Пока они что-то ищут в машине, я осторожно осматриваюсь и подхожу к парочке поближе. Почему-то, когда бывшая жена уходила в алкозагул, меня не трогало её общение с другими мужчинами, а тут… Помутнение какое-то! И слышу же, о чём разговаривают, но невероятно бесит, потому что они ничего не слышат, а я и не прячусь, и даже не стараюсь быть тихим. Когда, интересно, они успели подружиться?

— Хороший ты всё-таки, — улыбается Юля и глаза её светятся благодарностью. — Спасибо, — тянется к нему, чтобы обнять, но это уже лишнее.

Мне нужно на ком-то сбросить пар, и я просто выталкиваю парнишку. Роль тафгая не моя и обычно это меня пытаются «выключить из игры», но за столько лет на льду я выучил много приёмчиков для устрашения противника.

— Ты снова без шапки, неугомонная женщина, — встаю перед Юлей, готовый к любому раскладу, краем глаза наблюдая, как соперник теряет равновесие, но удерживается на ногах.

Еле сдерживаюсь, чтобы не удушить её в объятиях. Желание прикоснуться к своей женщине лишает разума. Своей ли? Я же просил, разговаривал и объяснял. Хотел, чтобы у нас не было недопониманий. Довела! Какое тут может быть, к чёртовой матери, предложение?

Юля

— Мам, смоти, как я могу, — Милана с силой ударяет мяч о землю и тот, пролетая мимо песочницы, уносится в кусты.

Дочка бежит за ним следом. Голый шиповник угрожающе щерится своими колючими ветками, но малышке всё нипочём. Она сносит всё на своём пути. Удивительно, что ещё не порвала курточку или штаны.

Вот и зима почти. Конец ноября радует небольшим снежком, который не торопится таять. Моя пятилетняя хулиганка просит лепить снеговика, но тут можно попробовать сделать только грязевика, ну или, на крайний случай. листовика. Маловато ещё снега. Нагребать придётся со всей детской площадки.

— Мам! — Выходит моё рыжее чудо с добычей в руках и шапочкой набекрень.

— Да. Я вижу, моя хорошая, — улыбаюсь малышке. Настроение прекрасное. Погода тоже. Пушистые белые хлопья в свете фонарей падают размеренно тихо и обжигающе горячий стаканчик кофе из ближайшего кафе не только греет душу и руки, но и заставляет жмуриться от удовольствия. — Не расстраивайся, у тебя всё получится, — уверяю ребёнка.

Милана отмахивается от меня. У неё уже получается нормально бить по мячу, но иногда непослушный колобок всё равно убегает. Она не расстраивается, возмущается бывает, но уже не дует губки, а пробует снова. Понимает, что залог успеха — это тренировки.

— Честно-честно у меня уже получилось два аза за сегодня, — уверяет малышка.

— Верю, солнышко, — делаю глоток кофе, раскатывая по языку карамельный вкус. Мы одни на детской площадке, все уже разбежались по домам. Не любят у нас тут вечером гулять. — Пробуй ещё. Я буду внимательно смотреть, — обещаю дочери.

Она радостно кивает и ударяет мяч о землю, и он снова убегает от неё в кусты. Милана оглядывается на меня, а потом бежит за своим кругляшом.

— У нас с тобой осталось ещё минут десять, а лучше уже сейчас домой, иначе опоздаем, — предупреждаю малышку, пока она ищет круглого хулигана.

— Мам, ну ещё азок и всё, — просит, выходя из кустов довольная собой Милаша.

— Марсель! Стоять! — Доносится безумно знакомый голос.

Только не они! Ну сколько можно? Пыхчу от недовольства и зарываюсь носом в воротник куртки, натягивая его так, что видно только глаза. Бубнить это не мешает, но громкость моих возмущений становится значительно меньше.

На площадку врывается чёрно-коричневый ураган, уничтожающий все игрушки, до которых только может дотянуться. Воинственно лает, оповещая всех вокруг чья это территория. Даже не пытаюсь подорваться с лавочки. Я тут место уже, можно сказать, пригрела. Всё равно не успею. Да и дочка сама с ним справится.

— Апот! — командует властно и чётко.

Тут неважно, что Мила не проговаривает нормально слово, важно, что собака её понимает. Малышка бросает доберману мяч. Марс немного прихрамывает, ему бывает больно, и он поджимает лапку, но верный пёс всё равно старается выполнять команды своей любимой маленькой хозяйки.

— Серёж, ну я же просила. Полчаса тишины. Всего полчаса, — сокрушаюсь убитым голосом, смотря на то, как Мила и Марсель играют в мяч.

— Прошёл уже час, — довольный собой мужланище буквально стаскивает меня с нагретого места и прижимает к себе настолько сильно, что объятиями это язык не поворачивается назвать. — Мы уже закончили тренировку, а ты ещё не соскучилась?

— Теперь я понимаю, почему Марсель отвлекался, — выглядываю из своего «укрытия», чтобы посмотреть на Катю.

Это та самая девушка-кинолог, которая отказалась с нами заниматься без хозяина пса. Мы с ней одного роста и комплекции. Она в чёрной лёгкой шапочке, из-под которой торчат русые кудрявые локоны, и в разноцветном горнолыжном костюме, словно в магазине на неё свалилась полка с красками, ну или десяток банок с разными цветами рядом взорвались. Сегодня у них было первое занятие, и мы договорились, пока идёт тренировка, я ловлю тишину в парке. Надо было пораньше домой идти, чтобы никто особо сильно наглый не портил мне отдых.

Площадка для собак совсем рядом с детской и, конечно же, Марсель слышал голос Миланы, и рвался к ней. Мы их тоже слышали, но дочка отказалась идти на другие качели-карусели, потому что «вдруг Масику нужна будет помощь». Меня одновременно забавляет и пугает их привязанность друг к другу. Собаки не вечны и… Лучше не думать об этом.

Особенно жалобно она на меня смотрела, когда кинолог отчитывала Сергея за то, что он всё делает неправильно. Катя очень громко сокрушалась, что Волков ещё не покусанный ходит только потому, что Марс очень добрый, не озлобился после всех событий, которые произошли за его последний год и в основном, играет, а не воспринимает действия, как угрозу.

— Пакузись, — командует маленькая хозяйка, и доберман наворачивает круги, повторяя за девочкой всё, что требуется.

— Так вот, кто его хозяйка, — подходит к сладкой парочке Катя.

— Мы ещё и не так можем, — гордо заявляет Милана.

— Значит, гуляешь с ним, кормишь, а у него хозяйка — не ты, — ворчит мне в макушку Сергей.

— Так бывает, не расстраивайтесь. Он, насколько я вижу, любит вас всех, вы его стая, но главная для него — девочка. Собаки сами выбирают, кому подчиняться и кого любить. Нужно к ним прислушиваться, — Катя даже не смотрит на нас, всё её внимание сосредоточено на общении двух хулиганов. — Всё, что хотела, я увидела. На следующем занятии жду всех, — улыбается, поворачиваясь к нам.

— В смысле? — от шока я даже моргать забываю. Мягко говоря, я совсем не рассчитывала тратить время на Марса.

— В смысле, я буду дрессировать вас, а вы будете учиться общаться с Марселем и понимать его, — поясняет с доброй улыбкой, как для особо больных на голову, девушка.

— Я думал дрессируют всё же собаку, — с сомнением в голосе, уточняет Волков.

— Понимаете, пёс и без вас умеет бегать, сидеть, давать лапу, лежать. Ему не надо этому учиться, а вот вам нужно научиться с ним общаться. Причём всем, особенно девочке, поэтому жду на следующую тренировку всю семью.

Семья? Всего одно слово вводит меня в ступор, и, пока мы идём домой в тишине, я пытаюсь переварить свои чувства. В тот день, можно сказать уже утро, когда забрала Марселя из притона, я смотрела на Серёжу со смесью опасения, облегчения и непонятной тогда тоски. Внутри зудело отчаяние, подталкивая к расставанию. Всего бы этого не произошло, если бы я не пришла к нему и не попробовала подружиться. Не было бы этих проблем.

И не стояла бы я в грязном пальто посреди двора, не понимая, кто я для него. Дурацкий вопрос: «А вы кто?» — прочно поселился в моей голове. Он снова и снова звучал в мыслях мелодичным женским голосом, когда я смотрела на Волкова, которому явно хотелось придушить меня.

— Ты снова без шапки, неугомонная женщина, — столько заботы, усталости и раздражения в одной фразе.