А уже перед самым нашим отъездом я снова увидела Карине. Мы тогда играли с детьми в прятки, и я спряталась за амбаром, когда услышала тихие всхлипывания. Я легла на землю и подползла прямо к задней стенке амбара.

— Кто тут плачет? — прошептала тихо и поскреблась пальцами о камень.

В ответ всхлипывания прекратились, и наступила абсолютная тишина.

— Меня зовут Нарине. Я могу вам помочь, — я тихо постучалась, но никто не отвечал, — я могу позвать кого-нибудь из взрослых. Тетю Риту…

Я замолчала, услышав громкий всхлип.

— Уходи, девочка. — голос молодой женщины заставил подскочить от неожиданности.

— Тетя Рита хозяйка этого дома. Она поможет.

— Уходи, девочка. Уходи, — голос сорвался на крик, и я, испугавшись, убежала в дом.

Только через несколько лет я пойму, кто был заперт в том амбаре, и почему с такой болью отозвался на имя хозяйки дома. Несчастную той ночью избили так, что ее тело превратилось в один большой синяк. Об этом по секрету рассказала ее младшая сестра, всего на два года старше меня, и так же не понимавшая того гнева, который вызывало одно только упоминание имени Карине. Она рассказала, что в амбар сестру отвели братья, и каждый счел своим долгом ударить или пнуть пленницу по дороге. Девочка тайком от всех бегала к амбару и таскала старшей сестре сладости, которые та даже не могла есть из-за разбитой челюсти. Отец запретил жене кормить дочь, но та исподтишка подсовывала младшей дочери какую-нибудь еду для старшей, а пока муж с сыном были на работе, привела доктора, который диагностировал множественные переломы и очень тяжелое состояние избитой девушки. Говорили потом, что матери удалось со временем отправить дочку к своей сестре, которая ее и выходила.

А в глазах общества случилось то, что должно было случиться. Постепенно в кругу знакомых той семьи имя этой девушки стало нарицательным. Им предостерегали малолетних дурочек от совершения необдуманных поступков, им высказывали свое презрительное отношение к любой другой оступившейся.

Говорили, отец так и не простил ее до самой смерти, и она смогла вернуться в дом только после его похорон. О замужестве на родине и речи быть не могло, а ее возлюбленный к тому времени обзавелся уже женой и детьми.

Я никогда не думала о Карине столько, сколько в последние недели. Представляла себя на ее месте и понимала, что даже мой отец при всей его любви, и несмотря на то, что клялся всегда только моим именем, не простил бы мне ни Артема, ни ежедневной лжи, ни измен Гранту. Да и разве любой другой бы простил? Я знала, что нет. Я понимала, что поступаю низко по отношению не только к родителям, но и к жениху. Но и не могла поступить по-другому. Стоило только запиликать телефону, как мое сердце учащенно билось и подскакивало в предвкушении. На сообщения Артема стоял особый звук оповещения.

И стоило мне услышать его сейчас, как я дернулась к телефону под недовольные взгляды продавщицы.

"Что делает моя мышка? А, впрочем, это неважно. Я соскучился, Нари. Хочу видеть тебя".

Улыбнулась, проводя большим пальцем по черно-белым буквам текстам, я могла представить себе его лицо, когда он писал это.

— Нара, поторопись, дочь. — в мамином голосе мягкий укор, — Это ее жених. Она только ему так улыбается. — это уже было объяснение для продавщиц.

— Влюбленная молодежь. Что с них взять?

Ох, мамочка, если бы ты знала, ты бы пришла в самый настоящий ужас. Каким бы страшным разочарованием сменилось это выражение умиленного счастья в твоих глазах.

"Твоя мышка сейчас примеряет свадебное платье… А, впрочем, это неважно, так?".

Представила себе, как сжал в руках смартфон, и внутри разлилось чувство сожаления и в то же время эгоистичного удовольствие от осознания того, как он ревнует. Выключила телефон, поворачиваясь к матери и натянуто улыбнувшись очередному платью на вытянутой руки сотрудницы магазина.

Не бывает любви без ревности. Я знала это по себе. Аня как-то спросила о том, доверяю ли я Гранту, верю ли в его верность, ведь у нас с ним не было сексуальных отношений. И я вдруг ясно поняла, что, даже узнав о его измене, скорее ощутила бы досаду. Ведь я понимала, что он взрослый мужчина и что до свадьбы я не могла дать ему всего. Я предпочла бы просто не знать о его неверности в этот период.

И предпочитала не думать о том, сколько женщин было у Артема. Когда бы то ни было. Только от мысли, что он мог просто целовать кого-то так же, как меня, сердце обрывалось и становилось больно. Адски больно.

Когда мы вышли из салона и сели в машину, мама внимательно посмотрела на меня и тихо сказала:

— Вчера вечером мне звонил Грант.

Я напряглась, догадываясь, что она скажет дальше. Грант психовал. Несмотря на то, что находился за тысячи километров от меня, он чувствовал тот холод, который просачивался между нами сквозь телефонные провода. Он звонил мне несколько раз в день, и я каждый раз сбрасывала звонки, ссылаясь в смсках на занятость. Мы разговаривали только по ночам и не более нескольких минут. Я не могла дольше. Не могла пересилить себя и смеяться в ответ на его шутки, беззаботно отвечать на его вопросы. Мне стали неинтересны его дела и новости о ремонте нашего с ним особняка.

Боже, я не могла слышать его признания. Каждый раз мне казалось, будто он не в любви признается, а окунает меня прямо лицом в грязь. И я каждый раз вытирала комья этой грязи ладонями, чувствуя к нему поначалу жалость и чувство вину, а потом и ненависть за это.

Ненависть за собственное малодушие. За то, что больше не могу ответить на его "люблю". За то, что не могу расторгнуть помолвку. Он спрашивал, как проходит подготовка к церемонии, а мне хотелось закричать, что никакой свадьбы не будет, что я люблю другого. Но я не могла. Из-за родителей. Из-за родственников. Из-за Артема. Из-за страха, что он может снова оставить меня.

— Он и мне вчера вечером звонил, мама.

— Я знаю. Он выказал… — она замолчала, подбирая слова, — беспокойство.

— Жаловался, значит?

— А у него, значит, есть причины жаловаться? — Она прищурилась, развернувшись ко мне лицом.

— Нет, мама. — я вздохнула, стараясь успокоиться, чтобы не выдать свою раздражительность, — я просто устаю.

— Ты боишься, дочь? — Мама обхватила пальцами мой подбородок и мягко улыбнулась, — я в свое время вообще падала в обмороки перед свадьбой от волнения.

— Мама, папа тебя похитил, какие обмороки перед свадьбой?

Она притворно вздохнула, закатывая глаза:

— Хорошо, это твоя тетя Алиса теряла сознание по несколько раз на дню от переживаний. И я не хочу, чтобы ты довела себя до подобного.

— Ты же видишь, я себя нормально чувствую. Просто я не знаю… потом… мы с ним будем постоянно вместе. И так далеко от вас. Сейчас я хочу быть больше с вами, понимаешь, мам?

— Понимаю, — она сжала мою ладонь и улыбнулась, — я именно так все и сказала твоему жениху. И ты будь к нему снисходительна. Он так любит тебя. Он совсем скоро приедет.

А вот этого я не хотела. Я даже представить боялась, во что могла вылиться встреча Гранта с Артемом. А еще его появление означало исчезновение Артема из моей жизни. Отец сказал, что после приезда Гранта предложит Артему место маминого водителя, так как нынешний собирался на пенсию. И у меня сердце сжималось от мысли, что Артем откажется. А он откажется. Он слишком гордый. Он говорил, что согласился на эту работу только ради меня. И я ему верила. Господи, он ни разу не признавался мне в любви, но я верила ему так слепо и безоговорочно, что самой становилось страшно. Я верила его ревности.

"— Удали прямо сейчас, Нари.

— Что удалить? — коротким поцелуем в поджатые губы, и его ладонь с силой впивается в мою руку.

— Все фотки с цербером своим. Прямо сейчас. УДАЛИ, — не целует, вгрызается зубами, будто наказывает за упрямство.