Итачи догадывался, почему так произошло.
Подойдя к кровати, он присел на табурет. Сидение еще было теплым. Хинату ее матери лишь силой удалось вывести отсюда, убедив, что Хибакари нужен покой и спящая на полу сестра комфорта не добавит.
— Я ненавижу тебя, отец, — после минутного молчания тихо произнес Итачи. — Невозможно передать, насколько я уважаю тебя. Но все равно ненавижу.
Активное додзюцу позволило заметить, как странно меняется до этого едва видимый ток чакры в теле Хибакари. Как становится менее глубоким дыхание. Белые глаза распахнулись и внимательно уставились на Итачи. Он не мог понять, какие эмоции сейчас отражались на лице занимавшей палату пациентки — оно, как и все тело, было покрыто несколькими слоями бинтов. Но белые глаза казались понимающими.
— Значит, я не такой уж плохой отец, — едва разборчиво сорвались с губ Хибакари слова. — Тьфу… Ну сказано же было Малис, чтобы она меня так не закутывала!
Не без труда подняв руку, Орочимару поправил бинты на лице. Итачи увидел совершенно целые губы. Это была Хибакари. Но все это время Хибакари никакой и не было. Парень закрыл глаза, пытаясь привести в порядок чувства и мысли. Осознание того, кто скрывался за маской подруги, почти сестры, повергало в шок и бешенство одновременно.
— Зачем тебе это было нужно, отец? — наконец смог сказать Итачи.
— Этот клон? — уточнил Орочимару. — Сначала я не знал, смогу ли когда-то быть рядом с тобой и вообще назваться твоим отцом. Потом мне показалось, что Хибакари может помочь тебе получить Мангекьё более спокойным способом, чем его получила Юко. И я был прав.
— Ты отвратительный отец, — сокрушенно покачал головой Итачи.
— С какой-то точки зрения так и есть, — легко согласился Орочимару. — Но каждый ли отец может похвастаться таким сыном? Ты можешь ненавидеть меня и даже желать моей смерти. Но ты старший мой сын. Сын Рюджина, пусть об этом не многие знают. Однако тебе перепадет в наследство забота о людях, которые идут за мной. И ты должен быть сильным, должен быть готовым принять это наследство.
— Я отказываюсь, — решительно ответил Итачи.
Слепо пошарив по рукаву своей формы, он с усилием сорвал с нее знаки различия и, секунду помедлив, аккуратно положил их на кровать.
— Я отказываюсь, — повторил Итачи, смело посмотрев в глаза отцу.
— Ну, если таков твой выбор и если ты думаешь, что так твоя жизнь станет проще, то я приму его, — кивнув, ответил Орочимару. — Только этот шаг не поможет тебе сойти с твоего пути. Скорее уж наоборот…
***
Итачи решил покинуть ряды армии Унии. Забавный подростковый протест, так как он решил присоединиться к шиноби Намиказе. Условно вольные ниндзя. Интересный ход. И показательный. Можно ли его считать проявлением характера Индры? Боюсь, что так. Этому нет прямых доказательств, но Итачи одного поколения с Наваки. А сын Джирайи и Цунаде слишком уж странен, чтобы не быть реинкарнацией Асуры. Его глаза, его геном, он ведь скоро может пробудить Мокутон. А у Итачи в его поколении у единственного есть Мангекьё. Шисуи все же постарше будет, но и его пока не стоит исключать из списка возможных реинкарнаций. Однако не стоит забывать о законе подлости…
Вряд ли Итачи удастся сбежать от своей судьбы.
Я перебирал пальцами ветер, он ластился, льнул ко мне, словно соскучившийся преданный зверь. Обычно так льнут ко мне дикие животные, когда я в теле Омушимару. Свет солнца ласкал кожу, матово переливаясь в гранях кристаллизованного гуанина, которыми полны покровы моего оригинального тела. Краски живого мира насытились недоступной обычному человеческому глазу палитрой цветов. Сколько бы ни было в клонах разных додзюцу, но они не давали мне той картины, которую позволяли видеть родные глаза оригинального тела после его перерождения. Пять разных видов пигментов в глазах расширяли видимый спектр инфракрасным и ультрафиолетовым излучением. Более десятка лет прошло. Я уже отвык от того, насколько глубоко можно ощущать окружающий мир всеми сенсорными системами моего оригинального тела.
Сжав пальцы в кулак, я поймал радостно затрепетавший ветер и подтолкнул его вперед, дав импульс слабому порыву. Легкое дуновение промчалось над землей, приглаживая сухие травы и сбивая с них осевшую пыль и пепел пожаров. И никакого ниндзюцу и использования чакры. Я бы даже не назвал использованный мной только что прием тайдзюцу. Хотя что-то общее есть между этим порывом ветра и Бьякко. Однако раньше мне подобное совершить не удавалось. За годы, проведенные в том мире, мое тело претерпело ряд преображений.
Ранее я усиливал свою чакру, черпая физическую и природную энергию посредством запечатанного во мне Хакуджа Сеннина. Его тело продолжало функционировать, питаемое мной, и придавало моей чакре ряд уникальных свойств. Но на той стороне все перевернулось, и уже свое собственное тело мне пришлось питать, фактически постепенно переваривая запечатанную во мне Змею-Мудреца. И это, видимо, сказалось на моих способностях. Природная энергия стала… как будто бы роднее, что ли? Моя физическая энергия словно стала частью природной, их было сложно отличить. Какой странный эффект.
— Ты тут прибраться решил, сенсей? Тогда нужно ветерок посильнее призвать. Смерч, например. Для полноты картины, так сказать, — скептически глянул на меня Кизаши, которому не было совершенно никакого дела до моих внутренних переживаний.
И это, собственно, логично. Нападение Пейна на Коноху было не таким катастрофичным, как могло бы быть, но все имело свою цену. Даже с учетом того, что Шесть Путей в определенный момент были отвлечены от разрушений мной, городские бои остаются городскими боями. А ограниченный высокой стеной Лист как раз сильно напоминал город. Слишком уж плотная застройка за пределами клановых владений. Несмотря на все усилия, пострадавших было много. Кизаши сегодня пришлось оставить командование и лично заняться помощью пострадавшим как полевому ирьенину. Сил это отняло немало, а забот впереди оставалось еще много.
— Просто чувствую себя заново родившимся, — обернувшись к Харуно, ответил я. — Что ты хотел сообщить?
— Вот, — протянул мне ученик небольшой свиток. — Только что доставлен жабой.
— Сообщение от Джирайи, — догадался я, разворачивая послание.
Да, похоже, Джи отправил посыльного в Мьёбокузан, а тот оттуда явился в Коноху через Эншинсуи. Вполне надежный канал связи для и так зашифрованного послания. У меня достаточно хорошая память, чтобы бегло расшифровать строки цифрового кода и прочитать послание. Доклад о ходе миссии, которая выпала на долю Жабьего отшельника. Зная, что Пейн и Конан покинули Аме, глупо было этим не воспользоваться. У меня было много ниндзя, чьих сил не хватало для противодействия могущественным шиноби. Но, в конце концов, не все проблемы можно решить, стирая горы с лица земли. Иногда достаточно просто тихо и без лишнего шума устранить всего лишь несколько людей. Или заменить их с помощью кланов Кедоин и Ринха.
— Отличные новости, — вернув свиток Кизаши, заметил я. — Ну, в Джирайе я не сомневался. Без Пейна для него проникнуть в Амегакуре проблемой не стало. Отрадно, что зачистка элит прошла без лишнего шума. Появления Мадары в Дожде не фиксировали?
— Сообщений не поступало, — отрицательно мотнул головой Кизаши. — Пока тихо. И в других селениях тоже.
— Отлично, — кивнул я.
— Ага. Могло быть хуже, — скривившись, согласился Харуно, — но с Аме не погорячились ли мы? Шанс, конечно, уникальный, но Уния и так сейчас расширилась серьезно на юг. Добавление земель на севере… Ну, это нас точно не усилит. Даже если дальше все пойдет гладко, и никто не заметит, что в Дожде сменилось уже несколько правителей, а Саламандра давно ушел на покой в мир иной. Аме — это не особо сильная деревня. Это какурезато одного шиноби. Саламандра то или Пейн. Нам нужно закрепляться в Стране Пламени. И вводить в структуру единой армии еще и Аме — опасно. Ты сам предупреждал, что возможна большая война. Новые территории со слабой какурезато ослабят общую обороноспособность.