Дёрнувшись, разворачиваюсь: он замер в десяти шагах от меня, смотрит пристально.

Сглотнув, вспоминаю наставления Жора и гордо вскидываю голову:

— Почему это? Я твоя жена и имею право ходить в любую часть дома.

— Там может быть небезопасно. Но если обещаешь ничего не трогать, можешь посмотреть.

Как-то не хочется проверять. Внутри всё холодком обдаёт от страха, от чудовищной невозмутимости светлого властелина. Я же ведьма. В его доме командую. Веду себя нагло. А он смотрит, словно ему просто любопытно.

— Значит, так, — упираю руки в боки. — Мне здесь не нравится: неуютно, плохо. И никакой брачной ночи не будет, пока этот склеп не превратиться в нормальный дом.

Светлый властелин продолжает смотреть своими жуткими с голубым на чёрном глазами, не моргая. Моргает. Продолжает смотреть.

Он хоть как-нибудь отреагирует?! А то мне что-то не по себе…

— Что ты подразумеваешь под нормальным домом? — наконец изволит отозваться их светлость. — Здесь есть стены, полы, потолки, окна и вся необходимая мебель. И нет гробов для захоронения. Почему ты считаешь наш дом ненормальным?

— А разве это нормально? — вскидываю руки. — Всё белое, глазу не за что зацепиться.

Светлый властелин задумчиво оглядывается по сторонам:

— Там, откуда я родом, все дома такие. Отсутствие посторонних предметов и цветов помогает держать разум в чистоте.

Светлые все такие, что ли?

Вопрос так и свербит на языке. Сколько ни пытаюсь сдержаться, не могу его не задать:

— Светлый властелин, а у тебя дома все светлые властелины такие, как ты?

— Я твой муж…

Лучше бы не напоминал, итак этого ужаса забыть не могу.

— …тебе следует называть меня Октавианом. В Метрополии нет светлых властелинов, это ваше местное наименование, я — проконсул. Все будущие проконсулы воспитываются одинаково в группе восьми, которая впоследствии подчиняет провинцию и управляет ею. Восемь консулов Метрополии воспитывались иначе, чем мы. Каждая группа взращивается исходя из своего будущего предназначения. Разница в воспитании и физиологических особенностях порождает разницу в поведении. Поэтому ответ на твой вопрос таков: светлых властелинов у меня на родине нет. Разница между нами существует.

Он произносит это чётко и размеренно, но понимание приходит как-то медленно.

— Вы что, как дети цеховых мастеров сразу воспитываетесь с прицелом на пожизненную работу в родном цехе?

— Суть ты уловила верно.

Только дети цеховых мастеров вырастают нормальными. Среди них бывают странные, но в целом они живенькие такие, эмоциональные… один Рейнал чего стоит: у него и глаза горят, и жизнь в нём кипит, хотя тоже воспитывался как все. А светлый властелин больше напоминает каменную статую.

Спохватываюсь: не о причинах странного поведения властелина думать надо, а на свободу прорываться грязными методами.

— Я ведьма, мне принадлежности нужны: травы, инструменты. Всё то, что дома осталось. Вели запрягать коней, поеду за вещами.

Ничего не меняется в лице светлого властелина.

— Зачем тебе эти вещи?

— Для создания уюта. Мне с ними хорошо. И ещё нужно прикупить шторы, накидки на мебель, ковры нормальные. Посуда у тебя белая?

— Да.

— Посуду тоже надо поменять.

— Я могу перекрасить.

— Что? — несколько теряюсь я.

— Дом и всё его наполнение — пластичная структура, он может приобретать любую форму и расцветку по моему приказу. Думаю, шторы я тоже способен создать.

Кажется, мой временный побег из этого ужасного дома накрывается медным тазом. Нет, я так просто не сдамся! Всегда можно найти, к чему придраться.

— А белое здесь всё потому, что ты так хотел? — грозно интересуюсь я.

На этот раз светлый властелин отводит взгляд, чтобы осмотреть всё вокруг и задумчиво произносит:

— Так принято.

— Это значит, что у тебя нет вкуса. — Застываю, ожидая громов небесных, но властелин лишь смотрит на меня, будто пронизывая лезвием насквозь. — Я не могу доверить тебе покраску и изменение дома. И вообще, если оно всё по твоей команде меняется, то мне будет неуютно: вдруг тебе что-то не понравится, и ты опять поменяешь назад. Так что я привезу нормальные вещи, так будет справедливо.

— Невеста с приданым.

К лицу приливает кровь, и я сердито уверяю:

— Да, с приданым. Только счета в лавках тебе придётся оплатить. Если не хочешь, конечно, чтобы я сюда всё убранство избушки притащила вместе с печкой. Ясно?! — последнее выкрикиваю, потому что на словесный поток в нормальном тоне светлый властелин не злится.

— Хорошо. Кричать не надо. Достаточно попросить. Тебя проводить? Помочь с перевозкой вещей?

У меня дёргается глаз, а под шлейфом платья дёргается Жор. Кажется, его план не работает. Совсем. Или это только пока? Может, когда властелин увидит, во что превратится его дом, одумается?

На его невероятную выдержку даже ответить нечем. Неопределённо качнув головой, бормочу:

— Нет, я сама, только лошадей вели запрячь.

Светлый властелин чуть опускает веки, раздумывая.

— Сейчас будут. Что ещё нужно, чтобы ты здесь чувствовала себя уютно?

По-моему это не я его довела, а он меня. Судорожно вдыхаю, пытаясь собраться с мыслями, но пока ничего дельного не придумывается, и я преувеличенно бодро заявляю:

— Сначала сделаем то, что я запланировала, потом посмотрим. Сейчас трудно сказать, здесь всё слишком… белое.

А в ответ ни грубости, ни обвинений в наглости, ни угроз выгнать — просто изучающий взгляд. Жутко-то как от того, что ничего непонятно! Отступаю, а там мягкое.

— МЬЕУ! — взвывает Жор и, едва поднимаю ногу, выскакивает из-под шлейфа, трясёт толстеньким хвостом. — А! Ты что? Ты за что?!

Поймав взгляд властелина, Жор ныряет за меня.

— Простите, — лопочет жалостливо. — Не обращайте внимания, я тут так, ничего не вижу, ничего не слышу.

— Коляска готова, — светлый властелин сцепляет руки на уровне груди, и широкие рукава смыкаются. — Если будет много вещей, нанимай грузчиков до поворота на нашу территорию. Сюда их не пропустит, пусть сгружают всё там, остальное сделает магия.

Подхватив Жора, прижав эту нервную мохнатость к груди, быстренько направляюсь к выходу. Спустившись на несколько ступеней, разворачиваюсь: светлый властелин стоит на прежнем месте — ну статуя статуей! Он слишком не похож ни на тёмных, ни на людей. Совсем иной, хоть и выглядит человеком. Его выдаёт лишь чернота в глазах вместо нормальных белков. И поведение.

— Зачем ты на мне женился? — Крепче прижимаю Жора.

— Ответ на этот вопрос очевиден, — развернувшись, светлый властелин покидает холл на втором этаже.

А-а-а! Ну как можно быть таким… таким…

Дверь за властелином закрывается ровно в тот момент, когда я выдавливаю:

— Не очевиден.

— Отпусти, удушишь, — шипит Жор.

Продолжая его тискать, сбегаю по лестнице, несусь через холл и распахиваю дверь.

Коляска с белыми конями и кучером в белом ждёт у ступеней. Нахохленный кучер при виде меня сердито выпячивает нижнюю губу и раздувает щёки. Хоть у кого-то ещё в этом доме нормальные человеческие эмоции!

Цокот копыт разносится по полям, злаки колышутся на тёплом ветру, раскатываются волнами. Солнце выжимает из них сладковатый травяной аромат. Чем дальше отъезжаем от башни светлого властелина, тем больше сомневаюсь в плане Жора. Если подумать, ведь что у меня дома или в магазинах Окты можно найти? Пучки трав и плошки? Чёрные шторы и накидки на мебель, ковры пёстрые? Ничего страшнее свиты насекомо-мышино-жабьей быть не может, а даже свита на властелина не подействовала.

Отсадив Жора на сидение напротив, облокачиваюсь на колени и прячу лицо в ладони.

— Марьяна, что такое?

— Нас ничто не спасёт.

— Не надо отчаиваться!

Вскидываю голову:

— Это не тебя ждёт брачная ночь со статуей каменной! — Прищуриваясь, оглядываю наглую мохнатую морду с прижатыми ушами.