов не было, так что тяжеленные стволы очень долго перетаскивали к новой позиции, устанавливали, пристреливались — после чего начиналось новое истребление построек. Это замедляло работу врага, он нес какие-то потери, но остановить возведение укреплений полностью четыре пушки не могли.

Ли Сунмон собрал штаб, чтобы решить: для кого осада станет большей проблемой? Для тех, кто остается внутри или окапывается снаружи.

— Поймите следующее, — начал он. — Сегодня-завтра мы еще может что-то предпринять. А после нам придется уже самим лезть на их укрепления и терять много людей. Либо сидеть и тихо подъедать запасы.

— Нельзя нам выступать, — убежденно заявил Ким Ыльхва. — В поле мы намного слабее, чем здесь. У нас уже каждый пятый убит или ранен. И это мы еще за стенами сидим! Нельзя.

— И что ты хочешь? — вскочил Арита. — Сидеть тут, пока не съедим весь рис, а потом всех лошадей? Осада к этому и приведет, и в итоге всё равно придется выходить в поле — слабым и голодным.

— Необязательно, — вырвалось у Гванука.

К нему повернулись. О замешкался, но встал и продолжил:

— Ли Сунмон ведь спросил у нас прямо: кому осада больше вреда нанесет? Мне кажется, Оучи сами себе хуже делают. Они не станут сильнее. Вряд ли, из их провинции смогут прийти сильные подкрепления. А вот к нам могут. Могут одуматься кто-нибудь из сбежавших сюго. Понимаю, мала вероятность, но все-таки. А вот почти наверняка вскоре к нам вернется наш генерал Ли Чжонму. С десятками пушек, сотнями стрелков. Плюс у него моряки… и ополчение Хакаты. Эта сила сможет стать решающей. И я думаю, эта помощь придет быстрее, чем у нас кончатся запасы.

Удивительно, но возражений не было. Только вот и план Гванука также не был воплощен в жизнь.