Это документы из клиники, в которой лечился отец. Сердце забилось немного быстрее… Боже.

Больно так.

— Я выйду через две минуты, — оповестила Виктора.

Я вернулась в номер. В ванной заставила себя умыться и посмотреть в зеркало. Возможно, вчера ночью я и выглядела сексуально, но по мне — сейчас было слишком распущенно. С покусанными от поцелуев губами и растрепанными волосами далеко не уйдешь.

Я намочила волосы, немного пригладила их и наспех почистила зубы. Сердце билось быстрее обычного…

Информация о папе согрела душу и в то же время — сильно ранила.

В комнате я отыскала свою сумку и из маленького кармашка достала перстень, который я так бережно хранила. Он принадлежал Давиду, а я так его и не отдала. Давид считал, что навсегда потерял его.

Я положила его на кровать рядом с рисунком и вышла из номера.

— Я готова.

Виктор пошел со мной, его напарник остался у дверей. Мне так немного спокойнее, чтобы с Давидом кто-то остался. Мы спустились вниз на лифте и оказались в ресторане гостиницы. Время было раннее, и почти все столики были пусты.

— Его зовут Игорь. Хозяин доверяет ему, — сообщил Виктор и подвел меня к столику.

Мое удивление достигло пика, когда рядом с Игорем — примерно ровесником моего мужа, я увидела знакомую девушку.

Это была Маша.

Из роддома, в котором я лежала. Маша — это девчушка с дитем, которая рано лишилась мужа.

— Жасмин! — воскликнула она, — это ты?

— Мы ждали вашего мужа, Жасмин, — недовольно добавил Игорь, но представился и немного улыбнулся.

Хмурый молодой человек. Чем-то схож с Давидом, вероятно — деятельностью. Маша быстро защебетала ему, что мы знакомы, а затем внезапно прильнула к нему.

Как они познакомились?

Впрочем, ладно. Маша — взрослая девушка, она сама должна понимать все риски любви с таким мужчиной, как Игорь.

Я села за столик и выжидательно посмотрела на Игоря:

— Мой муж еще спит. Но документы, которые вы должны были ему отдать, предназначены мне. Литейников Олег — мой отец.

— Информация конфиденциальна, Жасмин.

Маша вступилась за меня:

— Игорь, она не лжет. Ты же знаешь, кто она. Ты сам раздобыл информацию на нее для Давида.

— Маша, ты много говоришь, — отчеканил Игорь.

— Прости.

Я благодарно посмотрела на девушку, когда Игорь все же протянул мне черную папку. Я открыла ее, полностью проигнорировав подошедшего официанта.

Я стала вчитываться в каждую строчку. Папка была увесистая — вероятно, отец долго лечился.

— Боже, — я вздохнула.

У папы действительно был рак. Результаты последнего обследования были датированы февралем. А в марте его не стало.

Смахивая дурацкие слезы, я читала, читала, читала…

Затем захлопнула папку и прижала ее к себе так сильно, как хотела бы обнять отца.

Я встала с места. Не хотелось видеть жалость в их глазах.

— Маша, еще увидимся, — прошелестела я.

Я не лгала. Теперь моя судьба с этой девушкой — неразрывно связана. Наши мужья, как оказалось, общаются тесно.

Бросив взгляд на Игоря, я заметила, как он смотрит куда-то вдаль — за мою спину. В сторону выхода из ресторана.

— В чем дело? — я оглянулась, но не заметила никого подозрительного.

— Показалось, — нахмурился Игорь.

— Я сообщу мужу, что вы отдали мне документы. Еще раз спасибо, Игорь.

Я посмотрела на Виктора и кивнула, мол, можем идти. Виктор все понял без слов, он повел меня обратно к лифту. Коридор был длинным и безлюдным, мне казалось — мы шли вечность.

И все было более-менее хорошо.

Я стирала накатывающие слезы, по пути еще раз прочитывая диагноз, поставленный папе. Опухоль головного мозга. Дата, печати, диагноз. Последний, кстати, неутешительный.

Давид доказал мне, что я не права.

Снова.

Это чертовски больно, но также я благодарна ему. Он делает все для меня.

— Госпожа!

Я обернулась.

В эту секунду раздался выстрел.

Я такие вещи сразу понимала. В памяти отложилось, как стреляет оружие. Навечно.

— Виктор! — закричала я.

Я отшатнулась. Тело охранника передо мной медленно оседало вниз. Еще эти дурацкие слезы так невовремя лишили меня зрения — перед глазами все расплывалось.

Поэтому я не успела осознать.

Поэтому я не успела увидеть.

Но по запаху сразу поняла — за моей спиной был Доменико.

Позже я пойму, что он выжидал нас за углом, ведущим к лифту.

Голову прожгла боль, и в глазах резко задвоилось. Он ударил меня, обездвижил. Я почувствовала, как грубые руки ублюдка схватили меня за волосы и силой затащили в какой-то номер.

Здесь было так тихо, что жуткий голос Доменико остро впечатался в память, кажется, навеки:

— Помнишь, что я обещал тебе, маленькая шлюшка? Придет время, и я с тобой разберусь, — он ухмыльнулся, — время пришло.

Когда боль в затылке немного отпустила, я смогла повернуться, чтобы взглянуть в его лицо. Вместе с пониманием случившегося пришло озарение. И неужели я любила этого подонка?

Затем появилось стойкое желание плюнуть ему в лицо.

Что я успешно и сделала.

— Катись к дьяволу, подонок! — выплюнула я.

Лицо Доменико исказилось в гримасе ярости.

Чтобы какая-то девчонка, его воспитанница, унизила Доменико? Я поплатилась за это моментально.

Доменико поднял меня с пола — за волосы, и резко ударил в живот. Закричав от боли, я вдруг поняла, что его пощечины были ничто по сравнению с этим ударом.

— Да ты, я смотрю, осмелела. Кем ты себя возомнила, шлюха? Думаешь, родила двух недоносков и госпожой стала?

Его голос напоминал змеиный шепот. Омерзительный, внушающий отвращение. Он перешел на крик, крепко удерживая меня за волосы.

А я и звука не могла выдавить.

Хотя хотелось. Отомстить за своих детей — в том числе. Никто не смеет называть их так.

Я открывала и закрывала рот как рыба, выброшенная на берег. И молчала.

Молилась только, что Виктора кто-нибудь увидит. Что позовут на помощь. Что чудом меня найдут.

Но такого не случится. Я видела, как люди Доменико затащили Виктора в другой номер. Наверное, он уже мертв. В любом случае меня ждет та же участь — либо от рук Доменико, либо сердце, наконец, не выдержит.

Я давно не практиковалась в борьбе, один удар враз лишил меня всех сил.

— Иди ты… к черту, — процедила сквозь зубы, когда только смогла.

Моя выдержка дала трещину, когда раздался треск. На мне была футболка Давида — я накинула ее, чтобы выйти в ресторан. Теперь она порвана, Доменико толкнул меня на ковер и принялся стягивать с меня брюки.

Понятно, для чего.

— Ты перепутала слово. Раньше ты говорила мне: «Я тебя люблю».

Я плюнула ему в лицо.

— Придет время, и я тебя трахну. Ты еще будешь молить о пощаде, шлюха.

От удара живот болезненно ныл. Я молилась, чтобы все обошлось. Я не думала, что люди на такое способны. Особенно те, кого я раньше мысленно возводила до идеала.

И правда — дурочка.

Давид был прав. Я полюбила не того. Подонка и мерзавца.

— Я сделаю с тобой то же самое, что дружки Давида сделали с моей женой. Те, кто затеял войну против меня на Сицилии. Во всем виноват только мой ублюдочный братец.

Доменико говорил без умолку — его вдруг прорвало. Гнев и отчаянное желание высказаться были написаны на его сером возбужденном лице, когда он остервенело стягивал с меня брюки.

— А мне кажется, — заметила хрипло, — что ублюдочный из братьев — это ты.

Когда он снял с меня брюки, я упала на правое плечо и свернулась калачиком. Я свернулась в попытке защититься, если он примется наносить удары. Самое главное — защитить живот, чтобы не открылось кровотечение.

На удивление, Доменико не посмел меня больше бить. Он залился хохотом, словно почувствовал свое господство и даже — хотел чем-то поделиться.

Я притаилась, воспользовавшись этим моментом: