А он зализал место укуса, втягивая ноздрями запах моей кожи.

Точно зверь.

— Тебя уже можно трахать?

Давид спрашивал, закончились ли месячные.

В глазах Давида — жуткий голод, лучше бы я не смотрела в них…

— Можно.

Я не успела пикнуть: Давид перехватил меня за талию, приподнял над полом и унес из комнаты.

В свою обитель.

Я закрыла глаза, не решаясь смотреть на постель или этот пол, где еще недавно он истекал кровью… а Давиду было все равно, о чем я думала.

Он крутил мною в разные стороны и все никак не мог налюбоваться. Ласкал поясницу, трогал шею, сминал грудь и всюду оставлял свои следы.

Давид будто в отместку за мое проклятое сердце показывал, что мое тело принадлежит ему. Пусть не сердце… зато тело.

— Повернись.

Я послушно легла на живот, дрожа от неизвестности. Я боялась его звериной сущности — Давид лепил из моего тела фигуру, как из пластилина… Это было ненормально.

Его ладони опустились на поясницу и придавили — Давид распластал меня на кровати.

— Прогнись. Вот так… — затылок опалило жаром.

Сегодня он хотел глубже, ярче, острее.

Давид задрал мою голову, а когда его пальцы накрыли мои полуоткрытые губы — я случайно облизала их.

Распаляя зверя.

Накаляя обстановку.

— Жасми-ин… — протягивает свирепо.

Давид дышит открытым ртом.

Ладонью сжимает талию, безжалостно оставляя следы. По коже бегали мурашки — он может делать со мной все, что угодно.

Знакомая луна освещала эту спальню, когда Давид вошел в меня.

Я глухо вскрикнула и отчаянно прикусила его пальцы. Он водил ими по моим губам, а я посасывала их в надежде, что Давид немного успокоится и возьмет меня нежнее.

— Давид, — я тихо простонала.

— Прости, моя кайфовая.

Давид замедлил темп, давая привыкнуть к себе.

Я тихо задрожала, чувствуя во рту солоноватый привкус — это была кровь его пальцев.

Это было началом безумной ночи, кончившейся лишь к утру…

Луна сменилась неярким рассветом.

Давид лежал на спине, по его лбу и вискам катились капельки пота. Я робко свернулась калачиком рядом и даже гладила его грудь в надежде, что он уснет и больше не захочет меня.

Давид испробовал меня в десятках разных поз и будто почти не выдохнулся. Я устало вытерла лоб и щеки — на них налипли влажные волосы, и привстала на постели.

— Куда? — Давид дернулся следом.

— Я хочу в туалет.

— Иди.

Давид отпустил меня в ванную. Я закрылась на щеколду, опустилась на кафель и тихонько заплакала.

Вот, сколько стоит моя свобода от заточения в железной комнате. Я надеялась туда не вернуться — мне кажется, я заслужила это после сегодняшней ночи.

Когда я умылась, Давид постучал в дверь.

— Я выхожу…

Давид взял меня у двери.

Когда-то на этом месте он обещал опоить меня вином, а теперь с легкостью подхватил ногу под коленку, отвел ее в сторону и прижался ко мне бедрами.

Давид навалился на стену и проник в меня. Где нашел, там и овладел…

Я отвернулась, пряча красные глаза, но было уже поздно.

Давид заметил.

— Ты плакала?

Я обняла широкие плечи — они были влажными от пота. Давид всю ночь занимался сексом и ужасно вспотел… мы оба были мокрые.

— Почему ты плакала?

Давид толкнулся во мне и замер. Его сильные пальцы тронули щеки, убрали влажные пряди со лба. Давид понял, что я устала.

— Это последний раз, обещаю, — Давид вздохнул.

Я кивнула и обхватила его за крепкую шею. Давид поцеловал меня в последний раз — на этот раз нежно, щадя мои израненные губы.

А затем отвел мою ногу сильнее и проник в меня глубже, сильнее. Я закричала.

В глазах закружились звезды. Луна, рассвет, ночь и день — все смешалось.

— Давид!

Я кричала, впиваясь ногтями ему под кожу.

А он вдруг стал нежнее.

Нежнее входить.

Нежнее двигаться.

Зверь, наконец, насытился, и я обмякла в его ласковых тисках.

— Боже… — я тихо застонала и откинула голову назад, — пожалуйста, Давид!

Я не знала, о чем молила.

Чтобы отпустил.

Или чтобы продолжал трахать меня у этой стены.

Или чтобы даровал чуточку свободы.

— Ах! — я закричала, срывая связки.

Но ничего не вышло. Ни в эту ночь, ни в последующие.

Каждую ночь, когда Давид укладывал меня в свою постель, я умоляла его позволить мне остаться с ним.

Чтобы он не оставлял меня одну в той комнате.

Но Давид лишь гладил меня по голове, шептал, какая я у него красивая и чувственная, а потом уходил на поиски моего сердца.

Давид искал Доменика, чтобы убить его и присвоить меня себе навсегда. Некоторыми ночами он приходил в ранах и кровоподтеках — это значило, что он вернулся с задания. Давид зарабатывал деньги для нас. Приносил еду, кормил, потом брал меня — в поту и крови, затем он долго отмывал нас в ванной.

Я эти ночи никогда не забуду.

Ночи секса с наемником не искоренить из памяти.

Все дни смешались в моей голове. Я лишь помнила номера таблеток. Десятая, четырнадцатая, двадцатая…

Блистер противозачаточных заканчивался.

Сегодня должна была быть двадцать первая. Последняя.

Но Давид вернулся раньше, заставив меня обо всем позабыть.

В квартире хлопнула дверь — очень сильно. Я сразу же напряглась, из рук выпала не выпитая таблетка. Когда дверь отперли, я вышла и встретила Давида на кухне.

Сигарета тлела в крепких руках, обжигая ему пальцы. Квартира вновь пропахла никотином… новости были плохие. Для меня.

— Я нашел его.

Я ступила ближе и робко села у мужских ног.

Давид нашел Доменика… я скоро смогу его увидеть.

— Хочу, чтобы ты знала, — Давид опустил на меня тяжелый взгляд, — я собираюсь его убить. Завтра.

Мое сердце дрогнуло, обливаясь кровью.

Если Давид убьет Доменика, я навсегда останусь в этом плену. Не будет никого, кто вытащит меня отсюда даже из самых плохих побуждений.

Давид только одного жаждет — обладать мной безраздельно.

И не знает о том, как сильно я его ненавижу… Давид трахает меня каждую ночь, но даже не догадывается, ради какой мести я послушно раздвигаю перед ним ноги.

А когда не станет Доменика, он сразу докопается до моей настоящей биографии.

И завершит дело, которое не закончил пять лет назад. Давид захочет избавиться от меня.

— Ты возьмешь меня с собой? Я хочу убедиться, — я тяжело сглотнула, — что его не станет.

Давид жестоко улыбнулся: он, конечно же, мне не верил.

Завтра предстояла схватка между заклятыми врагами, и мне там делать нечего.

— Иди сюда, Жасмин.

Давид притянул меня к своей груди и сладко поцеловал в губы. Другой рукой он стянул с меня кофту и с силой опустил лиф вниз. Его руки безжалостно разминали грудь.

Давид хотел видеть свой товар.

Хотел знать, за что он мог погибнуть завтра.

И по его мнению — мое тело того стоило.

— Моя Жасмин… — его тембр был страшно низким.

Я тихо застонала, готовясь к соитию с самым жестоким человеком.

Слава Богу, что эта ночь будет недолгой. Давид возьмет меня всего несколько раз, чтобы отдохнуть перед завтрашней встречей с Домеником.

Давид уложил меня в кровать и широко раздвинул ноги, а перед тем, как овладеть мною, с улыбкой победителя сказал:

— Запомни эту ночь, Жасмин. Завтра ты станешь моей.

И я запомню. Я запомню эту двадцать первую ночь.

Только совсем по другой причине…

— Что ты делаешь, красивая?

Я улыбнулась, а Давид открыл глаза, окончательно просыпаясь. Сонный, уставший, но с тем же жестоким взглядом.

Таких мужчин больше не было в мире — которые только проснулись, но уже готовы к схватке.

Наша бессонная ночь сказалась на нем.

— Рисую…

Давид потянулся, и одеяло соскользнуло с его обнаженного тела, приоткрывая все интимные детали.

Я отвернулась, пряча лицо.

И внесла последние штрихи в свою картину.