«Сравнить идеальное построение общества со звериными стаями», — эта мысль не даёт Октавиану покоя, он в очередной раз отвлекается от проверки налоговых документов.

Облокотившись на стол, потирает лоб. Краем глаза зацепляет изображение в белой сфере: мэр собирается на обед.

Постоянное поддержание следящего заклинания начинает утомлять Октавиана, но он слишком упрям, чтобы отступить без веской причины.

Усилием воли вытряхнув из головы надоедливую мысль, он снова углубляется в бумаги: у него обед позже, чем у мэра, чтобы кто-нибудь из управляющих городом всегда был на месте. Правда, за всё время никто не воспользовался этой возможностью обратиться к Октавиану напрямую.

Он считает. Сбивается. Устало вздыхает и, снова облокотившись на стол, закрывает глаза руками. Сидит так минуту, две… пять… десять.

Октавиан просто не знает, что ему сейчас делать. Его учили выживать в незнакомом мире, учили завоёвывать мир и управлять его частью. Но завоёвывать любовь его не учили. Её просто отрицали в той форме, в которой он испытывает её сейчас.

Вздохнув, Октавиан отнимает руки от лица и устало смотрит на опостылевшего мэра.

Тот бледен и пытается заткнуть ладонью рот Палши. У той съехала набок ведьминская шляпа, волосы растрёпаны, глаза вытаращены от ужаса.

Лёгким движением руки Октавиан присоединяет звук.

— Тихо-тихо-тихо, — шипит мэр и вталкивает её в отдельную кабинку ресторана. Воровато оглянувшись, подхватив с пола упавшую ведьминскую шляпу, заходит внутрь и швыряет шляпу Палше. — Ты с ума сошла?

— Да! — Палша вытирает слёзы. Шляпа соскальзывает с её колен на пол. — С ума сошла, когда тебя послушала. Что, если Марьяна расскажет светлому властелину, что, если он всё узнает?

— Он знает, — шипит мэр. — И ничего не делает. Он просто забрал её дело, считай — закрыл. Ему нет дела до обвинения. Прекрати истерику. И прекрати искать встречи, иначе нас могут заметить вместе, возникнут вопросы, и всё выяснится.

«О да, — думает Октавиан. — У меня сейчас возникло очень много вопросов».

— Но ты же отказывался со мной встретиться, объяснить!

— Да заткнись ты! — Мэр снова выглядывает в коридор, закрывает дверь и, наступив на чёрную ведьминскую шляпу, приближает лицо к лицу Палши. — Слушай меня, ведьма, ты нарушила закон, поэтому тебе надо сидеть тише воды…

— Но это ты меня попросил! — Её лицо вспыхивает. — Даже потребовал. Ты меня нанял, чтобы я оставила на Рейнале след чёрной маг…

Мэр опять зажимает ей рот ладонью.

— Молчи об этом, дура. Исчезни из Окты, даже близко к городу не подходи, иначе я скажу, что ты просто хотела подставить Марьяну. Как думаешь, кому быстрее поверят, тебе, грязной ведьме, которая никогда не питала к ней добрых чувств, или мне, мэру города и безупречному служителю светлых?

Подхватив сферу на ладонь, Октавиан вылетает из кабинета, проносится по второму этажу. Пока он входит в портал, перемещается, Палша под напором мэра сдаётся, обещает вести себя осторожно, молчать, как рыба, и забыть об их уговоре.

«Поздно», — думает об этом её обещании Октавиан, ступая на улицу, где расположен ресторан, в котором мэр напяливает на растрёпанную голову Палши её измятую, грязную шляпу.

С ведьмой Октавиан встречается на лестнице. Схлопывает белую сферу.

Побледневшая Палша, поникнув плечами, разворачивается и направляется обратно к кабинке, где устроившийся на диванчике мэр рассматривает новое меню этого сезона. Увидев Палшу, мэр взвивается:

— Ты что, не поняла, дура?

И тут же бледнеет, падает обратно на диванчик.

— На выход, — спокойно произносит Октавиан.

Но это его спокойствие пугает мэра и ведьму до дрожи.

Мэр и ведьма Палша остаются в рабочей резиденции Октавиана, запертые в столбах света, перепуганные.

Вопреки правилам слушать их Октавиан не стал, он возвращается домой, вынимает из стола папку с делом Марьяны и проходит в её комнату.

Марьяна сидит на окне, грустно наблюдая за домиками с жабами и насекомыми. Вздрогнув, оборачивается. В тёмных глазах мерцают слёзы.

Сердце Октавиана сжимается, он медленно подходит и кладёт на подоконник рядом с её бедром документы дела, из-за которого её лишили лицензии.

Марьяна хмурится и снова отворачивается к окну. Словно её совсем не интересует, что перед ней положили.

«Наверное, видела у меня в столе», — догадывается Октавиан.

Он хочет придать голосу мягкость, спросить ласково, но даже годы в Агеруме не отучили его от ровного безэмоционального говора Метрополии, поэтому вопрос получается сухим и безликим:

— Почему тебя лишили лицензии?

Вздохнув, Марьяна проводит указательным пальцем по стеклу:

— Однажды мэр вызвал меня к себе. Когда пришла, сказал, что я околдовала Рейнала, поэтому он за мной столько времени бегает. Сказал, что есть неоспоримые доказательства моей вины, что на Рейнале следы тёмной магии, и так как я единственная ведьма, с которой он общался, и, учитывая его интерес ко мне, наказания мне не избежать. Но если я пересплю с мэром, он вернёт мне лицензию и сделает так, что ты эти документы никогда не получишь, а значит… наказания не будет.

— Почему ты не обратилась ко мне? Я каждый день в Окте, я напротив мэрии сижу, ты могла просто перейти площадь и всё мне рассказать.

— И кому бы ты поверил? — Марьяна пожимает плечами. — Какой-то ведьме или безупречному мэру?

Это звучит так знакомо Октавиану, он только что слышал почти то же самое.

— Марьяна, светлый закон одинаков для всех, я бы рассматривал дело беспристрастно.

Она поднимает на него недоверчивый, влажный взгляд.

— Я лгу, — признаётся Октавиан и, чуть наклонившись, целует её в макушку, в тёмные волосы произносит: — Я был бы на твоей стороне. Я бы искал тебе оправдание.

Разжав кулак, он забирает с подоконника папку и разворачивается.

И только в телепорте осознаёт, что у второй, ещё сжатой, руки ногтями прорезал ладонь.

В Окте он спускается в зал, где его в лучах удерживающегося света ждут арестованные: ведьма лежит на полу, закрыв голову руками. Плечи дрожат, пальцы сжимают и дёргают лохматые волосы. Мэр стоит на коленях и, обхватив себя руками, покачивается из стороны в сторону, что-то бормочет.

Секретарь с бумагами для ведения протокола заходит за Октавианом и, стараясь лишний раз не шуметь, устраивается за боковой стол. Бросив ему на столешницу папку с делом Марьяны, Октавиан проходит между двумя лучами света к белому креслу с высокой спинкой.

Это кресло напоминает трон. Как выяснили в Метрополии, поначалу всем завоёванным нужна визуальная демонстрация власти привычными атрибутами, как правило, это троны, короны, плащи из меха, перьев или дорогих тканей, оружие. Первые годы вооружённый мечом Октавиан ходил в короне с голубыми камнями, но постепенно людям стало хватать лишь «трона», на котором он принимает посетителей.

Усевшись на кресло, Октавиан с трудом расслабляет на подоконниках руки:

— Кто хочет объясниться первым?

— Я не виноват! — Мэр поднимается с колен. — Это всё родители Рейнала! Они пришли ко мне просить о расследовании. Считали, что Марьяна его приворожила. Очень просили помочь, просто умоляли, в ногах валялись. Я начал расследование. Попросил эту ведьму проверить, есть ли на Рейнале следы тёмной магии, она сказала, что есть.

— Ложь! — подскакивает Палша. Она вся красная, нос распух от слёз. — Ты приказал мне оставить на нём следы тёмной магии! Ты мне приказал!

— Это ложь!

— Я правду говорю! Клянусь! — Палша молитвенно складывает руки, подползает к самой границе круга, и тот начинает её жечь, вынуждая отползти обратно в центр.

— Я не делал ничего противозаконного, — срывающимся голосом уверяет мэр. — Я даже подозревал, что эта ведьма солгала, поэтому не дал делу хода, собирался тщательнее всё проверить.

Подлокотники поскрипывают под пальцами Октавиана, его голос подобен грому: