Хвосты псевдо-джинчурики яростно задергались, на них выросли лапы и устремились к Хинате. И она ошиблась. Отступила назад. Когда еще одна лапа из чакры выросла из целого пучка лап монстра и устремилась к Якумо, Хьюга поспешно нырнула вперед, проскальзывая под хаотично мельтешащими хвостами, и почти успела! Но ее опередили.

Наваки упал на спину Кинкаку. Даже веса кого-нибудь из клана Акимичи сейчас не хватило бы, чтобы заставить псевдо-джинчурики хотя бы почесаться. Но окутанное кипящей черной чакрой тело Золотого брата под ногами Сенджу надломилось и впечаталось в землю. Черная кровь брызнула из оскаленной пасти, белые провалы глаз на звериной морде удивленно расширились. Небольшой кристалл в руке Наваки вспыхнул приятным бирюзовым светом, парень со всего маху всадил его в хребет противнику. Вспышка света! Бьякуган позволил рассмотреть сквозь нее, как светящиеся лозы оплели тело псевдо-джинчурики и приникли к пылающим каналам кейракукей. Словно сотни и тысячи мелких корней проросли в тело Кинкаку, жадно поглощая чакру биджу. Она, подобно чистой воде, текла по лозам и наполняла Наваки.

Кинкаку яростно взревел, дергаясь, словно пришпиленное иглой насекомое. Хината опомнилась от удивления и поспешила обрушить на противника град ударов. Убить мертвеца невозможно. И неизвестно, как надолго задержит его техника Наваки. Тот уже стал бледным, как смерть. Сенджу буквально оседлал спину Кинкаку, кипящая чакра биджу бушевала под ним, обжигая не хуже реального огня. Из плеч псевдо-джинчурики выросли новые лапы. Наваки попытался увернуться от них, но, кажется, пропустил удар. Рядом с ним появилась Сёко. Казамацури вогнала кунай в основание гривастой головы и перекатилась к Наваки, буквально телом закрывая его.

Когда Сёко оказалась рядом с Сенджу, почему-то оплетшие Кинкаку сияющие лозы сжались сильнее. Они впились в тело псевдо-джинчурики, ломая руки и сминая плоть. Чакра побежала по ним быстрее и начала вливаться еще и в Казамацури. За считанные секунды черная плоть из крови и кипящей чакры вокруг Кинкаку пропала в технике Наваки. Остался лишь покров из пылающей алой чакры.

Именно в этот момент на затылок Кинкаку опустился обмотанный золотой веревкой локоть Хибакари.

— Извлекай! — донесся до ушей Хинаты тонкий голос сестры.

Искаженное яростью лицо Золотого брата впечаталось во взрытую землю, из которой показался комок мерцающей синим светом чакры.

— Проклинай!

Холодно сверкнул широкий меч, зажатый Хибакари в той же руке, которая была обвита сияющей золотом веревкой. Серебристый металл резанул по тонкой пуповине, соединяющей сгусток чакры с телом Кинкаку.

— Записывай!

Комочек чакры со свистом пропал в узком горлышке тыквы-горлянки, которую Хибакари держала подмышкой свободной рукой.

— Отдыхай!

Хибакари вонзила конец меча в землю и с силой опустила рукоять, отсекая голову Кинкаку. Тело мертвеца задергалось под Наваки и Сёко, словно в агонии. А через мгновение вытянулось в тонкую струйку, пропадая в горлышке тыквы. Хината отметила это лишь краем сознания. Она устало выдохнула и упала на колени, помогая Сёко уложить Наваки на землю. Сейчас ее даже не особо удивило то, откуда сестра знает, как пользоваться инструментами Кингин Кьёдай. Сейчас она боролась с ужасом от того, что видели ее глаза.

Бьякуган с предельной четкостью показывал, как тают и рвутся меридианы Сенджу. Наваки умирал.

20 мая 60 года от начала Эпохи Какурезато

Внезапная вспышка резанула по глазам. Пальцы Джирайи словно сами собой сложились в печать. Чакра теплой волной прокатилась по телу, прыжок, пространство вокруг смазывается — и в тот же миг ноги вновь касаются земли. Техника Телесного Мерцания унесла его в сторону от возможной атаки. Вспышка ослепила на доли секунды, но даже их хватило бы, чтобы умереть. С таким противником и меньшего хватит. Но он не спешил нападать.

Мадара замер, без опаски оглянувшись назад. Это был бы удобный момент, чтобы самому атаковать его. И Джирайя почти им воспользовался, когда заметил то, на что смотрел его противник. За горизонтом в небеса вздымался столб перемешанного с пылью пламени. Отблески света метались в клубящемся прахе, стремительно заполоняющем небеса. И только сейчас земля задрожала под ногами от далекого взрыва. Ударная волна пронеслась едва видимой дымкой где-то над головой, рассеянная обвалившимися горами на севере. По ушам ударил грохот. Но, главное, все тело Отшельника словно перетряхнуло пришедшей в хаос природной энергией.

— Это ведь не Орочимару там что-то взорвал, да? — пробормотал Джирайя.

— Это Бомба Хвостатого, Джи-чан, — обеспокоенно заворчала Шима. — Бомба Десятихвостого.

— Для нее же еще рановато, нет? — рассеянно сказал Джирайя, искоса глянув в сторону. — Как успехи, Цуна?

— Дай еще времени!

— Да я бы с радостью, дорогая, — иронично усмехнулся Джирайя, вновь сконцентрировав внимание на Мадаре. — Как приятно, что ты в меня веришь.

Цунаде сейчас спешно латала Ооноки. Старику неслабо досталось, когда их ставку сравняло с землей взбесившимися корнями. Древесные горы и сейчас высились вокруг, сверкая на солнце ровными срезами, оставшимися после Стихии Пыли. И нашел же время Орочимару, чтобы пропасть. Или Мадара на это и рассчитывал? Не тот ли взрыв на севере заставил Рюсея уйти? Тогда там, должно быть, обстановка похуже будет. Да только Джирайе от этого не легче.

— Мы сражались с тварью посильней, мальчишка, — заерзал на плече отшельника Фукасаку, — но Мадара опасней того Ооцуцуки будет.

— Как человек мог превзойти бога? — возмущенно заворчала Шима. — Без Орочимару нам сложно будет.

Джирайя тихо зашипел на стариков. Мадара отвернулся от заслонившего горизонт взрыва и вновь обратил свой взгляд на них. Учиха сложил руки на груди и с ленивым интересом посмотрел вниз. С высоты срезанного техникой Цучикаге ствола дерева в пару сотню метров в обхвате делать это было легко.

— Похоже, вы ждали, когда вернется Орочимару? — холодно спросил Мадара. — Со времен Хаширамы он первый, с кем мне было бы интересно сразиться. Жаль, что приходится откладывать эту битву. Но для шиноби все же важнее добиться цели. Орочимару и в самом деле готовился к этому дню. Я видел девчонку с сильными глазами. Интересно, что он приготовил еще?

— Слушай, как же скучно ты жил, что не встречал дел интересней сражений? — усмехнулся Джирайя в ответ. — Сходи, потрогай сиськи и успокойся, нет?

В на секунду повисшем молчании было отчетливо слышно, как шипит за спиной Цунаде. Сам Джирайя не обращал на это внимания. Словесный укол был примитивный. Однако в его положении средства выбирать не приходится. Если хоть что-то позволит выбить Мадару из колеи, то Джирайя готов этим воспользоваться. Для шиноби важно добиться цели, тут не поспоришь.

—Ха! Для этого еще будет время, — оскалившись, заявил в ответ Мадара и повернулся в сторону, — но уже не в этом мире.

До ушей Джирайи донесся резкий хлопок и гул, раздавшийся в той стороне, куда смотрел Учиха. Быстро брошенный туда же взгляд заставил на миг волосы на голове Отшельника зашевелиться. И совсем не из-за использованных техник. Несколько больших черных снарядов прорезали небеса на западе. Как и говорил Орочимару. После первой Биджудама последовали другие. И нацелены они были совсем не на шиноби! Тихо охнула Шима, заворчал Фукасаку. Джирайя медленно выдохнул. Он не освоил Шичи Тенкохо в идеале, но базовая дыхательная техника Метода Семи Вдохов Небес позволяла быстрее восстановиться. Если есть шанс выиграть время для Цунаде простой болтовней, то им стоит воспользоваться.

— Это и есть твой другой мир, Мадара? — помрачнев, спросил Джирайя. — Он полон страха и ненависти. Мы не дадим ему появиться.

Джирайя не видел, но знал, что Бомбам не дано будет долететь до своей цели. Они появились раньше, и пока не удалось полностью закрыть небо тем немногим шиноби, кто способен использовать масштабные пространственно-временные техники. Но Орочимару не был бы самим собой, если бы не закрыл важные для страны направления. Джирайя не питал иллюзий насчет своего друга. Он давно знал того, кто назвался Рюсеем. Иногда он был патологически добр, но принимал смерть с чудовищным безразличием. Он мог бы допустить потерю города и всех его жителей, однако он не мог позволить Унии терять производственные и человеческие ресурсы, не мог позволить ослабнуть своему учению.