Куноичи внезапно захотелось побежать вперед, лишь бы быстрее преодолеть преддверие храмов Кумотори. На ее счастье, сопровождающая ее жрица оказалась общительной, и несколько минут подъема наверх удалось занять пустым разговором, который помог отвлечься от давящей атмосферы бескрайней череды торий. Но то, что ждало Гурен в конце подъема, стоило всех преодоленных препятствий.

Кумотори. Солнце резануло глаза, прорвавшись сквозь мерно качающиеся кроны деревьев и сверкнув на золотых декоративных драконах, украшающих крыши храмов. Они не были столь же монументальными и величественными, как в столице Страны Огня. Не были строгими и внушающими трепет, как новое святилище в Конохе. Нет. Самые обычные деревянные постройки, напоминающие храм Нака Учиха или храм Масок. Но они были первыми, были такими гармоничными и умиротворяющими.

Гурен замерла с открытым ртом, вынырнув из коридора торий и дикого леса в ухоженный сад Кумотори.

— Никогда не думала, что смогу здесь побывать...

— Если хочешь, могу потом провести тебя по самым интересным местам, — предложила Юкими. — Там, за главным храмом, мандарины, кстати, поспели. Пока Отохиме-сама не видит, можно парочку урвать.

— В смысле?! — диковато уставилась на мико Гурен.

— Скучная ты, — отвернулась от нее жрица. — Нам вон туда. Пойдем.

Юкими повела Гурен по тропинкам и мостикам Кумотори к отдельно стоящему зданию. Это был открытый со всех сторон павильон, когда они приблизились к нему, до ушей куноичи донеслись редкие и звонкие звуки струн кото. Поднявшись по ступеням на энгаву, Гурен заметила впереди того, за кем явилась в Отогакуре. Итачи сидел на противоположной стороне павильона, изредка слепо дергая струны лежащего рядом с ним инструмента.

Юкими отступила в сторону, пропуская вперед Гурен. Куноичи решительно скинула сандалии и ступила на устланный татами пол. Ноги ступали по соломенному покрытию бесшумно, но Итачи все же дернулся, резко обернувшись. И только сейчас Гурен заметила, что глаза парня закрыты повязкой.

— Привет, — почувствовав на мгновение растерянность, все же смогла сказать куноичи, — Итачи.

— Гурен? — удивленно спросил Учиха, протянув руку в сторону девушки, словно пытаясь нащупать ее или ощутить чакру.

— Это я, — взяв парня за руку, ответила девушка. — Спросить кой-чего хочу.

— Чтобы только спросить, ты смогла забраться аж сюда? — улыбнувшись, спросил Итачи. — Твое упорство сильнее, чем я думал.

— Сейчас в лоб получишь, — предупредила Гурен, усевшись на пол возле Учиха и хмуро глянув на его беззаботное лицо. — Вот же придурок. Мы там, значит, переживаем за него, места не находим, напридумывали всякого, а этот здесь сидит, прохлаждается. Что с глазами натворить успел?

— Лекари устраняли изъяны пробудившегося додзюцу, — уклончиво ответил Итачи, отпустив руку Гурен и склонив голову, словно прислушиваясь к чему-то. — Ты одна?

— Наваки еще был, да его Курама-сан утащила куда-то.

— А Хината и... Хибакари?

— Чего это ты про них вспомнил? — недовольно проворчала Гурен. — У них семейные дела какие-то. Миссия или что-то типа того.

— Понятно. Орочимару вновь использует людей в своих планах.

— Ты что за чушь сейчас сказал? — подозрительно сощурившись, спросила Гурен.

— Он и тебя использует, — кивнув сам себе, продолжил говорить Итачи. — Иначе ты не появилась бы здесь. Наверное, он считает, что ты будешь нужна мне.

— Итачи... — не на шутку забеспокоившись, Гурен приложила ладонь ко лбу Учиха.

Вроде, не горячий. Но парень точно несет какой-то лихорадочный бред. Может, это так его глаза действуют? Говорят, эволюция Шарингана может повредить сознанию.

— Я здоров, Гурен, — отстранившись от руки девушки, ответил Итачи. — Просто... Ты разве сама не видишь, как действует Орочимару? Как он изменяет шиноби, знать, всех людей? Для него нет разницы между человеком и обществом. Для него все — это машина, состоящая из мелких частичек, которые должны работать в общей системе максимально эффективно. Он слишком циничен.

— Рюджин-сама циничен? — сдержанно переспросила Гурен. — Из-за этого ты ушел из Академии и присоединился к Минато. Он не циничен? Старая Коноха была лучше?

— Старая Коноха не была машиной, созданной для войны. Она не идеальна, но в ней я могу добиться своего. Быть самостоятельным. А не винтиком в механизме.

— Ты несешь бред, Итачи, — почти ласково сказала Гурен, с силой потрепав парня по голове, хотя руки чесались сделать чего-нибудь серьезнее. — Что ты, что Наваки — оба придурки, родившиеся с серебряной ложкой во рту.

— Это я-то? — смахнув руку Гурен с головы, уточнил Итачи.

— Ты-то! Твоя мать — ученица Рюджина-сама. Вы оба, ты и Наваки, шиноби Конохи, которые лично видели и знали Рюджина-сама. И выросли зарвавшимися идиотами, — уверенно заявила куноичи. — Механизм так механизм! Если благодаря ему выжила я и сотни и тысячи других людей, то я готова стать его частью! Моя судьба в руках Рюджина-сама! Не называй его циничным только потому, что не понимаешь, чего ради он ведет тебя именно по этому пути.

— У всего должны быть какие-то рамки разумного, Гурен, — мрачно ответил Итачи, болезненно поморщившись и прикрыв повязку на глазах рукой. — Должен быть иной путь.

— Кто-то просто оказался слишком слаб, — обиженно заметила Гурен.

— Именно так, Гурен, — с холодной серьезностью ответил Итачи. — И теперь я планирую стать сильнее.

***

Скептически поджав губы, я раскрыл кулак, развеивая вонючий пепел по ветру. Сгоревший локон волос Отохиме невесомым прахом умчался вдаль, подхваченный резким порывом. Связь с моей аватарой прервалась, но осталась полученная через нее информация. Приобретение Мангекьё — это всегда стресс, серьезная психологическая травма. Сама эволюция часто происходит из-за такой травмы, но, кроме всего прочего, додзюцу же усиливает ее воздействие на психику.

Мои собственные душевные травмы из прошлой жизни и отношений с бывшей женой оставили отпечаток на моей психике, не люблю я тех, кто в душе пытается копаться, психологов и психотерапевтов всяких. Однако жизнь среди шиноби заставляет отбросить свои предрассудки и начать мыслить разумно. Несмотря на психическую подготовку и культурные особенности воинского сословия, посттравматические стрессовые расстройства, ПТСР, среди ниндзя явления частые. И если раньше, в изолированных какурезато, на это как-то не особо обращали внимание, то в Унии умение шиноби пользоваться чакрой было востребовано и в гражданской жизни. Интеграция ветеранов в гражданскую жизнь требовала определенных усилий.

Никому не стало бы лучше, если прекрасный специалист и управленец, вроде Ринха Илмы, в прошлом глава клана Ринха, а сейчас министр сельского хозяйства Унии, страдала от тревожных расстройств, кошмаров и флешбэков. Типичная практика ирьенинов не предполагала лечения душевных расстройств, они и с банальными вирусными и бактериальными инфекциям-то с трудом справлялись, больше концентрируясь на лечении различных ранений. Мозгоправы у шиноби были, но Яманака и их коллеги по искусству скорее не вылечат, а покалечат. Так что в Унии помощь с душевными болезнями легла на плечи духовенства. Впрочем, это и неудивительно — душевно больных, беснующихся и одержимых демонами легко перепутать. Экзорцизмом последних мои мико и кануши занимались с самого зарождения Рюджинкё, часто встречаясь и с теми, у кого проблемы с головой вызваны не подселившимся в тело демонами и духами мертвых.

В общем, Итачи оказался на Кумотори совершенно не случайно. Конечно, трансплантация глаз между Микото и Итачи должна была производиться в максимально безопасных условиях, и обитель Отохиме этим условиям прекрасно соответствовала. Но и помочь справиться с пробуждением Мангекьё моему сыну тоже стоило. Правда, сейчас, выслушав диалог Итачи с Гурен, не уверен я в эффективности его терапии.

— Мы готовы, Дайкаге-сама, — отвлек меня от размышлений Хьюга Хиаши.

Холодный ветер сыпанул в лицо ворохом острых льдинок, когда я обернулся к главе клана белоглазых. Хиаши был хмур, на бровях и ресницах застыли белые хлопья инея. За теплой шапкой и шарфом не видно лица, но в белых глазах видна решительность.