Весь оставшийся путь мы проводим в молчании. Я стараюсь не думать о том, что Давида могли посадить. Только избитое лицо и сигареты, которые Давид выкуривает одну за другой, напоминают о произошедшем.

Виктор привозит нас к гостинице. Я понимаю, что эту ночь мы проведем в Волгограде, и мне становится не по себе. По телу расползается дрожь — гостиница, и мы вдвоем. У нас ведь даже брачной ночи после свадьбы не было, а теперь можно. Месяцы прошли. Давид может требовать.

— Пошли.

Муж выходит первым, потом протягивает мне руку. Я хватаюсь за нее, несмотря на засохшую кровь на его костяшках.

Поднявшись на третий этаж, мы оказываемся в номере. Это был аккуратный номер с двумя комнатами. Из панорамного окна открывался красивый вид на Волгоград. Чужой город, холодный. Но в нем родились мои дети. Это что-то да значило.

Я без сил опустилась на кровать и на время даже забыла о том, что Давид рядом, пока не раздался его тягучий голос:

— Мне надо отмыться. Поможешь?

— Помочь? Отмыться?

Я поймала на себе изучающий взгляд. Его торс был обнаженным, я не успела заметить, как он стянул с себя грязную рубашку. Я все еще сидела в несвежей водолазке и брюках.

— Ну да. Ты же моя жена.

Давид оглянулся, будто кого-то искал, а после насмешливо заметил:

— Больше жен не вижу. Так что, поможешь?

Я медленно кивнула.

— Хорошо.

— Отлично. Жду тебя в ванной. Пока разденусь.

Давид подхватил рубашку с пола и оставил дверь в ванную открытой. Зашумела вода. В голове хаотично мелькали картинки, я помнила, что тело у Давида было красивым.

Как и он сам.

Я сжала руки в кулаки, кончики пальцев стало покалывать от волнения. Нужно просто отмыть его. От крови. Отсутствие близости почти в год никак не влияет на жар, что расползается по моему телу.

Интересно, за год разлуки у Давида кто-то был? Он же ездил на Сицилию, там наверняка было много горячих женщин. Как и он сам.

— Прочь. Какая тебе разница, Жасмин? — прошептала одними губами.

Я решительно зашла в ванную, но Давид уже мылся в душевой кабине. Я опоздала?

— Проходи. У меня руки ломит, до спины не дотянусь.

Давид стоит ко мне спиной, он оглядывается и протягивает мне одноразовую мочалку. Я не смотрю на него, только чувствую взгляд.

Мочалка теплая, с гелем для душа. А его спина вся в крови и порезах — судя по всему, Эмину удалось перехватить нож, и он изрядно потрепал Давида. Давиду дорогого стоило взять Эмина почти голыми руками, не прибегая к пистолету.

— Щиплет? — уточняю тихо.

— Не бойся, красивая. Три сильнее, кровь засохла уже.

Я и терла. А в перерывах касалась пальцами его спины. Мне было интересно, насколько его кожа горячая…

Очень горячая.

И напряженная.

Я не заметила, как увлеклась, и мочалка упала на дно душевой кабины.

— Достаточно, Жасмин, — хриплый приказ.

Я вскользь прошлась по его крепким мышцам и послушно опустила руки. Нужно было бежать отсюда — и чем быстрее, тем лучше.

Жаль только, что я поздно это поняла.

— Тогда я закончила.

— А я не закончил, — Давид с шумом вобрал в себя воздух.

Я подняла глаза и встретилась с темным, пылающим взглядом.

Давид

— А я не закончил.

Я смотрю в широко распахнутые глаза Жасмин прямо. Ни черта не скрываю своих намерений.

Мы взрослые люди. Прошло много времени. Мы созрели.

Я хочу ее. И, к сожалению, только ее.

Жасмин смущенно отводит взгляд. Подумаешь, обнажен. Нашла, чего стесняться.

— Иди ко мне, Жас.

Игнорируя мой взгляд, Жасмин делает шаг назад. Пока не убежала совсем далеко, я хватаю ее за талию и под тихий вскрик затаскиваю ее внутрь кабины. К себе. Где влажно и тепло.

Жасмин упирается кулаками в мою грудь. Не сопротивляется, но и не поддается. Только тихо мычит, когда я врываюсь в ее рот и углубляю поцелуй.

Я и забыл, какая она сладкая. Со статусом жены, оказывается, сладость лишь усиливается. Самая лучшая мера. Рецепт доводится до идеала.

Жасмин отворачивается. Вытирает губы ладонью и смело смотрит мне в глаза.

— Знаю, что не могу спрашивать о таком. Но ведь у тебя кто-то был? Так?

Бля.

Она это серьезно?

Отталкиваюсь кулаками от стенки, зажимая Жасмин в углу. Вижу ведь, что убежать хочет. Внутри нее сотня демонов.

— Ты что, ревнуешь?

— Я просто должна знать, нужны ли презервативы.

— Что это еще за херня, Жасмин?

Не девочка, а ракета. Погубит меня раньше времени и глазом не моргнет.

— Впрочем, не беспокойся. У меня они есть, — отвечаю сквозь зубы.

До скрежета внутри все сводит — так она разозлила меня.

Проматерившись, я вышел из ванной. Схватил полотенце, обмотал вокруг бедер и понял, что меня накрывает.

Надо бы уйти. Не психовать. Не проявлять агрессию, чтобы не спугнуть Жасмин.

Но ни хрена не выходит.

— Что в твоей головке помимо ревности? — спрашиваю почти ласково.

Жасмин, промокшая до нитки, стоит и не шевелится. И воду не выключает.

— Ничего.

— Хватит, блядь, мне врать.

Она вздрагивает. Обнимает себя за плечи, заставляет меня подойти и хорошенько встряхнуть ее.

Вскрикивает.

Я выключаю воду и вытаскиваю ее из кабины. Жасмин поднимает ошеломленный взгляд и смотрит на меня как на зверя.

Да, девочка, я зверь. Безумно желающий тебя. Не ссоры, а тебя. Твое тело.

— Я мог бы оставить это и просто трахнуть тебя. Мы скучаем друг по другу. Я тебя хочу. Пора научиться разговаривать, Жасмин. Мы и так много потеряли. Почти сдыхали. Охуеть как много раз.

— Ты даже не сожалел. Не сожалел ни дня.

Жасмин выпаливает разом. И при этом смотрит на меня как в душу заглядывает.

Сука.

— О чем ты?

Я знал ответ.

В нем уйма упрека:

— Я о том, что ты быстро успокоился. Ты не сожалел, что мою семью и меня не удалось спасти. Ты приехал выполнить заказ, но не получилось. Ты обо всем забыл. А летом того же года ты переключился на Диану.

— Я больше не хочу слышать ее имя, — бросаю раздраженно.

— Потому что оно напоминает тебе об ошибке?

Жасмин гордо подняла взгляд.

За секунду до того, как я ударил в стену. Рядом с ее головой.

В ушах зазвенело от дикого напряжения. Хотел сжать челюсти, но тело превратилось в камень. Я мог только крушить и вредить.

Вывела так вывела.

— Да, это было ошибкой. Ошибкой, блядь!

— Ты признаешь это?

Жасмин балансирует. Ходит по лезвию ножа. Выбешивает, выносит. Провоцирует на ожесточенность.

Крышесносная девочка. До седины моих волос. Впустив ее в свою жизнь, я сам себе эту жизнь сократил. На десяток лет точно.

— Я для отца на ней жениться собирался. Из-за власти. У наших отцов состоялся уговор. А потом закрутилось все, и меня посадили. Я и забыл о том, что случилось той весной. Поэтому твое лицо я даже не вспомнил, хотя не так уж сильно ты и изменилась за те пять лет.

Хочу говорить спокойно, но цежу сквозь зубы.

Ей в лицо.

Жасмин уворачивается, сторонится меня. Поняла, что снова вывела меня.

— То есть не сожалел, — смело выносит вердикт.

— Не сожалел! Не сожалел ни дня, но теперь сожалею! Я охуеть как сожалею, Кристина, что просрал пять лет отношений с тобой! Сожалею, что повелся на Диану. Она для меня была трофеем. И все. Сколько еще раз я должен тебе это сказать?!

Жасмин отворачивается.

Впечатывается в стенку, стараясь держаться от меня на расстоянии. Не выходит. Я прижимаю ее всем телом. Перехожу на высокий тон. Внутри бушует ярость — до такой степени, что в груди все дрожит.

С силой стискиваю челюсти.

Сегодня я заставлю поверить ее во все. Сегодня она окончательно станет моей женой.

В груди по-прежнему дрожит. От ярости, да. Но раньше никогда не дрожало.

Ни с кем.

Никогда не старался. Ни для кого. А ей все можно. Ей ничего не будет. Я понимаю это с сожалением — что не смогу сделать ей больно.