Хватка ослабевает, и я наконец-то могу выгнуться и двигать бёдрами навстречу оргазму. Раскрываюсь насколько могу и еле дышу от ощущений внизу живота. Затылок немеет и меня распирает от желания почувствовать его член внутри себя, но пытка продолжается. Забываюсь, блуждаю в ласковых прикосновениях, перемещаю руку на его голову и путаюсь пальчиками в волосах. Прижимаю к себе, показывая, насколько сильно хочу его ещё и ещё. Заворачиваюсь в мужской мускусный запах, как муха в паутину. Больше не выбраться. Тону. Волна наслаждения накрывает, словно цунами.

— Сладкая девочка, — слышу его хриплый голос и наконец-то чувствую тяжесть мужского тела на себе. Влажные поцелуи с привкусом моей смазки уносят сознание за грань разумного, и я сама пытаюсь дотянуться до члена, чтобы почувствовать, как он наполняет меня. — Хулиганка, — шепчет на ухо, от чего толпа мурашек от шеи уносится вниз, к пяточкам.

— Да, — целую сама, а затем требовательно облизываю его губы. — Хочу тебя…

Это последнее что могу сказать членораздельно и ясно, потому что он входит в меня и начинает двигаться так быстро, с огромной силой, что все слова улетают из моей головы. Остаётся только немое требование не останавливаться.

— Ну, вот, а ты отказывалась, — смотрит с нежностью, снова кончая мне на живот.

— У меня ноги трясутся, — упрекаю. Два оргазма за утро — это перебор.

— Зато утро теперь точно доброе, — ложится рядом со мной.

Привстаю и укладываюсь на Серёжу. Живот к животу.

— И не поспоришь, — трусь об него и усаживаюсь сверху, руками размазывая по нему сперму.

— Хулиганка, — притягивает к себе для поцелуя, но я уворачиваюсь и скатываюсь с кровати.

— Я первая в душ. Одна, — объявляю громко, чтобы потом не говорил, что не расслышал и не ломился ко мне.

После такого и день, надеюсь, будет добрым. Рассматриваю себя в зеркале в ванной. Розовощёкая, с осоловевшими от секса глазами и припухшими губами, кажусь себе слишком красивой. Даже засос под грудью не портит картину. Быстро привожу себя в порядок, заворачиваюсь в большое махровое полотенце и иду на кухню.

— Марсель, — пёс ворчливо встречает меня. Его на всю ночь заперли тут и он, конечно же, из вредности грыз ножку табурета. Усаживаюсь за стол и отпиваю из кружки уже остывший кофе. — Не ворчи, лучше иди сюда, я тебя поглажу, — зову, хлопая по коленке. Марсик укладывает свою тяжёлую голову и тихо поскуливает, словно жалуется на одиночество. — Вечером приедет Милана и вместе погуляем, — обещаю ему.

В ванной шумит вода, в окно светит солнышко. Чем не прекрасное утро? Только работу никто не отменял. Вздох получается с надрывом и отчаянием. Как же не хочется уходить.

— Грустим? — В задумчивости не заметила, как вошёл Сергей.

— Надо домой. Работа, — коротко поясняю.

— А я хотел предложить поваляться и посмотреть ещё фильм, — присаживается рядом и обнимает.

— Знаю я, чем заканчиваются твои фильмы, — целую мужчину в щеку.

— Тебе не понравилось? — Прижимает крепче.

— Понравилось, но работу никто не отменял, — кладу голову ему на плечо.

Так мы и сидим ещё несколько минут. Я глажу Марселя по холке, а меня обнимает Серёжа.

Дом встречает тишиной, но раскисать некогда. Во-первых, мне нужно подготовиться для эфира, а во-вторых, скоро придут девочки и приедет дочь. Только все планы рушит один назойливый сосед, который решил не оставлять меня в покое ни на минуту.

— Можно к тебе в ванну? Обещаю быть паинькой, — быстро целует, когда открываю ему дверь. — Мы с пробежки пришли. Марсу лапы помыл, сам помыться не успел, он вырвал душевую лейку, — поясняет для тех, кто и сообразить не ничего может и просто хлопает ресничками, словно бабочка крыльями. — Так удачно вырвал, что теперь надо новую покупать, — только и могу, что кивать и пропускаю его в квартиру. — Я быстро, отвлекать не буду.

Будто его присутствие само по себе меня не отвлекает. Налетел, как ураган, расцеловал и спрятался от меня в ванной. Руки так сами и тянутся открыть дверь. Замираю. Вот же… Как мало надо ему времени, чтобы завоевать, а теперь ещё и наглеть.

Ухожу на кухню, но не успеваю дойти даже до стола. Снова звонят в дверь. Ничего не соображая, иду открывать. Смотрю в глазок. Мама?

— Я решила приехать, — получаю вместо приветствия.

— И тебе здравствуй, проходи, — по маминому лицу вижу, что разговор будет тяжёлый.

Холодные слова даже через столько лет ранят с безумной силой, но за долгие годы я научилась хоть немного держать лицо. Что стоит просто обнять при встрече? Улыбнуться дочери? Нет. Анфиса Леонтьевна такими глупостями не занимается.

— У тебя пыльно, — показывает мне свои пальцы и отряхивает руки, словно она ими не по зеркалу провела, а в песочнице куличи лепила.

— Проходи на кухню, — отмахиваюсь от претензий и иду готовиться к эфиру. Нужно все расставить на столе и у плиты, чтобы не бегать кругами в поисках нужных ингредиентов. — Чай будешь? — Спрашиваю, когда она усаживается за стол.

Моей маме сорок восемь, но выглядит она младше. Светло-русые густые прямые волосы по плечи, лёгкий макияж и платье-футляр. Сегодня чёрного цвета. Таков её образ на каждый день, только цвет платья меняется. В штанах её можно увидеть на йоге, больше нигде. И я… Непутёвая дочь в шортах, футболке и фартуке со смешными барашками.

Мы с ней совсем не похожи, только цветом глаз, в остальном я — папина копия. Может быть, поэтому она так холодна ко мне. Он ушёл от неё, когда мне было двенадцать. И она до сих пор не хочет слышать ни о нём, ни о том, что я была у него в гостях. К её сожалению, папа развёлся с ней, а не со мной.

— Я не за чаем к тебе пришла, — смотрит на меня, как будто пытается найти что-то. — У тебя в ванной вода не выключена.

— Знаю, — даже объяснять не буду ничего. Возможно, она психанёт раньше, чем Сергей выйдет из душа.

— Хорошо, — кивает на мой ответ, но недовольство разливается в воздухе, словно ядовитый газ. Где это видано, чтобы вот так безответственно относились к дому? — Дима сказал, что у тебя появился мужчина.

— Допустим, — сухо отвечаю и начинаю замешивать тесто, к эфиру как раз «подойдёт».

— Значит ты не отрицаешь? — Смотрит на меня с изумлением.

— Мам, я уже взрослая девочка, сама разберусь. Лучше расскажи, как у тебя дела, — пытаюсь её смягчить. Мне не хочется ругаться.

— Плохо у меня дела. Вырастила вертихвостку неблагодарную на свою голову, — закатываю глаза и сжимаю челюсти. — Димочка тебе всё оставил, дочку на выходные забирает. Не раздражай его. Ему не понравился твой…

— Сергей, — зачем-то называю имя того, о ком идёт речь. — Его зовут Сергей. И он не должен никому нравиться, кроме меня, — мама только фыркает на мои слова. — Он свободный человек, я тоже. Мы нравимся друг другу. На этом всё, — объясняю ей, как маленькой. Ещё вчера бы ни за что так не подумала, но сегодня, особенно, когда мама так яростно реагирует, я проговариваю это вслух, словно подросток, который делает назло и вопреки.

— Ты такая наивная, — снисходительно улыбается. — У тебя две квартиры и это уже повод для беспокойства.

— Хочешь сказать, что без имущества я никому не нужна? — Поднимаю брови от удивления. Это что? Новый виток её любви ко мне? Или Димино влияние?

— Мы с Димочкой думаем, что этот твой… не так просто появился. Ты сама подумай, — таращит на меня глаза, от чего становится смешно, она же действительно верит в эту чушь.

— Мам, — выкладываю тесто из миски и присыпаю мукой, чтобы нормально вымесить его, — у него машина стоит, как эта квартира. Успокойся, пожалуйста. Я не выхожу замуж прямо завтра и не собираюсь дарить квартиры. Всё хорошо, правда. С меня никто ничего не требует. Он нормальный, ну может немного невоспитанный, но нормальный.

— Нет, — вздрагиваю от хлопка по столу. — Ты не понимаешь. Дима заботится о тебе и ребёнке, и ты должна быть ему благодарна.