Но на этом я не остановился. Серия печатей — я остановил ладони напротив груди. Меж ними загорелся крохотный белый огонек. Который через мгновение превратился в гигантский сияющий луч. Воздух заревел, когда из пространства начали пропадать тонны вещества. Луч света прорезал огромную брешь в ледяном тумане и превратил в ничто торосы. Кагуя резко выбросила вперед руку, блокируя технику. Сияние Джинтона обтекало ее, словно натыкаясь на невидимую стену. Она не поглощала всю чакру из техники, я же не переставал вливать ее. Несмотря на холод, по лбу прокатилась капелька пота, руки задрожали от напряжения. Луч Стихии Пыли превратился в расширяющийся поток. Снежный ландшафт неумолимо исчезал, превращаясь в ничто. Пока на второй ладони Кагуи не появился шар из черного вещества.

Сознание ослепила картина будущего. За мгновение я успел сменить положение пальцев и влил в чакру Джинтона новый элемент, используя силу Когенрю. Белесое сияние Стихии Пыли превратилось в ослепительный солнечный свет. Сияние моей техники встретилось с черным веществом Гудодама.

И мир вокруг вновь преобразился.

Ледяная пустота осталась позади, мое тело швырнуло вниз невидимой силой. Я с грохотом упал на бескрайнее поле, усыпанное бесчисленными невысокими пирамидками. Выросшая сила тяжести давила на тело и вминала в землю.

Корью!

От меня в радиусе метра по земле пробежала волна, которая заставляла пирамидки взрываться, словно попкорн, но через миг их вновь смяла местная гравитация. Но давление на мое тело пропало. Сила этого тайдзюцу позволяла управлять весом и инерцией собственного тела, а также гравитацией. Это позволило легко шагнуть в сторону от промчавшихся по кривой траектории двух пепельных костяных штырей.

— Я знаю о шести твоих измерениях, — легко прыгая с одной вершины пирамиды на другую, поведал я Кагуе. — Каждое из них имеет свои особенности, которые должны давать тебе преимущества. Но это не сработает против меня. Меня прозвали Прародителем Пяти Стихий. Природа всех твоих измерений обратится против тебя же.

Здесь была другая атмосфера, плотная, как вода. Здесь было тяжело дышать и говорить. И звуки в ней расходились совершенно непривычным образом. Но Кагуя меня поняла. Гравитация собственного измерения поставила ее на колени, волосы тяжелым плащом упали на плечи, складки одежды плотно облегали тело. Женщина раздраженно скривила губы. Пропала самоуверенная ухмылка, пропали слезы — ее эмоции меняются слишком быстро и мечутся из одной крайности в другую. Не думаю, что это нормально, но, кажется, я понимаю, почему Кагуя стала такой.

Когда мне оставалось несколько шагов до нее, под ее ногами появилась черная дыра, в которую Кагуя просто провалилась. Сила притяжения этого мира увлекла Кагую в новый портал стремительно. И его зев закрылся сразу за ней. Прыгать за ней было неблагоразумно. Она рассчитывала оставить меня здесь, пока я не устану сопротивляться гравитации? Наивно.

Чакра обожгла глаза. В них на смену алому сиянию Кецурюгана вспыхнул багрянец Мангекьё Шарингана. Глаза, которые я отдал Шисуи и вернул себе после его смерти, пронзили грани измерений. Тут их было всего шесть. Найти чакру нужного существа с помощью додзюцу Тенадзучи было не так уж и сложно. Кагуя нашлась в пустынном гористом мире. Слои разноцветных пород волнами змеились по земле, создавая странный и красивый пейзаж. Корневое измерение Кагуи.

Чакра обожгла второй глаз, и мир вокруг меня преобразился. Сила додзюцу Ашинадзучи перенесла меня к Кагуе. Можно было просто разорвать пространство с помощью Йомидзи, но это тайдзюцу выматывает сильнее, чем техника глаз. А моя выносливость не бесконечна. Мне и так пришлось изрядно попотеть, развлекая Кагую. Но у меня все еще было преимущество. Техника перемещения по измерениям, Аменоминака, измотала Кагую куда серьезнее меня. И у нее не было сейчас в корневом своем измерении подпитки от жертв Вечного Цукиёми, как не было этих самых жертв.

Я молча остановился перед Кагуей шагах в десяти. Она стояла со все так же гордо выпрямленной спиной, одежда вновь безупречно сидела на ее теле, а волосы мягким водопадом лились по спине. Только лицо опущено, словно она погружена в свои мысли.

— Я... Ненавижу тебя... — услышал я ее.

Кагуя подняла лицо. Вокруг жемчужных глаз вздулись типичные для активного Бьякугана вены, на щеках блестят тонкие дорожки слез. Ринне Шаринган пылает подобно налитой кровью звезде во лбу, его вертикальные веки широко распахнуты. И даже сейчас она была красива.

— Ты... Бросил меня. Оставил одну. Не оставил даже имени. Только пророчество. И детей, ставших чужими! Не твоими... Не моими... Я не могла полюбить их. Я старалась! Я не помнила свою любовь... Что ты сделал со мной?!

Я коротко вздохнул. Что мне ответить на ее вопросы? Даже если я принял навязанное мне прошлое, то я не знаю о нем почти ничего. Но... Как же знакомо все выглядит. Не похоже ли выглядело мое возвращение к Сальме? Да и к Микото тоже. Я и в самом деле нисколько не меняюсь?

— Орочимару. Теперь это мое имя, — тяжело сказал я и после паузы мягко посоветовал: — Отдохни. Твоя сила нестабильна из-за биджу с их собственными желаниями и стремлениями. И из-за второго Джуби. Лучше не рискуй, чакра может выйти из-под контроля, если ты ослабнешь.

— Исшики мертв? — при упоминании второго Джуби Кагуя слегка нахмурилась и вспомнила, кому он принадлежал.

— Он хотел поглотить меня и возродиться в моем теле. Но поставил на нашу битву все и проиграл. Его тело и чакру растерзали демоны.

— Были другие?

— Появлялся Урашики. Он тоже погиб. Но от него я узнал, что скоро могут появиться еще двое: Момошики и Киншики. А за ними могут прийти следующие. Я не знаю сил твоего клана. Или не помню их. И мне нужна твоя помощь, чтобы защитить свой мир. Я предпочел бы поговорить с тобой, а не сражаться.

У нее сейчас нет большого выбора, и она это понимала. Ее чакра нестабильна, и, несмотря на силу двух Джуби, она не так сильна, как могла бы быть, захвати Вечное Цукиёми хотя бы половину планеты. Наоборот, дополнительный сильный источник чакры усложняет ей контроль над силой. Я могу ударить по этой ее слабости и заставить ее личность уснуть, погребенную волей смешанной духовной энергии так же, как смог пробудить ее песней ранее.

Кагуя это понимала. Она смерила меня плохо читаемым взглядом. И слегка кивнула.

21 мая 60 года от начала Эпохи Какурезато

Один кивок, а с души словно камень свалился. Я позволил себе слегка перевести дух. И внезапно поймал себя на мысли, что повисла неловкая тишина. В этом странном измерении даже ветер толком не дул. В небе за желто-зелеными облаками не видно было солнца, но цветные слои скал вокруг были словно аккуратно срезаны и не имели следов вымывания или выветривания. Еще один мертвый мир, похожий на тот, в котором мне пришлось сразиться с Исшики. И таких у Кагуи шесть связанных. Они отсечены от реального мира сильнее, чем Мьёбокузан или Рьючидо, но все еще связаны с ним. Когда-то были его частью и сейчас в каком-то смысле остаются ею. Здесь сложное искривление пространства и времени, так с разбегу я в нем не разберусь. Могу только разбить ее техникой Йомидзи, как пробивал себе путь с Земли на Луну.

— Мы... — неловко нарушил я тишину и замешкался. — Можем обсудить личное потом. Сейчас на это может не хватить времени. Я вижу неблагоприятные варианты, если мы задержимся здесь. Наш мир может пострадать.

Кагуя поджала губы и слегка вскинула голову, продолжая сверлить меня взглядом. И почему именно ее мысли мне не удается прочитать? Моя техника чтения мыслей ведь достаточно неочевидная, чтобы кто-то без достаточного образования мог ей противостоять. К счастью, у меня сейчас иное преимущество перед Кагуей. От него уже болит голова, но третий глаз, Шинган, как его назвала Кагуя, все еще открыт. С помощью Глаза пророка можно выбрать более-менее удачный путь, чтобы решить проблемы миром.