Она кивнула и побежала назад, к лестнице.

Я будто не в роддоме находился, а к самому дьяволу спустился. За Жасмин.

Дверь была ожидаемо заперта. Все решает один выстрел, после которого замок приходит в негодность. За дверью послышались крики, когда я вошел, увидел двоих в белых халатах. Панина и еще одна.

— Кто вас сюда пустил?! Немедленно покиньте бокс, идут роды!

— Завали, — прорычал тихо, минуя Панину.

Оружие действует волшебным образом — заставляет всех оставаться на своих местах. Наступила гробовая тишина.

Когда я подошел к Жасмин — к бледной Жасмин с влажными волосами и синими губами, то немного поплыл. От огня в груди — болючего, сжигающего.

Ей было плохо.

Если так можно описать состояние умирающей женщины. Моя девочка. Бледная, почти серая. Оставил на несколько часов, а ты здесь без меня умереть решила?

Не выйдет у тебя ни черта.

— Жасмин? — я тяжело сглотнул, смотря на нее такую. Почти неживую.

— Поздравляю, господин Басманов. Вы стали отцом.

Я бросил взгляд на Панину. Она улыбалась, когда перед ней умирала женщина. Я был далеко не ангелом, и делал вещи похуже. Но люди в моих заказах не были безвинными в отличие от Жас.

— Нам удалось сохранить жизнь детей. Они в соседнем боксе, но будьте уверены: их жизни уже ничего не угрожает.

Я повернулся к Жасмин.

Ее лицо было неестественно бледным. Еще дышала, но будто ничего не видела и не слышала. С ней рядом были не врачи — гиены. Мрази, ожидающие, когда прервется жизнь только что родившей женщины. Я видел в их глазах деньги, деньги, деньги.

Я бы даже запихнул им бабки в рот и заставил бы их жрать.

Если бы у Жасмин было лишнее время.

— Какого хрена ты стоишь, док? Спасай ее, — процедил я.

Взгляд Паниной забегал. Я встречал гнилых людей, но гнилых врачей — еще не доводилось. Она поняла, что у нее проблемы — либо делать как я говорю, либо пулю в лоб.

Я кивнул и недвусмысленно вытащил оружие. Два шага, и дуло упирается в ее блондинистую голову. Вторая девчонка вскрикнула от испуга, с ней разберусь позже.

— Ты вернешь ее к жизни. По-хорошему или по-плохому.

— Я спасла ваших детей!

Я недобро прищурился:

— Ты еще не поняла? За нее, — я ткнул в Жасмин пальцем, — я пристрелю здесь каждого. И не сяду ни на один сраный год. Тебе известно, кто я.

— Господин Басманов, у Жасмин случились преждевременные роды двойни. Из-за тяжелых родов у нее открылось кровотечение, потеря составила более одного литра крови. Мы имеем низкое артериальное давление, учащенное сердцебиение, вскоре она может впасть в…

— Мне похер.

Я задышал неладно. Мы теряли время. Я хотел орать и стонать одновременно, раскидываться деньгами, лишь бы вернуть время вспять.

Но их рты достаточно набиты баблом. Больше не влезет. Здесь помогут только угрозы. Где там Игорь с врачом?

— Делай что-нибудь! — я заорал.

Панина примирительно подняла руки. Худая, с трясущимися от страха поджилками, она стала белее мела. Затряслась как перед казнью.

— Спасать поздно. Мне очень жаль, — выдавила сквозь зубы хладнокровно.

— Ни хрена тебе не жаль.

Жасмин умирала на моих глазах. А я не хотел ее отпускать. Я такую не найду больше.

— Конечно, когда встает выбор — спасать женщину или детей, мы обязаны выбрать женщину.

Хладнокровная гиена.

Я хотел нажать на спусковой крючок. Что меня сдерживало — одному Богу известно. Наверное, вера в то, что Жасмин еще можно спасти. Вот, что.

— Но если бы мы бросились ее спасать, то могли бы потерять детей. К счастью, детки живы. Жасмин держалась молодцом до последнего.

Я качнул головой, смещая дуло на ее лицо. Другой рукой мягко обхватил ее шею и процедил:

— Хватит мне втирать. Замолкни и уясни: жизнь женщины первостепенна. Для меня. Если бы встал выбор, я бы выбрал ее.

— Я не собиралась ее убивать…

Врет как дышит.

Паниной больше всего дали за молчание. Оно и видно по пустым, равнодушным глазам. Трясется за свою жизнь, будто в ней есть что-то ценное. Пустышка.

Я сжал челюсти, усиливая захват.

— То, о чем вы по-черному договаривались с Шахом, аннулировано. Пошла. Спасать. Жизнь. Моей жены.

Я толкнул ее к креслу, на котором Жасмин еще дышала.

— Если она умрет, ты уйдешь следом за ней. Твоя медсестричка тоже.

Панина затыкала пальцами в датчик. Нервничала, сучка, и пыталась спасти свою задницу всяким путем.

— Посмотрите на показатели: шансы у вашей жены крайне минимальны. Ее сердце слишком слабо. Оно просто не выдержало такой нагрузки.

— Кто велел тебе спасать детей, а не женщину? — спрашиваю тихо.

— Распоряжение Эмина Шаха. Мы заключили контракт на роды в январе.

Я потер лицо, нервно постукивая пистолетом. Врачом быть не надо: литр крови не за секунду ушел. Она даже не пыталась ее спасти.

— Мне жаль, но девушку уже не спасти. Слишком поздно.

Один выстрел.

Блондинистая голова дернулась, тело упало на пол. Я прищуриваюсь, рассматривая ее орущую напарницу. Эта сучка ввела мне снотворное. Если бы не Игорь, я бы не проснулся. Убили бы Жасмин и глазом не моргнули.

Но пока она дышит, шанс еще есть.

— Давид! Давид, мы здесь!

Машка. Вот молодец, девчонка. Не подвела: за ней следом заходит врач в сопровождении Игоря.

— Здесь небольшой труп, — оповестил его.

— Доку можно доверять, — кивнул Игорь.

Я отступил. Врачом была немолодая женщина, она без разговоров приступила к делу и заслужила этим мое доверие.

— Какая потеря крови?

— Сказали, литр.

Маша застыла у входа, с ужасом посмотрев на Панину. Надеюсь, проблем не возникнет. Я дал ей поручение запереть медсестричку за отдельной дверью… не решил пока, что с ней делать.

— Я могу помочь, я акушером здесь работаю, — Маша встала рядом со мной.

— Ты иди к новорожденным и доложи мне об их состоянии, — сухо отозвалась доктор, — Игорь, ступай за девчонкой и проследи. Я ей не верю. Такое не пускают на самотек, сам понимаешь.

Мы остались наедине. Я напряженно сжал кулаки и не знал, куда себя деть. Датчики пищали, нервируя до жути. Лицо доверенного врача было непроницаемым — она без слов спасала чужую жизнь.

Шло время и клокотало сердце.

Вернулась Маша. Сообщила новости. У меня родились сын и дочь.

Оба стабильны, а я убирал мокрые пряди с бледного лица Жасмин, вытирал кровь с ее искусанных в мучениях губ и не понимал, что мне делать с этой информацией, если ее не станет.

До полного восхода солнца на подмогу приехали еще два врача. Их всех провела Маша, мы закрылись в совмещенном боксе как в бункере. За стенкой доносился детский плач, а здесь — напрягали чертовы датчики.

Пилик, пилик. До костей пробирало.

Я не отходил от Жасмин, но никто из врачей не давал прогнозов — возможно ли привести ее жизненные показатели в норму или все зря. Говорили только, что дети стабильны. Удивлялись, но оказывали всю необходимую помощь. Слава Богу, в этом боксе было все, что нужно для Жасмин и новорожденных. А все, чего не было, приносила Маша.

Я ссутулился и глянул на врачей: молчаливые, бесстрастные лица не выражали ничего. Я схватился за телефон.

— Я звоню Эльдару.

Не хотел этого делать, но не мог я тягаться с Эмином сейчас, когда жизни Жасмин угрожает опасность.

— Да, сынок?

Сонный голос из трубки. Отец. Не родной, но воспитавший.

— Отец, я в Волгограде. И мне нужна помощь.

— Волгоград?! Какой черт тебя туда привел?

— Обсудим потом. Мне надо доставить человека в Москву. Она в тяжелом состоянии.

— Она?

Я мрачно улыбнулся. Эльдар еще о внуках не знал.

Будет сюрприз…

Я стоял у окна, когда солнце поднялось из-за горизонта. Не мог я больше смотреть на нее такую. От бессилия сводило челюсти. Отец без вопросов выслал вертолет… оставалось только ждать.

Утром Игорь помог с медсестрой и Паниной. Не сам — вызвал своих ребят. У него в каждом городе были свои люди, даже в Волгограде. Не человек, а золото.